Пьер Лоти - Рамунчо

• Название: Рамунчо
• Автор: Пьер Лоти
• Издательство: Ладомир
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-86218-322-1

Романы П. Лоти с их красивыми и неприкаянными героями, смертельной любовью, путешествиями в дальние экзотические страны давно стали мировой классикой.

Исполненная особого настроения, словно окутанная дымкой проза члена Французской академии не оставит равнодушным даже самого искушенного читателя.

---

Наконец на двадцатой строфе Ичуа прерывает их, чтобы дать им отдохнуть, и приказывает принести еще сидра.

– Но как вы этому научились? – спрашивает Рамунчо. – Откуда к вам это пришло?

– О, – отвечает Маркое, – ты ведь знаешь, это у нас семейное. Отец и дед были импровизаторами, их любили слушать на деревенских праздниках. Отец моей матери тоже был знаменитым импровизатором в Лесаке.[21] А потом, мы упражняемся каждый день, когда гоним домой волов, доим коров, а зимой – когда сидим вечером у очага. Да, мы сочиняем каждый вечер… то брат придумает сюжет, то я… Нам обоим это очень нравится.

Когда приходит очередь Флорентино, который знает только старинные горские песни, он высоким дискантом затягивает жалобу пряхи, ту самую, что Рамунчо пел вчера в осенних сумерках, возвращаясь домой. Перед взором Рамунчо снова возникает мрачное небо, насыщенные влагой тучи, телега, запряженная волами, медленно бредущими внизу по узкой печальной долине к одинокой ферме. И вдруг его снова охватывает необъяснимая тревожная тоска, та же, что и вчера. Тоска при мысли о том, что он всю жизнь должен будет провести здесь, в этой деревне, зажатой нависающими горами. Смутное, неясное желание чего-то иного; томление по неведомым далям. Глаза его утратили всякое выражение и пристально вглядываются внутрь его самого. На какое-то мгновение он ощущает себя изгнанником, хотя и не знает из какой страны; обделенным, хотя и не знает чем; бездонная печаль сжимает сердце, словно текущая в его жилах кровь чужестранца вдруг отделила его несокрушимой преградой от его товарищей.

Три часа дня. Замолкли последние звуки литургии. Сегодня службы больше не будет. Прихожане, как и утром, с благоговейной торжественностью выходят из церкви; плотные черные мантильи скрывают лица и фигуры девушек; мужчины все в шерстяных беретах, лица их гладко выбриты, а темные живые глаза еще подернуты дымкой воспоминаний о былых временах.

Скоро начнутся игры и танцы, лапта и фанданго. Такова незыблемая традиция.

Небо становится чуть более золотистым, чувствуется приближение вечера. Внезапно опустевшая, забытая церковь, еще полная ароматом ладана, погружается в тишину, лишь старинная позолота алтаря таинственно мерцает в полумраке. Тишина окутывает и смиренное пристанище мертвых; на сей раз люди миновали его, не задерживаясь, спеша вернуться к другим делам.

Со всех сторон, из самой деревни, из соседних деревушек, из прилепившихся к скалам домишек пастухов и контрабандистов, к площади для игры в лапту стекаются люди. Сотни совершенно одинаковых баскских беретов собрались здесь; все они знают толк в лапте, и ни один удар не оставит их равнодушными. Они обсуждают достоинства игроков, их шансы на победу и заключают крупные пари. Среди зрителей много девушек и молодых женщин. Элегантные, изысканные, грациозные, в модных платьях с тонко перетянутой талией, они совсем непохожи на крестьянок из других французских провинций. У одних на голове шелковый шарф, уложенный наподобие маленькой круглой шапочки, другие – с непокрытыми головами и модными прическами; но почти все хорошенькие, с восхитительными глазами и длинными вразлет бровями. Эта всегда торжественная, но в будние дни немного грустная площадь заполняется шумной веселой толпой.

В любой, самой крохотной баскской деревушке есть своя площадь для игры в лапту, просторная и ухоженная, расположенная по большей части под дубами возле церкви.

Здесь находится, если можно так сказать, центр и школа французских игроков в лапту, тех, что становятся знаменитыми не только в Пиренеях, но и за океаном, и в международных матчах вступают в борьбу с чемпионами Испании. Вот почему эта площадь, неожиданно для такой забытой Богом деревушки, так красива и торжественна. Только пробивающаяся между широкими каменными плитами, которыми она вымощена, зеленая трава напоминает о пролетевших над ней столетиях. Для зрителей с двух сторон тянутся длинные ступени из красноватого местного гранита, среди которых разрослись сиреневые цветы осенней скабиозы.[22] В глубине поднимается монументальная стена, о которую будет ударяться мяч; на закругленном, напоминающем купол фронтоне – полустертая от времени надпись: «Blaidka haritzea debakatua» (Запрещается играть в блэд).

