Генри Джеймс - Ученик

• Название: Ученик
• Автор: Генри Джеймс
• Жанр: Классическая проза

---

Может статься, что это будет форма рассеянья, испуганного sauve qili peut [спасайся, кто может (фр.)], что все кинутся врассыпную и каждый постарается укрыться в своем углу. Разумеется, у них не было уже прежней гибкости: по всей видимости, они искали то, что уже невозможно было найти. Доррингтоны больше не появлялись, князья куда-то исчезли, - не было ли все это началом конца? Миссис Морин перестала соблюдать пресловутые "дни"; распорядок ее светских выездов был нарушен, календарь со всеми датами повернут к стене. Пембертон считал, что самым ужасным ударом для них оказалось ни с чем не сообразное поведение мистера Грейнджера, который, по-видимому, сам не знал, чего хочет или, что было еще того хуже, чего хотят они. Он продолжал посылать цветы, словно для того, чтобы устлать ими свой отход, которому уже не суждено было перейти в новое наступление. Хорошо, конечно, что еще были цветы, но - Пембертон теперь мог уже сделать из этого окончательный вывод. Больше не приходилось сомневаться, что на протяжении всех этих лет Моринам неизменно сопутствовала неудача; поэтому молодому человеку оставалось только благодарить судьбу за то, что "эти годы" длились так долго. Мистер Морин имел еще возможность уезжать иногда по делам и, что было всего удивительнее, даже возвращаться назад. Юлик больше не бывал в клубе, но в наружности его не произошло никаких перемен, он продолжал производить впечатление человека, взирающего на жизнь глазами завсегдатая этого дома. Вот почему Пембертон был вдвойне поражен, услыхав, как он однажды ответил матери: в голосе его звучало отчаяние человека, успевшего испытать самые тяжкие лишения. Пембертону не удалось как следует понять, о чем именно шла речь; похоже было, что она хотела знать его мнение насчет того, за кого им лучше выдать замуж Эми.

- Да хоть за черта! - крикнул. Юлик.

На этот раз Пембертон мог окончательно убедиться, что они утратили не только привычную им учтивость, но вместе с нею и веру в себя. Мог он и увидеть, что уж коль скоро миссис Морин озабочена тем, чтобы препоручить кому-то своих детей, то это означает, что она закрывает все крышки люков от бури. Но, так или иначе, Морган был последним, с кем она бы решилась расстаться.

Однажды зимним днем - это было воскресенье - учитель и ученик гуляли по Булонскому лесу и зашли далеко вглубь. Вечер был так великолепен, холодный лимонно-желтый закат так прозрачен, поток экипажей и пешеходов так увлекателен, а очарование Парижа так велико, что они задержались дольше обычного, а потом спохватились, что надо спешить домой, иначе они опоздают к обеду. Они и стали спешить, взявшись под руку, веселые и проголодавшиеся, убежденные, что Париж - самый лучший город на свете и что, сколько всего они ни видели там, они не успели еще насладиться сполна невинными удовольствиями, которых там было не счесть. Вернувшись в гостиницу, они обнаружили, что, хоть они пришли намного позже положенного, за столом никого не было. Смятение охватило комнаты Моринов (на этот раз очень ободранные, но все же самые лучшие в гостинице), и, бросив взгляд на стол, где все говорило о неожиданно прерванном обеде (посуда вся была сдвинута с мест, словно перед этим там разразилась драка, а на скатерти чернело большое пятно от только что разлитой бутылки вина), Пембертон не мог не догадаться, что здесь разыгралась последняя борьба за остатки собственности. Грянула буря, все старались куда-то укрыться. Крышки люков были закрыты. Пола и Эми исчезли (за все это время ни та, ни другая ни разу не пытались привлечь к себе внимание Пембертона, однако он понимал, что они все же с ним как-то считались и теперь не хотели показываться ему в положении молодых девушек, у которых конфисковали платья), а Юлик, казалось, успел уже выпрыгнуть за борт. Словом, владелец гостиницы, а за ним и весь ее персонал утратили всякую почтительность к своим постояльцам, и брошенные в беспорядке на полу раскрытые чемоданы являли собой картину насильственного захвата, с которым странным образом сочеталось негодование отступавших.

