Корней Чуковский - От двух до пяти

• Название: От двух до пяти
• Автор: Корней Чуковский
• Жанр: Психология

 Книгу Корнея Ивановича Чуковского `От двух до пяти` будут читать и перечитывать, пока существует род человеческий, ибо книга эта о душе ребенка. Чуковский едва ли не первым применил психологические методы в изучении языка, мышления и поэтического творчества детей, без устали доказывая, что детство - вовсе не какая-то `непристойная болезнь, от которой ребенка необходимо лечить`. При этом `От двух до пяти` - не просто антология увлекательных рассказов и детских курьезов, это веселый, талантливый и, пожалуй,единственный в своем роле учебник детоведения, заслуженно вошедший в золотой фонд детской психологии и педагогики. А для каждого взрослого это еще и книга о возвращении к самим себе.

---

Вот сколько понадобилось бы слов, чтобы выразить то, что ребенок высказал единственным словом с короткой приставкой.

Сравни у Маяковского:

Это, Кися, не "переписка"!

Это только всего переПИСК[16].

ЛЬЗЯ И НЕЛЬЗЯ

Любопытная особенность детских приставок: они никогда не срастаются с корнем. Ребенок отрывает их от корня и легче и чаще, чем взрослые. Он, например, говорит:

- Я сперва боялся трамвая, а потом вык, вык и привык.

Он не сомневается в том, что если есть "привык", то должно быть и "вык".

То же и с частицами отрицания.

Скажешь, например, малышу: "Ах, какой ты невежа!", а он: "Нет, папочка, я вежа, я вежа!" Или: "Ты такой неряха", а он: "Ладно, я буду ряха!"

Бабушка Ани Кокуш сказала ей с горьким упреком:

- Ты недотёпа.

Аня со слезами:

- Нет, дотёпа, дотёпа!

И вот восклицание Мити Толстого перед клеткой зоосада:

- Ай, какие обезьяны уклюжие![17]

У взрослых отрицание не чаще всего прирастает к корням. Я впервые подумал об этом, когда услышал такой разговор малышей:

- Не плачь, он ударил нечаянно.

- Нет, чаянно, чаянно, я знаю, что чаянно!

Есть целая категория слов, не существующих во "взрослом" языке без отрицания. Таково, например, слово ожиданный. Без приросшего к нему отрицания оно в новейшей литературе уже не встречается. Стандартной формой стало: "неожиданный", но в прежнее время мы то и дело читали:

"Ожиданное скоро сбылось..." (Щедрин).

"Вместо ожиданной знакомой равнины..." (Тургенев).

Некрасов в 1870 году ввел это слово в поэму "Дедушка":

Вот наконец приезжает

Долго ожиданный дед,

но в первом же издании той книги, где была вторично напечатана эта поэма, счел необходимым изменить всю строку:

Вот наконец приезжает

Этот таинственный дед[18].

Дети не одобрили бы этой поправки. Ибо слово "ожиданный" живо для них и сейчас.

Лет двадцать назад я подслушал такой диалог:

- Отстань, я тебя ненавижу.

- Я тебя тоже не очень навижу.

И то же самое довелось мне услышать недавно:

- Мама, я не могу навидеть пенки[19].

Словом, дети и знать не желают этого нерасторжимого сращения приставки и корня; и попробуйте скажите трехлетнему Юре, что он говорит нелепости, он запальчиво ответит: "Нет, лепости!"

Вообще всякое "не" обижает детей:

- Ненаглядная ты моя!

- Нет, наглядная!

Я сказал на Кавказе двухлетнему загорелому малышу:

- Ух, какой ты стал негритенок.

- Нет, я гритенок, гритенок.

Неустанно вникая в структуру всякого сложного слова, дети часто воскрешают в своих речах то далекое прошлое, когда еще не наблюдалось такого сращения служебных частиц и корней. От слова "лепости" так и пахнуло стариной, когда лепым называлось ладное, гармоничное, стройное.

Вспомним: "Не лепо ли ны бяшеть, братие" в "Слове о полку Игореве", а также: "У людей-то в дому чистота, лепота" - в "Песнях" Некрасова (1866).

Другое старинное слово я слышал от детей много раз, когда говорил им "нельзя". Они отвечали: "Нет, льзя". И это льзя напоминало Державина:

Льзя ли розой не назвать?

Льзя, лепый, вежа, чаянно - эти старинные слова умерли лет полтораста назад, и ребенок, не подозревая об этом, воскрешает их лишь потому, что ему неизвестна их неразрывная спайка с частицей "не", установившаяся в давней традиции. Он вообще не знает никаких исключений из общего правила, и если эти исключения относятся к позднейшей эпохе, то, игнорируя их, он тем самым возвращает словам их забытый смысл. Помню возглас одного четырехлетнего воина:

- Я пленил Гаврюшку, а он убежал!

Пленил, то есть взял в плен.

Это архаическое слово почти совсем забыто в нашей речи, и если мы употребляем его, то чаще всего в переносном смысле ("она пленила меня красотой"), а ребенок вернул ему его прямое значение, оглаголив существительное "плен".

