Петр Бородкин - Тайны Змеиной горы

• Название: Тайны Змеиной горы
• Автор: Петр Бородкин
• Издательство: Алтайское книжное издательство
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1976

Повесть о жизни и борьбе работных людей рудного Алтая XVIII века, о замечательном русском землепроходце и рудознатце, сильном и мужественном человеке Федоре Лелеснове.

---

— Настя? — переспросил Федор и смешался. При упоминании о Насте выдал нахлынувшие чувства недоумения, скрытых и смутных надежд, тревоги и сдержанной радости.

— Зачем ехать-то?

— А вот послушай…

На Барнаульском заводе Настя и одного дня не осталась без приюта и без дела. Отец Ферапонт с матушкой снова приняли ее с большой радостью: место домашней прислуги оказалось свободным.

Матушка нет-нет да прихварывала. К прочим заботам Насти прибавилась ходьба на рынок за провиантом. Мясники, рыбники, хлебники, зеленщики наперебой зазывали к себе пригожую стряпуху.

— Возьми, милашка, заливного мяска, самого свежего убоя!

— Рыбки, голубушка, утреннего улова! Не рыбка — воск согретый, наскрозь на солнце светится!

— Капустка квашеная в кочанах! Не капуста — яблок райский на вкус!

— Первейший зеленый лучок парниковой посадки!

Настя проходила вроде без внимания, но примечала все до малейшего пустяка…

Среди купцов богатством выделялся Афонька Пуртов и тем гордился немало. Афоньке около сорока. Внешностью видный, в плечах безмерен, ростом высок, грудь могучая — такой грудью воздух в плавильную печь дуть. Красивое, с хитринкой лицо Афоньки всегда в улыбке. Голова в кудрявых, густых, буйных волосах с легкой проседью — картуз держался на затылке, Афонька нраву развеселого и большой выдумщик на проказы. Настойчивее других он зазывал к себе Настю:

— Подходи, солнышко, ить у одного меня всякий товар и харч налицо! Выбирай сколь душе потребно! У разных купцов покупать — только башмаки топтать!

Настя строила на лице лукавую, недоверчивую улыбку. Не говорила, а пела купцу:

— У богатого купца товару залежи, а совесть в кошельке. Не похвалит — не свалит! — И уходила прочь.

Афонька, будто пчелой ужаленный, срывался вслед.

— Ты погоди чернить меня! Самому их превосходительству генералу Беэру все необходимое поставляю! Их превосходительство разумеет не менее твоего!

А Настя подзадоривала распалившегося купца притворной насмешкой:

— Их превосходительство-то, поди, и в глаза не видывал, а хвастаешь.

— Это я-то? Да их превосходительство в купецкую ратушу часто наезжают, я там глава. Со мной речи о купецких делах не без антиресу ведут. Купец хошь на заводе и не робит, а ить от своего достатка подушную подать императрице платит. От него, от купца-то, пользы за сотню мужиков достанет.

Настя приостанавливалась, о чем-то задумывалась. В последний раз купец решил соблазнить Настю.

— Ну бери же! Супротив других купцов скидку дам!

— Коли так, то ладно…

Через несколько дней Настя допыталась у Афоньки о времени приезда Беэра в купеческую ратушу. Вырядилась в лучшее платье — и туда. Беэр выходил из ратуши подобревшим и отмякшим от обильного купеческого хлебосольства. Настя в ноги к нему.

— С превеликой просьбой, ваше превосходительство!..

Видно, по душе пришлась пригожая женщина генеральскому взору. Да и почтение выказала достойное — в грязь коленями стала.

Беэр милостиво сказал:

— С просьбой приходи ко мне в канцелярию… завтра после полудня.

У Насти, как переступила порог генеральской светлицы, дух перехватило. Отроду не видывала такого убранства. На стенах — портреты. Среди них в центре — женский. Волосы на голове взбиты. Над ними церковным куполом возвышалась плотно скрученная коса. Лицо у женщины приятное, взгляд — проницательный и острый. Красивее пречистой девы Марии. «Должно быть и есть сама императрица…» На полу расписной ковер с неземной чудо-птицей посередине. Раскрытый клюв ее, казалось Насте, норовил долбануть всякого, кто входит сюда. Стол уставлен подсвечниками медного узорного литья. На потолке висячая точенная из разноцветных каменьев люстра. И самое главное — поразил Настю генерал в парадном мундире. Поднялся из кресла и от многих орденов и медалей светлицу заполнил жаркий, слепящий блеск.

Беэру понравилось, как Настя зажмурила глаза. Сказал мягко:

— Выкладывай свою просьбу.

И Настю оборола робость. Поняла: упусти она случай, никогда не добьется задуманного. Поначалу заговорила путанно и сбивчиво, прерывистым от волнения голосом. Потом ничего, выровнялась. По лицу Беэра поползли тучки, в прищуренных глазах заиграли зеленые огоньки.