Как только Морган сообразил, что все это означает - а сообразил он сразу, - он покраснел до корней волос. С самого раннего детства он привык переживать трудности и опасности, но ему еще ни разу не случалось быть свидетелем публичного посрамления своих близких. Взглянув на него еще раз, Пембертон увидел, что глаза мальчика полны слез и что это слезы горечи и стыда. Несколько мгновений учитель его раздумывал, не должен ли он поберечь Моргана и для этого сделать вид, что не понимает происходящего, и удастся ли ему это. Но ему стало ясно, что уже не удастся, как только в этой маленькой обесчещенной salon у поруганного очага он увидел мистера и миссис Морин, оставшихся без обеда и, по всей вероятности, напряженно размышлявших, в какую из шумных столиц им лучше всего теперь направить свои стопы. Они не были сломлены, но оба были очень бледны, а миссис Морин, должно быть, все это время плакала. Пембертон сразу понял, что горюет она отнюдь не оттого, что ей не дали возможности пообедать, хотя, вообще-то говоря, для нее и немало значило в жизни вкусно поесть, но по причине куда более трагической. Она тут же раскрыла перед ним свои карты, рассказав о том, что вызвало всю эту катастрофу, как почва у них под ногами заколебалась и как их всех теперь выпроваживают отсюда. Поэтому, как ни тяжело им расставаться сейчас со своим любимцем, ей приходится просить его еще на какое-то время продлить свое благотворное влияние на мальчика, которого ему удалось так к себе привязать, и уговорить своего юного питомца поселиться вместе с ним в каком-нибудь скромном доме. Короче говоря, они целиком полагаются на него, они временно препоручают свое милое дитя его покровительству - это позволит и мистеру Морину, и ей самой уделить надлежащее внимание (до этого, увы, они уделяли его недостаточно) своим делам и привести их в порядок.

- Мы вам доверяем... мы понимаем, что можем вам доверять, - сказала миссис Морин, в задумчивости потирая свои пухлые руки и с виноватым видом поглядывая на Моргана, в то время как ее супруг назидательно и отечески водил указательным пальцем по его подбородку.

- О да, мы знаем, что можем вам доверять. Мы целиком полагаемся на мистера Пембертона, Морган, - подтвердил мистер Морин.

Пембертон снова подумал, не сделать ли ему вид, что он не понимает, о чем идет речь; но тут же увидел, с какими муками это будет сопряжено; по лицу Моргана он прочел, что тот все уже понял.

- Так, значит, он может увезти меня, и мы будем вместе навеки? вскричал мальчик. - Увезти, увезти меня куда захочет?

- Ну уж и навеки? Comme vous у allez [здесь: уж очень ты многого захотел (фр.)], - снисходительно рассмеялся мистер Морин. - На столько времени, на сколько мистер Пембертон соблаговолит тебя взять.

- Мы старались, мы мучились, - продолжала его жена, - но вы так сумели его к себе привязать, что все самое трудное уже позади.

Морган отвернулся от отца, он смотрел на Пембертона, и лицо его просветлело. От заливавшей его краски стыда ничего не осталось, появилось нечто другое, вдохнувшее в него жизнь. Это была вспышка мальчишеской радости, слегка только приглушенная мыслью о том, что от этого неожиданного исполнения его надежды, слишком уж внезапного и стремительного, все становится гораздо менее похожим на игру, о которой он так мечтал: весь "побег" открыто препоручался теперь им обоим. Мальчишеская радость эта длилась всего лишь миг, и Пембертона почти что испугало, что сквозь только что испытанную униженность неожиданно проступили признательность и любовь. Когда Морган пролепетал: "Ну что вы _на это_ скажете, мой милый?" - он почувствовал, что от него ждут слов восторга. Однако еще больше его испугало то, что сразу же за этим последовало и что заставило мальчика тотчас же опуститься в стоявшее возле него кресло. Он очень побледнел и прижимал руку к левому боку. Все трое смотрели на него, но первой к нему кинулась миссис Морин.

- Ах, бедненькое сердечко! - вскричала она и опустилась перед ним на колени; в эту минуту он уже не был для нее только божком, и она горячо его обняла.

- Вы слишком много сегодня гуляли, слишком спешили! - крикнула она через его плечо Пембертону. Мальчик ничего на это не возразил, как вдруг его мать, все еще продолжая держать его в своих объятиях, привскочила с перекошенным лицом, и послышался душераздирающий крик:

- Помогите, помогите! Он умирает! Он умер!

Взглянув на изменившееся лицо Моргана, Пембертон в ужасе увидел, что мальчик мертв. Он едва не вырвал его из объятий матери, и на какое-то мгновение, когда они держали его так оба, их испуганные взгляды встретились.

- Он не смог этого выдержать, с его слабым сердцем, - сказал Пембертон, - этого удара, всей этой сцены, страшного потрясения.

- Но я-то думала, что он _хочет_ уехать с вами! - простонала миссис Морин.

- Я же _говорил_ тебе, моя дорогая, что он вовсе этого не хотел, ответил ее муж. Он весь дрожал и по-своему был столь же глубоко потрясен, как и его жена. Но, едва только первый порыв прошел, он принял постигшую его утрату, как подобало человеку светскому.