Генри Саттон - Бесстыдница

• Название: Бесстыдница
• Автор: Генри Саттон
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-87322-058-1

С любовью к психологическим деталям и подкупающей откровенностью описывает автор историю жизни Мерри Хаусман, красивой и прагматичной женщины, популярной голливудской кинозвезды. Перед читателем проходит путь жизненных исканий Мерри, которая с трезвостью и расчетливостью примеряет к себе славу и поклонение, сексуальные развлечения и извращения, сознательно становится частью окружающего ее мира глобальной «купли-продажи» и в конце концов приходит к разочарованию и внутренней опустошенности. аннотацию

---

Не успела Мерри с ним согласиться, как Денвер придвинулся поближе. Обнял ее, привлек к себе, поцеловал и начал расстегивать пуговицы на ее платье. Неспешно, одну за другой. Расстегнув все пуговицы, он встал и начал раздеваться сам. Мерри тоже разделась.

Снимая лифчик и трусики, она ощутила то же колющее, щекочущее волнение, как и тогда в игротеке. Даже немного сильнее. Должно быть, это от предвкушения того, что ее ожидает, подумала Мерри. От чего же еще? Ничего другого представить она была пока не в состоянии. Настоящую и более мрачную правду — что ее присутствие в комнате Денвера стало следствием ее позирования для тех скабрезных снимков — мог бы втолковать ей только психоаналитик. Да и в том случае Мерри с ним не согласилась бы.

Впрочем, на какой-то миг Мерри все-таки охватило сомнение — как раз тогда, когда она повернулась и посмотрела на Денвера, силуэт которого четко вырисовывался в проеме двери, освещаемый падающим сзади солнечными лучами. Денвер откинул покрывало с софы на пол, а сам улегся рядом с Мерри. Немного поласкал ее, поцеловал, а потом быстро и без колебаний проник в нее. Совершенно не так, как в романах. Правда, такой боли, о какой ее все предупреждали, Мерри тоже не испытала. Как, впрочем, не изведала каких-то особых, жгуче-сладостных и других потрясающих ощущений. Так, ничего особенного.

Денвер был с ней достаточно нежен и мягок, и Мерри с некоторым любопытством ощутила, как внутрь ее лона выплеснулся горячий поток его страсти. Но возбуждения не почувствовала.

Только со второго раза ей понравилось. Почему-то она не ожидала, что за первым разом последует второй. Она думала, что люди занимаются этим только единожды, а потом расходятся и ищут себе новых партнеров. Или засыпают. Или, решила она, Денвер просто отвезет ее домой. Они же некоторое время молча лежали рядышком, а потом Денвер начал ласкать рукой ее тело. И Мерри в ответ стала его гладить — ей казалось, что это просто долг вежливости. И она с интересом наблюдала, как от ее прикосновений вялый, маленький, сморщенный орган Денвера начал быстро разбухать и увеличиваться в размере, потом затвердел, стал подергиваться и вытянулся вдоль бедра, вырос еще больше и вдруг, словно часовая стрелка, плавно поднялся к пупку, пока, наконец, не замер — огромный, крепкий и твердолобый. И вот когда это мощное орудие проникло в Мерри во второй раз, она уже ощутила приятное возбуждение. Пусть пока это было еще не совсем то — не грандиозный, всесокрушающий оргазм с фейерверком, барабанным боем и фанфарами. Но вполне приятно. А потом, когда Денвер кончил, Мерри сказала, что ей пора домой.

Они встали, оделись, и Денвер отвез ее. Мерри указывала, куда ехать, а больше они ни о чем не говорили. Наконец, «бугатти» остановился перед ее домом.

— Я не смогу пригласить тебя зайти к себе, — сказала Мерри. — Извини, пожалуйста.

— Ничего, — ухмыльнулся Денвер. — Тем более что, по-моему, я уже побывал у тебя, не так ли?

Мерри улыбнулась. Он все-таки забавный малый.

— Вот, совсем другое дело, — добавил Денвер. — Улыбаться всегда полезно, верно?

— Да, — сказала она. И заметила, что он опять улыбается. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Мерри выбралась из машины и тихонечко, стараясь не шуметь, зашла в дом.

Денвер, не вылезая из «бугатти», закурил. Мерри уже давно простыл и след, а он все улыбался. Он вспоминал другую ночь, много лет назад. Как ее звали, черт побери? Элейн? Хелен? Он сидел перед домом Мерри, пока не вспомнил все в подробностях. Путешествие в Мексику, таверны, ночные клубы, стриптиз и все остальное. Мать девушки. Занятная штука жизнь, черт побери. И девчушка — и ее мать. Значит, он здорово постарел. Впрочем, это и без того было ясно. Нет, что ни говорите, а стареть нужно только так. Да — и никак иначе.

Все еще покачивая головой, Денвер запустил двигатель и покатил домой.

Три дня спустя Мерри полетела в Нью-Йорк. Мередит связался с Джаггерсом, который перезвонил Уеммику, а Уеммик заявился к чете Новотны, чтобы передать им, что мистер Хаусман не одобряет новый круг знакомств Мерри и считает, что Новотны не смогли как следует присмотреть за девочкой. Уеммик подождал, пока Мерри упаковала вещи, а потом отвез ее в аэропорт. По дороге он спросил ее про злополучные фотоснимки — сколько их всего было и у кого они могут быть.

— Этот был единственный, — сказала Мерри. — Всего же их было два. Я имею в виду два, на которых снята я. Второй остался у меня.

— Сожги его, — велел Уеммик.

Мерри ожидала, что он начнет читать нотацию. Путь до аэропорта предстоял неблизкий, так что нотация могла затянуться. Но Уеммик ограничился лишь двумя фразами.

