Игорь Голубев - Автобаза

• Название: Автобаза
• Автор: Игорь Голубев
• Жанр: Детектив

---

- Отец прислал?

- Зачем спрашиваешь? Сама знаешь.

- Я не вернусь.

- Знаю. Но мы должны это сказать всем.

Татарка сняла с пальца золотое колечко, не взятое в свое время в уплату за гаданье, и положила на угол стола.

- Верни сестре.

- Она уже замужем. Не возьмет. Жены таких не носят. Только девушки. Ты все еще невеста?

- Да.

- По нашим законам, если живешь в доме мужчины...

- По вашим законам, - поправила татарка, - Теперь я живу по другим. Ты меня убъешь?

- Всем известно, где ты живешь, - не ответил на вопрос Витя.

Она знала: всегда найдется кто-то, кто, желая выслужиться перед Бароном, станет добиваться ее наказания. Однако у людей сложилось совершенно неправильное представление об образе жизни, правах и обязанностях цыганских женщин - девочек, девушек-невест, жен, сестер и матерей. Право на выбор, даже печальный, у них было всегда.

- Мы не давали друг другу слова...

- Я помню.

- ... и я люблю другого.

- Тогда мы должны сказать это всем.

- Что ты заладил: всем, всем, всем? Какое отношение они имеют к моей жизни?

Зарема знала, что неправа. Эти люди вправе рассчитывать на уважение и соблюдение своих законов, ведь именно они подобрали замарашку, дали ей кров и еду.

Она села. Ноги не держали, словно она на случившемся пожаре перетаскала тысячу ведер, так и не затушив пламени. Цыган остался стоять.

- Что же нам делать? Что делать? Я его люблю. Он не такой, как мы. Совсем другой. Он добрый, но слабый... Я его жалею. Помнишь, как мы жили вместе. Ты всегда защищал меня. Когда обижалась я, обижался ты, когда болела я, болел и ты, мы радовались вместе и горевали на пару. Ты меня тоже жалел.

Все это он прекрасно помнил.

- Что же делать... Я не могу с тобой поехать. Не могу.

Она боится, понял цыган. Он еще раз посмотрел на фотографии, украшавшие одну из стен. Их было столько, что, казалось, хватит на маленький табор. Военные и гражданские, разных лет, стилей одежды и примет времени.

- Это его семья?

- Нет. Это теперь моя семья. У него есть друг и машина. Скоро буду я.

В наступившей вдруг пронзительной тишине стало слышно все: и закипевший на заднем дворе самовар, и заворочавшуюся на подстилке в сарае собаку, и перебранку соседей по ту сторону Почтовой, и плывущие в небе облака - все, что невозможно услышать.

- Я помогу тебе, Зара. Как тогда, в детстве. Ни о чем не беспокойся. Ты сможешь приехать к нам потом. Со своим мужем. Знакомиться... Будь счастлива.

Она не проводила его до калитки. Смотрела через тюль оконной занавески, от чего мир как бы расплывался, уходил в безреальность, приобретал ту меру условности, которую мы принимаем во сне, но в обычной жизни страшимся и избегаем.

Цыган шел к станции легкой походкой человека, принявшего очень важное для себя решение. Между тем для человека с другим характером все должно было выглядеть совсем по-другому. Пять минут назад он практически разрушил свое будущее. Возможно, мать и поймет, но не остальные. Для других он дал слабину, не вернул невесту, простил, дал уйти. И какое им дело - давали ли они слово друг другу? Внешне все выглядело скверно. У японцев это называется "потерять лицо". И с этого момента Витя становился одиночкой. Изгоем.

За домами пронзительно свистнула пришедшая к станции электричка. На ней приехали первые гости Глотова. Цыган поедет на следующей и в ДРУГУЮ сторону.

А татарка резала лук для салата и плакала - уж очень едким он был...

ЭПИЛОГ

К трем часам дня в столице стояла удушающая жара. Асфальт размяк настолько, что не только дамские каблуки оставляли на нем черные аккуратные дырки, но и мужские "казаки", столь модные в определенных кругах, выдавливали полукруглые углубления на пружинящей и остропахнущей поверхности. Листья тополей окончательно пожухли и свернулись в трубки, словно деревья поразили гигантские полчища гусениц. Под Шатурой опять задымили торфяники, и экологи всерьез забили тревогу: намечалось повторение лета семьдесят второго года. Отпала нужда подогревать искусственное питание младенцам. Из водопроводных кранов текла теплая и противная вода. Импортные холодильники не справлялись с круглосуточной нагрузкой.

В церкви Николы в Пыжах, что на Большой Ордынке, было тихо и прохладно. За церковной оградой стояло с десяток автомобилей. Приехали немногие. Аркадий Карпович не хотел большого сборища. Ждали начала службы.