Однако играть сегодня будут именно в блэд. Старинная же надпись была сделана во времена расцвета национальной игры басков, ныне, как это происходит со всем на свете, уже утратившей свой прежний блеск. Она должна была помочь сохранить традиции ребота,[23] игры более сложной, чем пелота (лапта), требующей больше силы и ловкости, и которая сохранилась, пожалуй, лишь в испанской провинции Гипускоа.

Ступени постепенно заполняются зрителями, но площадь еще пуста. Среди покрывающих ее больших каменных плит, которые хранят память о самых сильных и проворных игроках края, зеленеет трава. Все залито теплом и светом клонящегося к закату солнца. То тут, то там высокие дубы сбрасывают на плечи сидящих зрителей желтеющие листья. А поодаль видны высокая церковная колокольня и темные кипарисы кладбища. Кажется, что обитатели этого священного места, святые и усопшие, издали глядят на игроков, увлеченные игрой, страсть к которой по-прежнему является отличительной чертой целого народа, посылают им свое благословение…

Наконец шестеро игроков выходят на арену, шестеро чемпионов, один из которых в сутане, – это приходской викарий. За ними следуют глашатай, пятеро судей, выбранных среди знатоков из окрестных деревень, чтобы разрешать спорные случаи, и мальчишки с веревочными туфлями и запасными мячами. Игроки прикрепляют к запястью правой руки сплетенный из ивовых прутьев странный предмет в форме огромного загнутого ногтя, вдвое удлиняющий руку. С помощью этой перчатки (изготовленной плетельщиками из деревни Аскэн во Франции) нужно ловить, бросать и отбивать пелоту – маленький веревочный мяч, обтянутый бараньей кожей, твердый, как деревянный шар.

Вот они пробуют свои мячи, выбирают лучшие, разминают свои мощные руки, нанося пробные удары. Затем снимают куртки и отдают их кому-нибудь из зрителей. Рамунчо несет свою Грациозе, сидящей в первом ряду на нижней ступеньке. Плотно облегающие тело майки или ситцевые рубашки не сковывают движения; только священник так и остался в своей черной сутане.

Зрители хорошо знают этих игроков, и, едва начнется игра, они в азарте будут выкрикивать их имена, как это бывает во время боя быков.

Дух былых времен веет в этот момент над деревней; есть что-то древнее, исконно баскское в этом ожидании удовольствия, в этом азарте и в самой жизни у подножия огромной горы, чья широкая тень уже окутывает окрестности грустным очарованием сумерек.

И вот партия начинается. Брошенный с силой мяч летит, с резким сухим звуком ударяется о стену и отскакивает, рассекая воздух со свистом пушечного ядра.

Над стеной, вырисовывающейся на фоне неба, словно купол собора, одна за другой появляются детские головки в беретах: это маленькие баски, игроки будущего, готовые в любую минуту, будто птичья стая, рассыпаться в разные стороны, чтобы подобрать перелетевший через стену и укатившийся в поле мяч.

Игра становится все азартнее, движения игроков – все более точными и стремительными. Зрители подбадривают их приветственными криками, кто Рамунчо, а кто викария, чье темное церковное облачение странно контрастирует с кошачьей грацией и атлетической мощью его движений, не мешая ему, однако, быть одним из лучших игроков в сегодняшнем состязании.

Правило игры таково: если один из соперников роняет мяч, то очко засчитывается его противнику, а счет обычно ведется до шестидесяти. После каждого удара судья громко провозглашает на своем древнем мелодичном наречии: первая команда – столько-то, вторая команда – столько-то. И этот протяжный крик перекрывает одобрительный или недовольный гул толпы.

Золотисто-розовая полоса солнечного света на площади становится все уже, поглощаемая подступающей тенью. Величественный силуэт Гизуны словно приближается и все больше отделяет от окружающего мира этот уголок земли, эту совсем особенную жизнь пылких горцев, наследников таинственного, удивительного и не похожего ни на какой другой народа. Бесшумно и властно подступает вечерний сумрак, окутывая окрестности. Лишь вдали, над сплетением потемневших долин, розово-сиреневым отблеском сияют несколько еще не погасших вершин.

Рамунчо играет так, как никогда еще в жизни не играл. В такие мгновения человеку кажется, что силы его удесятерились, он чувствует себя легким, невесомым; бегать, прыгать, ударять по мячу – все становится чистейшей радостью. Но Аррошкоа начинает сдавать, викарий уже два-три раза запутался в своей сутане, и отставшие сначала соперники начинают понемногу догонять их. Такая упорная борьба вызывает восторг болельщиков, раздаются ободряющие крики, в воздух взлетают береты.