— Такие истории могут обойтись в круглую сумму, — сказал он.

— Да, я знаю. Теперь.

— Вот и хорошо — в следующий раз может так не повезти.

Мерри смолчала. Впрочем, Уеммик и не ждал от нее ответа.

В аэропорту он сказал ей, что ее встретит Сэм Джаггерс. И что остаток лета она проведет у него.

— Хорошо, — просто сказала Мерри.

— Я думаю, он тебе понравится. Он — славный человек.

— Он мне нравится, — сказала Мерри.

Уеммик улыбнулся, попрощался с ней и зашагал к своей машине.

Мерри провела лето с Сэмом и Этель Джаггерс. Она жила в их доме и обучала пяти- и шестилетних детишек ритмике и танцам в ривердейльском летнем лагере. Школьный автобус отходил от перекрестка Шестьдесят третьей улицы и Западной Сентрал-парк-авеню всего в нескольких кварталах от дома Джаггерсов на Семьдесят второй улице.

Первого сентября, в день семнадцатилетия Мерри, Сэм Джаггерс повел ее и Этель ужинать в ресторан «Шамбор». Перед ужином он заказал всем коктейли с шампанским. Мерри должна была почувствовать себя уже совсем взрослой. На самом же деле это случилось значительно раньше.

Глава 7

Возвращение Мерри в Нью-Йорк нельзя было измерить лишь количеством миль, которые преодолел самолет из Лос-Анджелеса. Для нее произошла настоящая смена миров. Сумасбродный, вывихнутый мир Лос-Анджелеса и кичливого Голливуда — его фабрики грез — не просто остался позади, а вскоре уже вспоминался лишь как дурной сон. С другой стороны, безумные поступки, которые совершала там Мерри, казались совершенно естественными. Словно она побывала в Зазеркалье, где просто нельзя вести себя нормально, подчиняясь общепринятым канонам. Ведь даже Алиса — хорошо воспитанная и совершенно нормальная девочка из обычной семьи — не смогла остаться прежней и сохранить здравый смысл после того, как провалилась в кроличью нору и оказалась в Зазеркалье. Нечто подобное случилось и с Мерри. Приставания Новотны, сумасшедший вечер и стрип-покер в игротеке у Билла Холлистера, невероятная история с Денвером Джеймсом — все это напоминало современную и гораздо менее приятную версию похождений Труляля или Черепахи Квази.

Наоборот, мир Джаггерса отличался острой, пронизывающей реальностью. Нью-йоркские небоскребы подавляли своей незыблемостью и вечностью. Символ стабильности. Уж в Нью-Йорке-то никогда не бывать оползню или землетрясению, подобно тому, что произошло в Лос-Анджелесе, когда целый квартал внезапно ухнул в пучину Тихого океана. Нет, в Нью-Йорке, в отличие от Лос-Анджелеса, все дышало определенностью, уверенностью и надежностью.

Но Нью-Йорк всякий раз, когда Мерри об этом вспоминала, казался ей слишком шумным, давящим и отвлекающим по сравнению со спокойствием и умиротворенностью ее крохотной комнатки в школе «Мазер». Мерри сознавала, что придает чересчур много значения мелочам, но они играли слишком большую роль в ее жизни. Ее удивительно успокаивало, например, когда обложка у нового учебника математики была такой же, как в прошлом году, только в других цветах. Да и сами учебники она раскладывала на столе бережно и тщательно, давая себе зарок, что уж в этом семестре возьмется за ум и станет учиться особенно прилежно. Мерри пообещала своему ангелу-хранителю, что принесет ему эту жертву. Взамен, надеялась Мерри, ангел-хранитель благословит и защитит ее.

Хелен Фарнэм поведение Мерри казалось совершенно естественным. Она была не из тех, кто сует свой нос в чужие дела и пристает с расспросами, да к тому же ей казалось, что так все и должно быть. Да, Мерри, конечно, приналегла на учебники, но ведь сейчас самый важный решающий семестр. Кто хочет поступить в колледж, должен сейчас проявить себя во всем блеске. Оценки, которые поставят в этом семестре, будут фигурировать и во вступительных анкетах. Да, Хелен рассуждала вполне здраво и логично, но Мерри, узнав о подобных мыслях подруги, удивилась бы. Ей ничего такого даже в голову не приходило. Она думала лишь о том, что здесь, в школе, ничего с ней не случится, никто ее не тронет.

Не порви Мередит фотографию, а оставь ее там, где она могла бы на нее хоть изредка смотреть, все бы вышло по-другому. Она бы насмотрелась на этот снимок, пока бы он ей не надоел, и тогда смогла бы избавиться от наваждения. Отогнать от себя прочь навязчивые мысли, преследующие ее днем и ночью. Уничтоженный же снимок приобрел особую, словно магическую силу; теперь он перестал быть просто клочком бумаги, но отпечатался в ее воображении. Словно высеченный в камне. Да, ей просто не повезло. Мелисса не могла, не выдав себя, попросить Мередита, чтобы он сохранил снимок. Признаться даже в такой мелочи значило для нее — признаться во всем. Так что, вспоминая этот эпизод, Мелисса пришла к выводу, что была бессильна помешать Мередиту разорвать злосчастную карточку и сжечь обрывки в пепельнице. Сначала, когда Мередит забрал снимок из гостиницы и привез с собой на виллу, куда они обычно уезжали по уик-эндам, Мелисса решила было, что он хочет сохранить его, припрятав в каком-нибудь укромном и надежном месте. Там бы фотография была недоступна. Не то, что сейчас, когда она хранилась в памяти Мелиссы.