Макс Бременер - Тебе посвящается

• Название: Тебе посвящается
• Автор: Макс Бременер
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1970

---

В таких случаях мальчикам остается либо молчать, либо безнадежно и упрямо, грубым голосом повторять: «А что я сделал? А что я сделал?» Сейчас они не спорили. Всем ясно было: номер не прошел.

Когда все водворились на старые места, а шум почти уже стих, в класс вошел директор.

— Что здесь происходит? — осведомился он.

Ксения Николаевна коротко ему объяснила.

— Вот такое происшествие, — заключила она с улыбкой.

Увидя ее улыбку, директор плотнее сомкнул губы. Затем Андрей Александрович сказал:

— Подобного самовольства, подобного самочинства не случалось за многие годы существования нашей школы.

Он произнес это отчетливо и неторопливо, словно первую фразу диктанта, которую спустя полминуты прочтет опять. Но он ничего не стал повторять, а взглянул вдруг на вторую парту. Здесь рядом с черноглазой, густобровой, смугловатой девочкой сидел Валерий, единственный из мальчиков, еще остававшийся на новом месте. Соседка не смотрела на него, но и не гнала.

— Тут еще что такое? — спросил Андрей Александрович строго.

Девочка привстала и сказала спокойно, даже равнодушно:

— Андрей Александрович, Саблин мне не мешает.

Валерий удивленно и признательно взглянул на соседку: «Не ожидал!..» А директор больше не интересовался ими. Он только еще раз напомнил классу, что восемьсот первая школа служит примером «всем учебным заведениям в округе»; сказал, что ученики 9-го «А» должны гордиться своей школой, и ушел, ступая осторожно и тяжело, без звука притворив за собой дверь.

Ребята вздохнули облегченно. Ксения Николаевна опустилась на стул.

— Потеряли треть полезного времени, — проговорила она. — Ну, займемся все-таки русской литературой девятнадцатого века.

Ксения Николаевна принялась рассказывать о Гончарове. «Гончаров писал очень толстые книги, — мелькнуло в голове у Валерия. — Кажется, он написал всего три книги, но зато уж толстенные…» И хотя очень скоро Валерий уже знал, что Ксения Николаевна рассказывает увлекательно, — тишина была полная, внимание общее и слитное, — но сам почему-то не мог сосредоточиться. Он все всматривался в профиль соседки и думал сбивчиво: «Почему самочинство?.. Ерунда! Ладно, пускай. Ничего… Ничего страшного».

Насчет «самовольства и самочинства» ребят из 9-го «А» речь заходила еще не раз.

На другой день ребят — комсомольцев девятых классов — попросили после уроков зайти к секретарю комитета комсомола школы Лиде Терехиной.

Очень высокая, с чинными манерами, Терехина была та самая девочка, на место которой Валерий накануне пересел. В классе Валерий заметил, что она очень смешлива. Но сейчас Лида показалась ему серьезной. Каждому из ребят, входивших в пионерскую комнату, она, встав, протягивала прохладную руку и говорила вежливо:

— Здравствуйте. Пожалуйста, садитесь. Стульев хватает?

Стульев было достаточно.

Когда собрались мальчики-комсомольцы и девочки, члены комсомольского комитета школы, избранного в прошлом году, Лида Терехина вышла из-за своего стола. Она собиралась сказать, что хочет познакомиться с новыми членами комсомольской организации еще до предстоящего собрания, но вдруг задумалась, сдвинула брови. Лида привыкла свои выступления начинать словами: «Девочки! Мы…» И сейчас она чуть не оговорилась; хорошо, что спохватилась в последнюю секунду, — уж мальчишки посмеялись бы над ней!

«Как обращаться? «Мальчики и девочки»? Смешновато!»

Ей даже вспомнились такие стихи:

Мальчики и девочки
Сидят на скамеечке
Против карусели, —
Ах, что за веселье!..

Лида чуть не фыркнула. Откуда эти стишки?.. Да из «Приключений Буратино»!

— Товарищи! — начала Лида Терехина сухо, потому что дальше молчать было нельзя. — Давайте познакомимся… Ну, побеседуем просто. По душам, как говорится, — закончила она, глядя себе под ноги.

Но оттого ли, что Лида в смущении не сказала, о чем предстоит побеседовать, или оттого, что открывать душу так вот вдруг, ни с того ни с сего, никому неохота, — как бы то ни было, разговора пока не получалось.

Тогда Лида придвинула к себе стопку исписанных листков бумаги и, просмотрев верхний, начала:

— Давайте подумаем, кто мог бы в будущем войти в наш актив. Вот, например, — она легонько дотронулась до верхнего листочка в стопе, — вы, Ляпунов. Избирали вас в прежней школе в комсомольские органы?

— Нет, — ответил Ляпунов, и по комнате пробежал смешок.

