Андрей Буровский - Да здравствует «Застой»!

• Название: Да здравствует «Застой»!
• Автор: Андрей Буровский
• Жанр: Публицистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-39658-0

Новая книга главного «возмутителя спокойствия» и ниспровергателя дутых авторитетов! Вызывающий взгляд на советское прошлое! Вопреки либеральному официозу самый независимый и скандальный историк доказывает, что годы правления Л.И. Брежнева были не «Застоем», а наиболее созидательной, успешной и благословенной эпохой в нашей истории.

---

76. Кустанайская область — Бородин Андрей Михайлович, 1964–1982.

77. Липецкая область — Павлов Григорий Петрович, 1964–1984.

78. Минская область — Поляков Иван Евтеевич, 1964–1977.

79. Московская область — Конотоп Василий Иванович, 1964–1985.

80. Мурманская область — Птицын Владимир Николаевич, 1971–1988.

81. Нижегородская область — Христораднов Юрий Николаевич, 1974–1988.

82. Новгородская область — Антонов Николай Афанасьевич, 1972–1986.

83. Новосибирская область — Горячев Федор Степанович, 1964–1978.

84. Омская область — Манякин Сергей Иосифович, 1964–1987.

85. Орловская область — Мешков Федор Степанович, 1970–1985.

86. Пензенская область — Ермин Лев Борисович, 1964–1979.

87. Пермская область — Коноплев Борис Всеволодович, 1972–1988.

88. Псковская область — Рыбаков Алексей Миронович, 1971–1987.

89. Ростовская область — Бондаренко Иван Афанасьевич, 1966–1984.

90. Сахалинская область — Леонов Павел Артемович, 1960–1978.

91. Северо-Казахстанская область — Демиденко Василий Петрович, 1965–1981.

92. Смоленская область — Клименко Иван Ефимович, 1969–1987.

93. Томская область — Лигачев Егор Кузьмич, 1965–1983.

94. Тульская область — Юнак Иван Харитонович, 1964–1985.

95. Тюменская область — Богомяков Геннадий Павлович, 1973–1990.

96. Хмельницкая область — Лисовой Тимофей Григорьевич, 1972–1985.

97. Хорезмская область — Худайбергенов Мадьяр Худайбергенович, 1968–1986.

98. Челябинская область — Воропаев Михаил Гаврилович, 1970–1984.

99. Ярославская область — Лощенков Федор Иванович, 1964–1986.

Неудивительно, что «перестройку» называют порой «революцией вторых секретарей». Вечно вторые секретари отчаялись иначе сделаться первыми…

Хорошие стороны советского руководства

Во время «перестройки» сложился стереотип тупого и жадного «партбюрократа» — примитивного и недалекого, раба начальства и душителя всего нового. В кинофильмах чиновник изображался в нелепом, сбитом набок галстуке, мятом костюме и с нелепо перекошенным лицом. Такой образ — не более чем злая карикатура. Человек этого сословия должен был бриться — никакой бороды, не поощрялись и усы. Галстук и шляпу — носить! Но это ведь только внешние признаки, не имеющие никакого отношения к сути.

В номенклатуру отбирали самых «достойных», то есть самых активных, работоспособных и старательных, самых обучаемых и умных. Этих отобранных активно учили ремеслу и науке управления. Член сословия номенклатуры должен был многое знать и уметь. Номенклатура в основном состояла из очень работоспособных людей, не обделенных личными достоинствами.

Разумеется, они были лояльны к властям и к самой коммунистической идее. На самом деле они очень по-разному ее понимали, но с идеей не спорили. И у меня мало веры в современные разговоры о том, что такой-то с самого начала ненавидел советскую власть и только мечтал изменить советский политический строй. Для того и в номенклатуру шел, карьеру делать. Если верить тому, что писал о самом себе член ЦК Александр Николаевич Яковлев.

«Давным-давно, более 40 лет назад, я понял, что марксизм-ленинизм — это не наука, а публицистика — людоедская и самоедская. Поскольку я жил и работал в высших «орбитах» режима, в том числе и на самой высшей — в Политбюро ЦК КПСС при Горбачеве, — я хорошо представлял, что все эти теории и планы — бред, а главное, на чем держался режим, — это номенклатурный аппарат, кадры, люди, деятели. Деятели были разные: толковые, глупые, просто дураки. Но все были циники. Все до одного, и я — в том числе. Прилюдно молились лжекумирам, ритуал был святостью, истинные убеждения — держали при себе.