Таким же архаистом поневоле оказался малыш, закричавший своему брату во время игры:

- Я тебе приказываю, - значит, я твой приказчик!

В старину приказчиком был действительно тот, кто приказывал, а не тот, кто подчинялся приказам. Ребенок - по аналогии со словами "указчик", "заказчик" - возвратил "приказчику" его утраченную руководящую роль.

ОН И ОНА

Замечательна чуткость ребенка к родовым окончаниям слов. Здесь он особенно часто вносит коррективы в нашу речь.

- Что ты ползешь, как черепаха? - говорю я трехлетнему мальчику.

Но он уже в три года постиг, что мужскому роду не пристало иметь женское окончание "а":

- Я не черепаха, а я черепах.

Вера Фонберг пишет мне из Новороссийска о следующем разговоре со своим четырехлетним сыном:

- Мама, баран - он?

- Он.

- Овца - она?

- Она.

- А почему папа - он? Надо бы пап, а не папа.

Другой такой же грамматический протест:

- Мама, у меня на пальце царап!

- Не царап, а царапина.

- Это у Муси если, - царапина, а я мальчик! У меня царап!

От четырехлетней Наташи Жуховецкой я слышал:

- Пшеница - мама, а пшено - ее деточка.

О такой же классификации родовых окончаний, произведенной одним дошкольником, мне сообщают из Вологды:

- Синица - тетенька, а дяденька - синиц.

- Женщина - русалка. Мужчина - русал.

Начинают играть:

- Я буду барыня, ты, Таня, слуга, а Вова будет слуг.

Позже, к семилетнему возрасту, дети начинают подмечать с удивлением, что в русской грамматике слова одной и той же категории бывают и мужского и женского рода:

- Мам! Москва - она, и Пенза - она. Ростов - он, Смоленск - он[20].

Когда отец Алены Полежаевой укоризненно сказал ей: "Ляля - бяка", она тотчас же от этого женского рода образовала мужской:

- Папа - бяк! Папа - бяк! Папа - бяк!

- Папа, ты мужчин! - говорит Наташа Маловицкая, так как с окончанием а у нее связано представление о женщинах. Это представление в некоторой степени свойственно также взрослым. Недаром в народе говорят: "с мальчишкой", "с дедушкой".

Трехлетний Вова играет в уголке:

- Бедный ты зайчонок... Тебя пьяниц сбил...

Очевидно, для его языкового сознания только женщина может быть пьяницей.

"КЛЕВАЧИЙ ПЕТУХ"

На предыдущих страницах мы говорили главным образом о той любопытной структуре, которую малолетние дети придают глаголам и существительным. Имена прилагательные сравнительно редко встречаются в речи детей. Но даже в том небольшом их числе, которое удалось мне собрать в течение очень долгого времени, тоже явственно выразилось присущее детям чутье языка:

- Червячее яблоко.

- Жмутные туфли.

- Взбеситая лошадь.

- Дочкастая мамаша.

- Зоопарченный сторож.

- Гроз и тельный палец.

- Пугательные сказки.

- Сверкастенький камушек.

- Молоконная кастрюля.

- Какой окошный дом!

- Какой песок песучий!

- Вся кровать у меня крошкинная.

- Что ты мне даешь слепитые конфеты?

- Зубовный врач.

- У нас электричество тухлое.

- Жульничная я, все равно как мальчишка.

- Брызгучая вода.

- Насмарканный платок.

- Лопнутая бутылка.

- Ты, мама, у меня лучшевсехная!

- Это рыбижирная ложка?

- Я не хочу эту сумку: она вся дыркатая.

- Этот дом высокей нашей почты.

- Почему у ящерицы людины пальцы?

- Наше радио очень оручее.

- Уж лучше я непокушанная пойду гулять.

- Исчезлая собака.

- Клевачий петух.

- Раздавитая муха.

- Креслые ноги.

- Махучий хвост.

(Несколько иначе у Чехова: "насекомая коллекция".)

Галочка четырех лет похваляется:

- Говорят: надень чулки - надеваю носки! Говорят надень носки надеваю чулки. Я вообще наоборотливая.

Мальчик услышал, как некая купальщица сказала на пляже:

- Я прямо с ума сошла. Купаюсь четвертый раз.

И спросил у матери часа через два:

- Куда она ушла, сумасошлатая?

Четырехлетняя Майя:

- Лес заблудительный, однойнельзяходительный.

Несмотря на всю свою причудливость, почти каждое из этих прилагательных, изобретенных малым ребенком, соответствует духу русской народной речи, и не было бы ничего удивительного, если бы в каком-нибудь из славянских языков оказались такие слова, как "червячее яблоко" или "заблудительный лес".

СКРЕЩИВАНИЕ СЛОВ

Из созданных ребенком прилагательных мне особенно пришлось по душе слово "блистенький":

- Моя чашка такая блистенькая (блестящая и чистенькая сразу).

Блистенький - синтетическое слово. В нем слиты два разных слова, корни которых созвучны. Таково же услышанное мною недавно: бронемецкая машина.

Замечу кстати, что такое скрещение двух разных корней наблюдается не только в прилагательных. Например: