Джон Голсуорси - Последняя глава (Книга 3)

• Название: Последняя глава (Книга 3)
• Автор: Джон Голсуорси
• Жанр: Проза

---

Ярдах в пятидесяти от реки, в небольшой ложбинке, он бросился на землю. Пока проснулись только кролики, пчелы и птицы. Тони Крум лежал на спине и смотрел на траву, на кусты и на голубое утреннее небо, чуть затянутое легким руном облаков. Может быть, потому, что из этой ложбинки он видел очень немногое, ему казалось, что с ним вся Англия. Совсем рядом с его рукой дикая пчела погрузила хоботок в чашечку цветка; пахло слабо и нежно, словно гирляндами из ромашек, но главное - как необычайно свежа эта трава, как по-весеннему зелена. "Величие, достоинство и мир". Он вспомнил пьесу. Эти слова потрясли его. Зрители смеялись, Клер смеялась. Она сказала, что это "сентиментальность". "Величие, достоинство и мир, - ни в одной стране этого нет и не будет". Вероятно, не будет, конечно, не будет. Во всякой, даже родной стране не бывает четких границ между прекрасным и чудовищным; это беспорядочное смешение и заставляет драматургов все преувеличивать, а журналистов - писать всякую чепуху. И все-таки нигде в мире не найдешь вот такого местечка и такой травы, свежей и пахучей, хотя она как будто и не пахнет, такого нежного, покрытого мелкими облачками неба, такой россыпи полевых цветов, таких птичьих песен - всего, что окружало его, - и древнего и вечно юного. Пусть люди смеются, - он не может! Уехать от этой травы! Крум вспомнил трепет, который почувствовал полгода назад, когда снова увидел английскую траву. Бросить место, хотя настоящая работа еще не началась, подвести Маскема, который так хорошо к нему отнесся... Он лег ничком и прижался щекой к траве. Так запах был еще сильнее - не сладкий, не горький, но свежий, радостный и родной, - запах, знакомый с самого раннего детства, запах Англии! Хоть бы эти кобылы уж были здесь, и он мог бы заняться ими! Он снова сел и прислушался: ни поездов, ни автомобилей, ни самолетов, ни людей, ни животных, только птичье пение, да и то далекое, едва различимое, какая-то долгая, плывущая над травами мелодия. Что ж! Тосковать бесполезно. Если в чем-нибудь тебе отказано, значит, отказано!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Едва Динни ушла, Адриан вдруг понял, как это часто бывает с людьми, что обещание придется выполнить. Как заставить королевского адвоката выдать себя? Прямо пойти к нему - это будет слишком явно. А выпытывать у гостя неудобно! Попросить Эм, чтобы она пригласила их обоих ужинать? Она не откажет, особенно если намекнуть, что дело касается Динни. Но даже и тогда... Посоветовавшись с Дианой, он после обеда отправился на Маунт-стрит. Он застал семью за пикетом.

- Четыре короля, - объявила леди Монт. - Мы с сэром Лоренсом и с Муссолини ужасно старомодны. Ты за чем-нибудь пришел, Адриан?

- Разумеется, Эм. Я хочу попросить тебя пригласить ужинать Дорнфорда и меня, мне надо с ним встретиться.

- Значит Динни... Никак не могу заставить Лоренса быть галантным. Как только у меня четыре короля, у него непременно четыре туза. Так когда же?

- Чем скорее, тем лучше.

- Позвони, милый. Адриан позвонил.

- Блор, передайте мистеру Дорнфорду по телефону, что мы приглашаем его на ужин. В смокинге.

- Когда, миледи?

- В первый же вечер, который у меня не записан. Мы - прямо как зубные врачи, - добавила она, когда Блор удалился. - Расскажи про Динни. Она не была у нас с самого процесса.

- Процесс, - повторил сэр Лоренс, - прошел, в общем, так, как и можно было ожидать. Не правда ли, Адриан? Есть новости?

- Кто-то уплатил издержки, и Динни подозревает, что это Дорнфорд.

Сэр Лоренс положил карты на стол.

- Пожалуй, чересчур похоже на выкуп за нее, а?

- Он-то, конечно, не сознается, но она поручила мне выведать у него.

- Если он не сознается, то зачем было это делать?

- Рыцари, - пробормотала леди Монт, - хранили перчатку своей дамы, их убивали, и никто не знал, чья это перчатка. Слушаю, Блор?

- Мистер Дорнфорд сказал, что почтет для себя удовольствием быть у вас в понедельник, миледи.

- Тогда запишите его в мою книжечку, и мистера Адриана тоже.

- Уходи с ним вместе после ужина, Адриан, - сказал сэр Лоренс, - и тогда попытайся узнать, чтобы вышло не так явно. А ты, Эм, пожалуйста, не намекай, ни охом, ни вздохом.

- Красивый мужчина, - заметила леди Монт, - такой смугловатый...

В следующий понедельник, после ужина у Монтов, Адриан, как и было решено, вышел вместе с "красивым, смугловатым мужчиной". Так как Дорнфорд еще не переехал в свое новое обиталище, им было почти по дороге. Адриан с облегчением понял, что его спутник не менее, чем он сам, жаждет остаться с ним наедине, ибо Дорнфорд сразу же заговорил о Динни.

