Яна Завацкая - Дороги. Часть вторая.

• Название: Дороги. Часть вторая.
• Автор: Яна Завацкая
• Жанр: Космическая фантастика

Добрый мир. Возможен ли он в принципе? Наверное. Жаль если он, защищаясь от врагов, становится их подобием. Так тоже ведь бывает. Перед вами вторая часть романа о борьбе с сагонами, о Боге, любви, светлом и красивом мире — Квирине. Поджанр — космическая опера.

---

— Нет, все нормально. Мне и самому интересно, почему я отказался. Если бы я знал... Но я бы и сейчас отказался.

— Ну, Арнис... это же очевидно! Сагоны! Какое прогрессорство... они ж людей миллионами уничтожают.

— Да, но с их точки зрения это все же благо. Ведь и мы убиваем... ради того, чтобы другие спаслись. Сагоны считают, что ради эволюции одного человека допустимо убить миллион к эволюции неспособных. Мы так не думаем... но мы тоже готовы убивать во имя своих целей, так что мы в этом плане ничуть не лучше.

— Ну хорошо, но как они ломают людей... обманывают...

— Иост, это война. У нас тоже всякое случается. С их точки зрения, такая цель оправдывает риск. А может, и правда, сагоном можно через большое страдание стать.

Арнис помолчал.

— А самое-то противное, знаешь что... получается, наша Дозорная Служба — это прямо-таки питомник будущих сагонов. Они нас отбирают, а мы объединяемся... мы, те, кто способны стать сагонами. И воюем против них. А они нас поодиночке переубеждают. Или пытаются переубедить. Мы им просто задачу облегчаем. Видишь... наверное, нельзя человека развить против его воли. Поэтому они стараются нас именно убедить.

— Но некоторых ломают.

— Да, но... может быть после ломки... тут же дело не в силе характера. Может, это тоже метод — привести в состояние полной покорности, и из него уже развивать дальше.

— Это мерзко, — сказал Иост решительно, — это все мерзость! Какое они право имеют решать за нас... лезть в наши дела!

— Ты сейчас судишь с позиции нашего Этического Свода. А у них своя этика, понимаешь? И не факт, что наша обязательно выше. В конце концов, принцип невмешательства — это сомнительная достаточно вещь. В нем многие сомневаются. Может быть, мы не пытаемся перестроить жизнь Галактики лишь потому, что у нас сил мало. Иначе тоже занимались бы прогрессорством в других мирах... подтягивали бы их до уровня Федерации.

Арнис говорил тускло, голос казался безжизненным. Иост вздохнул.

— Ты логичен, друг. Куда ни посмотри — ты во всем прав. Ну что ж, нам и правда сагонами становиться?

— Нет, — Арнис посмотрел на него, — никогда. Я никогда не стану сагоном.

— Почему? Сагон всегда неправ, если он прав — смотри пункт первый?

Арнис не отвечал.

Сверхчеловек, этакий микрокосм, достигший высокой стадии развития, не может не проникнуться сочувствием к нижестоящим на лестнице эволюции и не попытаться как-то подтянуть их на свой уровень. Но конечно, к такому развитию способны очень немногие — ведь и на собственной планете сагонов, хоть они и мутанты, хоть у них парапсихология была уже развита — лишь немногие стали развиваться. Следовательно, человечество все равно будет расколото на две неравные части.

Оно уже расколото! Сагоны — ведь тоже часть разобщенного человечества, их Прародина — Терра, как и наша.

— Знаешь, — сказал наконец Арнис, — я не хочу от Христа отрекаться. Не могу.

Иост кивнул.

— Да, в этом все дело, наверное.

— Я все понимаю, все знаю. Да, я стану, наверное, крутым очень... тела вот смогу менять. Боли не чувствовать. Ходить между звезд пешком. Вообще материальный мир не будет иметь для меня значения. Столько нового откроется, и смерти уже не будет. Я это понимаю. Но вот как о Христе подумаю, так... нет, не могу. Без Него — не могу дальше. Так мне Ландзо однажды сказал — он ведь тоже делал выбор — я выбрал тех, кто за меня отдавал жизнь. А какой сагон пожертвовал за меня своей жизнью?

Арнис вернулся.

И через две недели, чуть раньше срока родился Эльм.

Ильгет снова переживала счастливое время материнства. К тому же и любимый был рядом, поэтому и трудностей не существовало совсем. Ильгет знала, что в Космосе Арнис встретил сагона. Но вернулся уже почти спокойным, хоть и посещал два раза в неделю психолога. На всякий случай.

Он, казалось, забыл о страшной встрече. Во всяком случае, не говорил о ней, не вспоминал. Да и вообще выглядел счастливым. Ильгет казалось — вернулись прежние времена... А ведь вспоминала о них с такой тоской!

Дара пошла в школу, и в основном ее возил туда Арнис — на 2-3 часа поначалу. Остальное же время он проводил полностью с Ильгет и малышом. Ну разве что еще Дэцин еженедельно собирал отряд для учений, психотренинга — словом, поддержания формы. Хотя новых акций и не предвиделось.