Только автомобиль Борисова пустили внутрь церковной ограды. Он сидел за тонированными стеклами рядом с новым начальником личной охраны и безучастно глядел на входящих и выходящих из храма прихожан, продолжая мысленный спор со Змееловом о тщете земного существования.

- Покайся, - говорил ему Змеелов. - Когда-то публичное покаяние было в чести.

- В чем мне каяться? Фальшивых денег не печатаю. В блуде и кровосмешении не замечен.

- Но по твоему приказу убивали...

- Только в целях самозащиты. Не я - так меня. Не сегодня - так завтра. Что же до деловых интересов, предпочитаю договариваться цивилизованно. И вообще, кончай корить меня...

На том и разошлись.

В церковный двор въехал катафалк. Гроб вынесли и установили головой на восток. Вышли священник с дьяконом. Позвали Борисова. Пока пели псалмы, Борисов разглядывал богато расшитую золотом фелонь священника.

- "Боже духов и всякия плоти, смерть попра-вый и диавола упразднивый..."

Борисов чуть повернул голову, окинул взглядом приглашенных, стараясь угадать мысли и настроение. Мысли не угадал, угадал настроение. У большинства любопытство или равнодушие, иногда - жалость. Его внимание привлекло незнакомое лицо. Правильные черты портили только глубокая складка на переносице и резкая, двоившая подбородок впадина. Впрочем, говорят, такие бывают у людей целеустремленных и волевых. Копна седых волос и относительная моложавость лица делали человека заметным. Среди приглашенных он явно не значился. Странно, но Борисов не почувствовал беспокойства. Даже угадал, кто таков незнакомец. Конечно, не знал чина, но принадлежность к структуре вычислил.

Его предположение подтвердилось, когда служба закончилась и все вышли на паперть. Незнакомец подошел и представился: полковник Розин. Сообщил: установлено, что сегодня утром его старшая дочь погибла в автокатастрофе на Ленинградском шоссе, в восьми километрах от МКАД.

Аркадий Карпович выслушал сообщение молча. Стоящие поблизости ахнули, выказав больше удивления, нежели сочувствия.

- Я знаю. На опознание поедет мой секретарь. Он хорошо знал Зою, - просто сказал Борисов.

- Извините, неудобно говорить такое при данных обстоятельствах, но машина загорелась, и вашему секретарю будет затруднительно опознать. Шрамы, родинки...

- Обратитесь к ее дантисту. Вы, верно, хотите еще что-то сказать? Не трудитесь. Мне стало это известно в шесть утра. Сплошной бандитизм на дорогах. И еще: срок депутатских полномочий кончается только через месяц, так что у меня есть время, ведь неприкосновенность еще никто не отменял.

Борисов пошел к машине. Катафалк выехал первым. Следом отправилась машина Аркадия Карповича.

Водитель и охранник время от времени посматривали в зеркало заднего вида на уснувшего старика. Утомился шеф. И то сказать, столько волнений. Не всякий выдержит...

И не выдержал. Умер. Это обнаружили через сто километров, на заправке.

На даче Глотова собрались некоторые непосредственные участники событий: сам Василий Степанович, Дмитрий Константинович Артеменко, его напарник Геннадий Васильевич Климов, Варвара, она же Зарема, и Мария Игнатьевна. Чуть позже подъехал полковник Розин. На Глотове плохо сидел темно-синий костюм с искрой и удушающий галстук. Дима нарядился в цветную рубашку апаш. А Зарема шепотом уже называла Гену "мой Крольчонок". Климов досадовал. Больше всех светилась Мария Игнатьевна: сегодня Глотов представил ее всем как свою невесту. Тогда встал насупленный Климов и сделал аналогичное заявление, объявив невестой Варвару.

Больше всего не повезло старшому питерцев. Через два дня, когда участники дорожного инцидента Музыкант, Гриша-маленький и пятеро из команды Борисова уже парились на нарах в Лефортове, ему сделали операцию, ампутировав раздробленные конечности. Очнувшись от наркоза и осознав случившееся, он сумел сползти с кровати, взобраться на подоконник и столкнуть обрубок своего тела вниз...

Двумя часами ранее в дом Хорошилова заявился седовласый полковник и поставил условие: если хочешь еще гулять по Тверской, играть по маленькой на бегах и курить хороший табак, будешь сотрудничать с нами. Не будешь - ворота зоны открыты.

Борис Евгеньевич выбрал первое.

- И еще... - не торопясь, продолжил седовласый, - верните мне расписки Глотова.

- Но я...

- Я знаю, под матрасом не храните, но в банковской ячейке их нет. Мы проверили, имея санкцию прокурора. И акции.

Борис Евгеньевич улыбнулся. Понял - самое страшное позади.