- Мне почему-то кажется, что Динни пережила какой-то удар... Не процесс, нет, но вот тогда, когда она заболела и вы ездили с ней за границу... Я не ошибся?

- Нет, не ошиблись. Человек, которого, как я говорил вам, она любила, утонул; он был в Сиаме.

- О!

Адриан украдкой взглянул на Дорнфорда. Что выразит это лицо: заботу, облегчение, надежду, сочувствие? Но Дорнфорд только чуть-чуть нахмурился.

- Мне хотелось спросить у вас одну вещь, Дорнфорд. Кто-то уплатил судебные издержки, наложенные на этого юношу Крума.

Собеседник удивленно поднял брови, но лицо его осталось непроницаемым.

- Я думал, вы, может быть, знаете, кто. Адвокаты сказали только, что это исходит не от противной стороны.

- Понятия не имею.

"Так! - подумал Адриан. - Ничего я не узнал, кроме того, что если он притворяется, то мастерски".

- Мне нравится этот юноша, - сказал Дорнфорд, - он вел себя как порядочный человек, и ему очень не повезло. Но теперь он хоть спасен от разорения.

- Довольно таинственная история, - пробормотал Адриан.

- Да.

"В общем, - решил Адриан, - вероятно, заплатил все-таки он. Но что за непроницаемое лицо!"

- А как вы находите - изменилась Клер после процесса?

- Она стала чуть циничнее. Когда мы сегодня утром катались верхом, она вполне откровенно высказывалась насчет моей профессии.

- Как вам кажется, выйдет она за Крума? Дорнфорд покачал головой.

- Сомневаюсь. Особенно если то, что вы сказали об уплате издержек, правда. Она могла бы выйти за него из чувства признательности, но процесс этот ухудшил его шансы. Она его не любит... мне, по крайней мере, кажется, что нет.

- Брак с Корвеном страшно разочаровал ее.

- Я редко видел такое лицо, как у него, оно не оставляет никаких иллюзий, - пробормотал Дорнфорд. - Но мне кажется, что она и одна будет жить достаточно интересно. У нее есть мужество, и, как все современные молодые женщины, она очень независима.

- Да, трудно представить себе Клер в роли просто "хозяйки дома", ответил Адриан.

Дорнфорд промолчал.

- А относительно Динни вы бы этого не сказали? - спросил он вдруг.

- Видите ли, представить себе Клер матерью я не могу, а Динни - могу. Я не представляю себе, чтобы Динни могла порхать здесь, там, всюду, а Клер может. И все-таки сказать о Динни, что она "домашняя", было бы неверно. Это не то слово.

- Да, - пылко отозвался Дорнфорд. - Я не знаю, каким словом ее можно определить. Вы очень верите в нее?

Адриан кивнул.

- Беспредельно.

- Моя встреча с ней имеет для меня невыразимое значение, - сказал Дорнфорд очень тихо, - но боюсь, что для Динни она еще ничего не значит.

- Все это не так просто, - заметил Адриан. - Терпение - добродетель или было ею, по крайней мере, до тех пор, пока война не взорвала старый мир.

- Но ведь мне скоро сорок.

- Что ж, Динни скоро двадцать девять.

- То, что вы рассказали мне сейчас, что-нибудь меняет или нет?

- Насчет Сиама? Думаю, да... и очень меняет.

- Спасибо вам.

Они расстались, крепко пожав друг другу руки, и Адриан повернул на север. Он шел медленно, думая о книге судеб, раскрытой перед каждым влюбленным. Никакие письменные гарантии, никакие ценные бумаги не способны сохранить ее неизменной на всю жизнь. Любовь бросает человека в мир; с любовью он имеет дело почти всю жизнь, то в ущерб себе, то на радость; а когда он умирает, плоды его любви, дети, или же члены приходского совета хоронят его и забывают.

В Лондоне, где улицы кишат людьми, каждому приходится считаться с этой изменчивой, мощной и безжалостной силой, с которой ни один мужчина, ни одна женщина в здравом уме и твердой памяти не захотели бы иметь дело. В одном случае - "хорошая партия", "счастливый брак", "идеальная пара", "союз на всю жизнь"; в другом - "несходство характеров", "случайное увлечение", "трагическое положение", "роковая ошибка". Человек может все обеспечить, изменить, застраховать, предусмотреть (все, кроме, увы, неотвратимой смерти), но в отношении любви - он бессилен. Любовь приходит из ночи и в ночь возвращается. Она остается, она улетает. Она делает запись на одной или другой стороне книги, и нужно терпеливо ждать следующей записи. Она смеется над диктаторами, парламентами, судьями, епископами, полицией и даже над добрыми намерениями; она сводит с ума радостью и скорбью; она распутничает, творит, крадет и убивает; она бывает преданна, верна, изменчива. Она не знает стыда, над ней нет господина. Она создает семейные очаги и разрушает их. Переходит на сторону врага. А иногда сливает два сердца в одно на всю жизнь.