Тюрэ Эрикссон - Белый мыс

• Название: Белый мыс
• Автор: Тюрэ Эрикссон
• Издательство: Государственное издательство детской литературы министерства просвещения РСФСР
• Жанр: Современная проза
• Год: 1957

Автобиографическая повесть шведского писателя Тюрэ Эрикссона «Белый мыс» рассказывает о детстве и юности автора. Действие происходит в 20–30 годах нашего столетия. Герой повести Оке вырастает в крестьянской семье на острове Готланд. Суровая природа и трудные условия жизни, а главное – простые, сердечные люди, воспитывают в Оке искренность и пытливость, чистоту души и горячее, хотя еще неясное, стремление к справедливости в жизни.

Пятнадцатилетний юноша уезжает на материк, «в люди». В Стокгольме Оке ждут большие разочарования: из-за кризиса он не может найти постоянной работы. Но есть и светлые стороны. Оке знакомится с молодыми рабочими, вступает в молодежный союз. Перед юношей открывается путь сознательной борьбы за справедливую жизнь.

---

Проехав километров пять, они оказались в темном хвойном лесу. Домики стали попадаться только тогда, когда уже было недалеко до побережья.

Кто-то водрузил на каменный постамент возле сиреневого куста покрашенную в зеленый цвет мину. Бабушка недоверчиво поглядела на столь необычное украшение.

– И как только держат они такое чудище у себя под окнами! Рога все на месте, она может хоть сейчас взорваться!

– Наверно, они ее разрядили, – предположил Бруандер. – Говорят, лучшей и более дешевой взрывчатки для подрыва пней не найти.

– Не очень-то дешево обошлась она саперам, которые приезжали намедни в Бредвика разрядить мину! – проворчала бабушка. – От всех троих одни клочья остались, хотя парни подобрались бывалые и осторожные.

– В войну здесь на море немцы и русские схватились так, что весь берег дрожал от стрельбы, – сообщил Бруандер.

– Да, не иначе какое-нибудь чудо помогло нам, что нас в войну не втянули, – откликнулась бабушка. – И всегда-то война так и ходила вокруг нашего острова. Однажды прямо в Бредвика зашли английские военные корабли – думали напасть на Аландские острова, запереть Финский залив, чтобы помочь туркам, которые в ту пору воевали с русскими где-то на юге. Мама рассказывала, что это было как раз в канун большой дороговизны. С тех пор, после англичан, цены больше уже никогда не снижались. Беднякам все труднее приходилось…

Показалось море – оно вытянулось у самого края неба огромным блестящим серпом, медленно увеличиваясь в ширину. Воздух был пронизан ласковым вечерним светом и наполнен странной тоскливой музыкой. Оке никак не мог понять, откуда она исходит.

– Это нырки, они плавают на волнах большими стаями и перекликаются друг с другом, – объяснил Бруандер, сворачивая на торговую пристань.

Бабушка не ошиблась, положившись на благожелательность шкипера. Когда пришло время отчаливать, они улеглись с Оке на палубе между двумя пахнущими дегтем бухтами каната, завернувшись в свои одеяла.

Паруса громко заполоскали, вздымаясь словно грудь человека, которому не хватает воздуха, и внутри широкого черного корпуса натужно застучал вспомогательный мотор. Синие сумерки наползали, сгущаясь, на берег, где над лесом еще горел серно-желтый закат.

Оке приметил на небе маленькую тусклую звездочку. Она мигала ему до тех самых пор, пока он не заснул.

Сразу после восхода солнца шхуна вошла, тарахтя мотором, в залив Бредвика. Первой показалась старинная колокольня с черной остроконечной крышей и свежепобелейными стенами. Поселок вытянулся вдоль обрывистого берега, будто прикорнул на солнышке; пышные аллеи и сады, в которых утопали дачи и лавки, навевали ощущение покоя и благополучия.

Вдоль темной деревянной пристани нетерпеливо дергались на своих чалках лодки, ласково булькала поблескивавшая солнечными зайчиками вода. В военной гавани стоял на якоре большой корабль в серо-стальной броне. Разговор бабушки и Бруандера о войне не выходил у Оке из головы. Он так и ждал, что огромные корабельные пушки обрушат ураганный огонь на «Дору». Однако шхуна пронесла в целости свои залатанные паруса к пристани в глубине залива и причалила без помех.

По одну сторону набережной выстроились мрачные складские помещения, по другую – за глухим забором – высилась целая гора угля. Из-за прибрежных утесов выглядывало нечто вроде высокой трубы.

– Вот это? Это старая известковая печь, – объяснила бабушка, осматриваясь по-хозяйски кругом. – Когда я была молода, послужила у ее владельца… Трудно приходилось мне после и у крестьян на хуторах, а только на господ угодить – куда труднее.

Бабушка договорилась со шкипером, что вещи пока останутся на шхуне, потом повела Оке с собой, в обход поселка. Они шли так довольно долго, а затем свернули на необычную и очень утомительную дорогу. На просмоленных деревянных поперечинах, которым не было числа, лежали уходившие куда-то вдаль узкие железные балки. Бабушка легко переступала с одной поперечины на другую, но Оке то и дело спотыкался.

– Как будто в такую рань паровоза не должно быть, – сказала бабушка, тревожно поглядывая назад.