— Потише, товарищи! — сказала Терехина и продолжала решительно: — Ничего не значит, что не избирали пока Ляпунова в комитет! Раньше не избирали, а сейчас могут его девочки… то есть товарищи… избрать — ничего нет смешного! Раньше не приходилось руководить, а теперь научится! Так?

В то время как Ляпунов откашливался, ребята перешептывались, предвкушая потеху, а некоторые даже поудобнее усаживались. Ляпунов выждал, пока стихнет оживление, и наконец ответил:

— По моему разумению, я не подойду.

— Отчего же? — возразила Лида тоном, каким подбадривают скромника. — Вам дали очень хорошую характеристику, вы…

— Это меня спихнуть хотели в вашу школу, потому и дали, — сказал Ляпунов басом. — А вообще-то во мне хорошего мало.

— Почему же? — растерялась Лида.

Ребята посмеивались. Многие из них в прошлые годы учились вместе с Ляпуновым или, во всяком случае, хорошо его знали. Он сидел по два года в пятом и седьмом классах, и сейчас ему было восемнадцать лет. Это был аккуратно выбритый и опрятно одетый, очень вежливый молодой человек, которого в голову не приходило назвать «верзилой» или «детиной». Ни одним предметом и вообще ничем он всерьез не интересовался, о чем и сам, если случалось говорить с педагогами, сожалел. Время от времени он чудил, да так, что заражал «чудачеством» весь класс, и ему подпевали все, даже отличники, активисты и завзятые тихони. Притом Ляпунов отличался добродушием: выходки его бывали не злостными, а чаще всего забавными, так что их сравнительно легко прощали.

— Почему же? — повторила Лида.

— Я, видите ли, — ответил, потупясь, Ляпунов, — переросток. У меня мысли не там…

— Как это «не там»?

— Да вот… — сказал Ляпунов, изображая смущение. — Невеста у меня, вот какое положение…

— Да? — переспросила ошеломленно Лида, не зная, как к этому отнестись. — Ну… а по предметам по всем успеваешь?

— Не по всем. По английскому не успеваю, — ответил Ляпунов без всякого замешательства.

— И тебе не стыдно перед… девушкой?

— Ну, для нее это — последнее дело! — ответил Ляпунов, у которого никакой невесты не было.

— Жаль! — укоризненно покачала головой Лида.

Она не уговаривала больше Ляпунова. Отложив в сторону его характеристику, она внимательно прочитала следующую.

Знакомство явно затягивалось. Мальчики, переглядываясь, думали об одном: если уж не удается уйти домой, может, поразвлечься немного?..

И, хотя после паузы Лида Терехина стала расспрашивать Стасика Санкина, «одного из самых лучших учеников», как гласила характеристика, парня вдумчивого и отнюдь не дурашливого, Стасик, угадывая настроение ребят, решил раздуть отдельные робкие смешки в общее веселье. С сосредоточенным видом первого ученика, каким он в самом деле и был, Стасик нес отчаянную ерунду…

— Та-ак, — протянула Лида Терехина, смутно подозревая, что ее разыгрывают.

Потом она завязала беседу с Борей Кавалерчиком. Кавалерчик окончательно переборщил. Он врал, что у него потеря памяти, куриная слепота, детская подагра и гланды с орех, и вообще представил себя каким-то придурком.

Лида спросила, почему он уверен, что не справится с работой, если его выберут в комитет.

— У меня общее развитие отстает, — ответил Кавалерчик, — я совершенно не бываю и музеях.

— Да неужели? — не поверила Лида. — Как же так?

— Не знаю, — сказал Кавалерчик, страшно сжимая челюсти, чтобы не прыснуть от смеха. — Я в жизни не был в Третьяковке.

Он, несомненно, валял дурака.

Должно быть, Лиде так и показалось — она не стала вдаваться в подробности, а фамилию Гайдукова произнесла уже неуверенно и даже с опаской: что, мол, готовишь мне ты?

— Ребята, я думаю так: пошутили — и хватит, — начал Игорь грубовато и умиротворительно. — Смех смехом, — посмеяться мы все любим, — а дело делом. — Гайдуков рубанул рукой по воздуху, как бы отсекая все, что не дело.

Ребята не протестовали, кто-то даже пробурчал: «Правильно». Все чувствовали, что вроде хватили лишку и надо б замять.

— Теперь, Лида, про то, что, значит, вас интересует, — продолжал Гайдуков просто. — Был в прошлом году комсоргом класса, буду, конечно, и в этом году охотно работать — изберут ли кем-нибудь или нет, все равно. Учусь на четверки и пятерки, преобладают то те, то эти… А теперь у меня к вам… — Гайдуков, самую чуточку конфузясь, взглянул на Терехину, — слово критики.