После XX съезда в сверхузком кругу своих ближайших друзей и единомышленников мы часто обсуждали проблемы демократизации страны и общества. Избрали простой, как кувалда, метод пропаганды «идей» позднего Ленина. <…> Группа истинных, а не мнимых реформаторов разработали (разумеется, устно) следующий план: авторитетом Ленина ударить по Сталину, по сталинизму. А затем, в случае успеха, Плехановым и социал-демократией бить по Ленину, либерализмом и «нравственным социализмом» — по революционаризму вообще. <…> Советский тоталитарный режим можно было разрушить только через гласность и тоталитарную дисциплину партии, прикрываясь при этом интересами совершенствования социализма. <…> Оглядываясь назад, могу с гордостью сказать, что хитроумная, но весьма простая тактика — механизмы тоталитаризма против системы тоталитаризма — сработала».[30]

Если честно, я в эти откровения не верю. Думаю, что Яковлев задним числом приписал себе и своим единомышленникам невероятную хитрость и предусмотрительность, прозорливость и подлость. Скорее он хотел бы обладать этими качествами и быть одним из погубителей СССР.

Но даже если в этих откровениях правды больше, чем 30 %, то получается — прозрел Яковлев уже после XX съезда. А входил в номенклатуру он активным советским человеком.

Номенклатура была более «убежденной» и «идейной», чем большинство советских людей. И поэтому номенклатура была честнее большинства жителей СССР: она больше верила в то, что говорила и делала.

Эта номенклатура истово верила в прогресс. Даже страшненькие слова Яковлева отражают эту веру. Ну, уклонился СССР куда-то не туда, надо его вернуть на светлый торный путь с боковых тропинок, на главную дорогу (как сейчас говорят, «мейстрим») человечества.

А большинство членов номенклатуры свято верили, что Советское государство — вершина этого самого прогресса. Что все человечество всегда именно такого общества и государства хотели и хотят, что СССР воплощает вековую мечту человечества, и если что было или есть «не так», то совершенные ошибки и преступления — не более чем случайное отклонение от идеала, прискорбная необходимость, не имеющая принципиального значения.

Один убежденный коммунист в эпоху борьбы за «восстановление ленинских правовых норм» в разговоре с автором сих строк смутился было: я напомнил ему, что в «ленинские правовые нормы» входило взятие заложников и массовые расстрелы по национальному и социальному принципу. Но только на мгновение! Только до тех пор, пока он вспомнил, что социализм и коммунизм — абсолютная необходимость и неизбежность, а сопротивление их построению — чудовищное преступление, намного худшее любого массового расстрела и применения самых страшных пыток.

— Перестарались ребята… — сказал коммунист с широкой такой, доброй улыбкой.

Наивно? Но вместе с тем и очень оптимистично. По своему мировоззрению номенклатура была активной, позитивной и жизнерадостной. Этим людям нравился мир, в котором они живут, нравился СССР, нравилась власть, нравилось делать что-то для дальнейшего торжества прогресса, что-то улучшать, доделывать, совершенствовать.

Во всем мире век Просвещения кончился во время и после Первой мировой войны. Но не в СССР. Это касается всех советских народов, но номенклатура была верхушкой советской цивилизации. Она больше любого другого класса или слоя советской цивилизации несла в себе главные ценности этого общества. Так раввины несут в себе основные ценности иудаизма, а муфтият — мусульманской. Так французское дворянство XVII–XVIII веков, немецкая профессура XVIII–XIX веков несли в себе основные ценности Просвещения.

Люди века Просвещения, члены сословия номенклатура верили, что все люди могут и даже должны вести образ жизни горожан, читать газеты и журналы, мыть руки перед едой, самосовершенствоваться, жить по Моральному кодексу строителя коммунизма, хотеть прогресса для всего человечества, уважать достижения науки, интересоваться достижениями науки и народного хозяйства, ценить высокое искусство, выполнять и перевыполнять план, чтить «заветы Ильича», бороться за коммунизм во всем мире. Причем все пункты этого комплекса были равно важны. Человек, который не моет рук и не меняет белья, осуждался так же, как не читавший классической литературы. А оба они осуждались так же, как мерзкий «диссидент», называвший генерального секретаря нашей партии, товарища Леонида Ильича Брежнева просто Брежневым.

Номенклатура верила в прогресс и готова была его строить. Она была очень работоспособна, активна и гораздо более предприимчива, чем могло показаться. Член этого сословия был готов работать столько, сколько будет нужно для результата.

Номенклатура уважала науку, даже преклонялась перед ней. Ученый был для нее не только жрецом этой «светской религии» советского общества, но и активным творцом прогресса, создателем нового знания. Партийные функционеры любили дружить с учеными и писателями. Это было престижно, факт. Уже неплохо, кстати: для современного крупного чиновника дружба с писателем или ученым намного менее престижна, чем дружба с порноактрисой или исполнителем популярных песенок. Прав В. Солоухин: «Лучше мода на иконы, чем на порнографию».