А если пойдет – куда они денутся? Дорога была стиснута с обеих сторон крутыми каменистыми откосами без единой травинки. Оке облегченно вздохнул, когда узкий просвет впереди расширился в огромную выемку, где рельсы разветвлялись, будто суковатое дерево. Вдоль испещренных белыми пятнами склонов выстроились ряды ржавых вагонеток. Около них лежали еще какие-то странные железные штуки, от которых тянулись непонятные красные змеи.

– Это бурильные молотки, они приводятся в движение воздухом, а воздух идет по шлангам, – пояснила бабушка.

Однако бабушкино объяснение мало что говорило Оке. Неужели морской воздух обладает такой невероятной силой?

Узкая тропа вывела их на край каменоломни. Ни кустов, ни деревьев, даже земли не осталось здесь на каменных откосах. Поодаль, куда не долетали разбрасываемые взрывами обломки, вытянулось унылое длинное строение.

– Где тут главный барак? – спросила бабушка пожилого полуголого мужчину, вышедшего из дома по своим утренним делам.

– Вон там, подальше в лесу, если только клопы не унесли его за ночь, – ответил он.

…Дядя Стен только что встал с койки и протирал заспанные глаза, когда они вошли в комнату, которую он делил с тремя товарищами.

– Как, мама, вы в Бредвика, и так рано? – воскликнул он удивленно.

В комнате было душно от табачного дыма и запаха пропотевшей одежды. Дядя Стен распахнул окно и повернулся к молодому рабочему, возившемуся у чугунной плиты:

– Ополосни-ка пару кружек, угостим маму и парнишку кофе.

Рабочий широко улыбнулся, сверкая белыми зубами; на бронзово-коричневом лице искрились веселые карие глаза.

– Это Еста, мы с ним в одной бригаде, – представил его дядя Стен. – Чистокровный швед, хотя и кажется цыганом, когда загорит на солнце.

Оке не сводил глаз с дяди Стена, тщетно пытаясь узнать его. Дядя напоминал лицом бабушку, и у него были такие же светлые волосы, с той разницей, что у бабушки они поредели и стали седыми. Сколько он ни приглаживал свою шевелюру, упрямый чуб все равно падал на лоб.

Кожа на его руках была жесткая и обветренная. Между большими и указательными пальцами она потрескалась и кровоточила.

– Когда кожа трескается вот так весной, надо смазать ее воском и дегтем, а сверху обмотать шерстяной ниткой, – посоветовала бабушка.

Оке перевел взгляд на стену – там висели несколько снимков, в том числе портрет бородатого старика. В отличие от других фотографий изображение старика было украшено искусственными красными розами.

– Это дедушка? – спросил он.

Дядя Стен заулыбался, но ответил что-то совершенно непонятное:

– А что, пожалуй, Кропоткина[7] и впрямь можно назвать дедушкой радикального рабочего движения?

– Не успел глаза продрать, как уж болтаешь про свою политику! – пробурчал один из соседей дяди Стена по комнате и вышел на улицу вместе с напарником, сильно хлопнув дверью.

Ёста поглядел им вслед и состроил такую рожу, будто проглотил что-то горькое.

– Им всегда невтерпеж! Скоро станут долбить камень задолго до гудка.

– Сколько же они наломали вчера? – спросил дядя Стен.

– На одну вагонетку больше нас, а ведь и мы сил не жалели. Кончится тем, что нам опять снизят ставки!

Дядя Стен переговорил с бабушкой о делах, затем влился в поток рабочих, покидавших бараки. Многие из них были в характерных остроконечных широкополых шляпах. Спецовки до того пропитались пылью, что казались скорее белыми, чем синими.

Попрощавшись с дядей Стеном и Ёстой, бабушка и Оке направились обратно в поселок, но теперь уже по другой дороге. Не успели они отойти немного, как со стороны каменоломни послышался назойливый треск, а затем грохот рвущихся динамитных патронов.

– Теперь все дело в том, подвезет ли нас кто-нибудь до Мурет, – сказала бабушка озабоченно.

Лишь около полудня им попался крестьянин, который приехал в Бредвика купить себе плуг и направлялся теперь на Нурингский мыс. Его малорослые лошадки с сивыми лохматыми гривами трусили довольно весело, и скоро путники оказались в глубине леса, разделявшего Бредвикский и Нурингский уезды.

Изогнутые штормами сосны упрямо цеплялись за каменистую почву, ощетинившись пышными серо-голубыми кронами. Можжевельник стелился по скудной земле совсем низко, напоминая косматого зверя. Скромные лесные цветочки, казалось, сторонились неласкового уголка. На прогалинах росли лишь плотные кожистые листья ластовня.

Глубокая колея пересекала поросшую травой вырубку, где слой земли был несколько толще. Бабушка показала на покосившийся сарайчик и серый дом с забитыми окнами:

– Здесь жил твой отец, пока не распрощался с родным гнездом.

Насколько Оке помнил, он видел отца только один раз… Отец поговорил с ним тогда, угостил леденцами из кулька и неуклюже потрепал по щеке. У него было обветренное и чужое лицо. Уходя, он пригнулся, чтобы не стукнуться головой о притолоку низкой двери бабушкиного домика…