Ильгет наслаждалась. Это было почти так же, как после рождения Арли — только еще лучше, потому что и старшие дети разделяли эту радость, играя с малышом по вечерам, и так забавно было наблюдать за ними. Ильгет насмотреться не могла на малыша, когда он кушал, причмокивая, молоко из ее груди. Глазки Эльма были серыми, в папу, хоть и потемнее, чем у Дары. И вообще он как-то выглядел темнее сестры, скорее на Арли похожим — чуть смугленький, плотный. Как и другие дети, Эльм был спокойным, уже к двум месяцам перестал просыпаться для ночного кормления. Возможно, это происходило не столько из-за темперамента детей — они все же были совершенно разными — сколько из-за того, что время их бодрствования было заполнено гимнастикой, плаванием, разными полезными играми, и это утомляло малышей, и кроме того — сразу воспитывало правильное отношение к родителям.

Арнис снова просыпался раньше Ильгет — всегда — и приносил проснувшегося малыша, уже переодетого, ей в постель. Потом он приносил завтрак, и они валялись втроем, играя с малышом, а позже Арнис поднимался, будил остальных детей, бежал с ними на зарядку, собирал в школу... Если Эльм засыпал, Ильгет вставала и готовила завтрак для детей, доставала их одежду. Потом, как правило, Эльм спал, Арнис уходил в школу вместе с Дарой, а Ильгет, приняв душ, садилась за циллос. Она на время отказалась от работы в СИ, и теперь делала только то, что душе хочется. Писала мало — грудной ребенок как-то не располагает к сочинительству. Больше читала, лазила по Сети.

Потом возвращались первыми Арнис с Дарой. И начинался день, полный неожиданных радостей, новых успехов детей и маленьких огорчений... И Арнис все время был рядом. Лишь когда Эльм спал днем, отец позволял себе посидеть за циллосом, заняться своими делами. Ильгет знала, конечно, о его работе с классификацией контактов, и начала понемногу ему помогать.

Но ей снова казалось, что ребенок слишком много спит. Или — что его просто разрывают на части. То Белла приходила, чтобы повозиться с малышом, забрать его гулять куда-нибудь. То Арнис с ним занимался, гимнастикой или просто носил по комнате и разговаривал. Ильгет даже ревновать начинала — Арнис полностью взял все воспитание и развитие на себя. Вечером старшие дети прямо брали Эльма к себе в комнаты, клали его на мягкий теплый пол и развлекали всячески. Особенно увлеклась Лайна — она так мечтала о младшем братике. Арли, видимо, еще не доросла до таких материнских инстинктов. Эльм очень рано научился улыбаться, потом смеяться и гулить.

А Ильгет только и оставалось — кормить Эльма, млея от неземного наслаждения. Иногда только это наслаждение прокалывало острым ужасом. Она смотрела на бесконечно милое, нежное личико ребенка, и вдруг понимала, что вот это его блаженство — может не продлиться.

Все мертвые дети, убитые, которых ей приходилось видеть, вдруг всплывали в памяти, жгли ее. Ильгет сейчас чувствовала себя единым целым с малышом, она так хорошо понимала его, его мир был таким теплым и прекрасным, и даже малейшее неудобство — проснулся, а мамы рядом нет — казалось ему ужасом кромешным, и он громко плакал... Но мама и папа тут же появлялись, и мир вновь наполнялся блаженством. А что, если мама уже не появится?

Мысль о смерти ребенка, о мучительной смерти была невыносимой. Ильгет вдруг ощущала бесконечное отчаяние — ибо отчаяние ребенка бесконечно, ему нечем утешиться — непонимание, отчего это так, невыносимую душевную боль... Даже тогда, когда она сама корчилась под болеизлучателем, не понимая, за что и почему — тогда она не была настолько беззащитной. Она была взрослой, и так или иначе была готова к этому. Но смерть ребенка, муки ребенка...

Ну что ты, ведь он же будет жить на Квирине, уговаривала себя Ильгет. К тому времени, как он подвергнется хоть какой-то опасности, он станет взрослым уже. На Квирине ему ничто не грозит...

Если ДС удержит сагонов, если они не нападут вскоре.

Как хорошо жить на Квирине, веря, что это — незыблемая крепость!

Боец ДС в это уже не верит, он понимает, что мир и счастье держатся порой на волоске.

Раньше такого не было, Ильгет казалось, что это — предчувствие, интуиция, что вот именно этому ребенку предстоит что-то страшное. Но возможно, она просто слишком много пережила и увидела... Нельзя доверять предчувствиям, тем более — таким.

И еще Ильгет испытывала грусть, когда вдруг думала, что кормит малыша в последний раз. Почему так? Ей 35 лет, еще могут быть дети. Но — вдруг их больше не будет? Почему-то казалось, что да, не будет больше. Значит, вот это в последний раз в жизни она испытывает такое счастье.