— Значит, ты испрашиваешь награду штейгеру Лелеснову, обещанную за рудные открытия? — спросил Беэр не своим, потусторонним голосом. И вдруг громко и грозно: — А кто такая есть ты, что просишь за него?

— Сестрой довожусь. Прошу ради жены его. Чахоткой одержима. Надобны лекарства и пользительный харч, а купить не за что…

Беэр долго смотрел через окно в заводской двор. Там кипела работа — мужики перевозили толстые бревна для плотинных вешняков. Настя не могла ничего прочесть в безучастном взгляде холодных, свинцовых глаз. «Зря, видно, старалась. Енералу мои слова не по ушам…»

И тут Беэр неожиданно заговорил, тихо и резонно, будто речь шла о сущем пустяке:

— Пусть сам штейгер приезжает за наградой. А ты ступай…

* * *

Разноцветные ковры расстилает май в горных долинах. В такую пору душа рудоискателя сама собой уносится в манящие горные дали. А Федор что птица на привязи — крылья целы, а никуда не улететь. Начальство определило его к конным рудоподъемникам.

День-деньской лошади с повязками на глазах крутят колеса-приводы. С жалобным скрипом поднимаются наверх тяжелые рудные бадейки. Туго натянутыми струнами звенят подъемные канаты.

На сердце у Федора негасимая тревога: что ни день — болезнь сильнее подтачивает Феклушу. Объявился на руднике заезжий лекарь-калмык, осмотрел больную и обнадежил, что вылечит. Для того потребовал маральего корня, целебных трав редких и мудреных названий, печени налима и тайменя, барсучьего сала и меда от диких пчел. Федор по-всякому прикидывал, а выхода сыскать не мог. Требовались деньги. Своих не было, занять не у кого.

Весточка от Насти воскресила было угасшие надежды. Но как попасть на Барнаульский завод? Федор еле упросил начальство, чтобы его оставили на руднике, а уж о поездке в Барнаул нечего и заикаться. А время шло. Две недели минуло, как приходил Васька Коромыслов, а ничего полезного не сделано для Феклуши. В то время пробные золото и серебро из рудничных лабораторий по мере накопления отправлялись на Барнаульский завод с надежным нарочным и под крепким караулом. Быстрее ямской эстафеты скакали резвые кони считай без останову, чтобы воровской глаз не мог высмотреть, что находится в повозке. А груз-то в ней — сущий пустяк: всего-навсего один маленький сундучок весом не более пуда. Вдоль и поперек опоясан железными полосками, скреплен по углам свинцовыми пломбами. Замок на сундучке внутренний, такой мудреный, что ключ не скоро подберешь.

Нарочным собрался караульный сержант Пешников. Сундучок стал уже принимать, да управляющий рудником позвал для последнего напутственного внушения.

Из лаборатории в контору Пешников пошел напрямик через пустырь. И надо же так случиться — зазевавшегося сержанта ужалила змея.

Накануне Федор просился у начальства на Барнаульский завод. Управляющий поразмыслил и решил, что Пешникову есть подходящая замена. Федор примчался на Барнаульский завод без мала за трое суток.

На главной улице барнаульского посада — Петропавловской — размещалась Канцелярия Колывано-Воскресенского горного начальства в деревянном доме демидовской постройки. По углам дома и при парадном входе — полосатые сторожевые будки. В любое время года, денно и нощно дом и порядки, заведенные в нем, охраняли неусыпные часовые. Кто попало сюда не проберется. По вызовам часовых караульный начальник подолгу и придирчиво проверял паспорт или другой письменный вид у человека. Бывало, люди приносили жалобу или подавали просьбу. Выведает до мелочи начальник, зачем пришел человек, доложит по команде, а там уже решат — пустить или нет в заветный дом. И прежде чем попадет туда человек, обшарят все застрехи в его одежде.

На этот раз у коновязи навстречу Федору никто не выскочил. Улица казалась вымершей. Какой-то мастеровой сказал удивленному Федору:

— Пойди на площадь Петра и Павла, все узнаешь…

С площади доносился редкий заунывный перезвон колоколов. Народу там немало. У иных скорбные лица, обнаженные головы. Среди людей больше таких, которые одеты пристойно. Горные офицеры и солдаты при оружии отдельно, в сомкнутом безупречном строю.

«Кого-то хоронят… и, видно, не из простого люду…» Федор вздрогнул от неприятного ощущения холода на спине. Вспомнилась Феклуша. Почему-то захотелось побыстрее уйти с площади. Федор порывисто повернулся. Человек, с виду похожий на купца, сердито прошипел:

— Чего вертишься, как сорока на колу? Чай, не базар тебе тут и не вора выискиваешь… Не Фильку и не Ваньку хоронят, а самого их превосходительство генерала Беэра… Достойный блаженной памяти человек был-с.