Василий Голубев - Во имя Ленинграда

• Название: Во имя Ленинграда
• Автор: Василий Голубев
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Чистый спирт я никогда не пил и сейчас едва не задохнулся: все горло обожгло, я закашлялся, но Дмитрий, не обращая на это внимания, вылил мне часть спирта за воротник и за голенища сапог.

- Теплее будет, ведь лететь сорок минут, - пояснил он, вскочил в переднюю кабину, громко крикнул: - Сейчас, Вася, мы будем дома. Сказал я, что найду тебя, - и нашел! И плевал я на тринадцатое число...

На аэродром Новая Ладога мы сели с подсветкой прожектора. У самолета нас встретила вся эскадрилья: летчики, техники, командир и комиссар. До этого я их знал только по фамилиям.

Князев вместо доклада с обидой в голосе сказал:

- Ну вот, а вы не хотели пускать меня.

Тут уж пришла моя очередь обидеться на равнодушие командования эскадрильи к судьбе летчика. Но я все же сделал шаг вперед и доложил:

- Лейтенант Голубев после лечения прибыл для прохождения дальнейшей службы.

Меня отправили в санчасть. Впервые с начала войны появилось много совершенно свободного времени. Я лежал и вспоминал детство - ведь в нескольких километрах отсюда живут мои родители. Там, в Старой Ладоге, я решил стать летчиком...

Летом 1919 года километрах в шести от нашей деревни расположился отряд красных летчиков. Летали они на стареньких "ньюпорах". Однажды один из самолетов пролетел над крышами, а потом начал кружить над дальним ржаным полем. Ребятня по прямой через болото, чтобы побыстрее, побежала за ним. Вдруг впереди раздался треск - "ньюпор" врезался в землю. Мальчишки мигом оказались рядом. В обломках машины я увидел окровавленного летчика. Тот открыл глаза и проговорил:

- Что, курчавый, плохо я выгляжу? - и потерял сознание.

Кто постарше, побежал на аэродром, а я остался с летчиком. Все думал: почему птицы летают и не падают, а самолет - такая большая птица - упал? Было мне тогда чуть меньше семи лет.

До осени, пока не пошел в школу, я каждый день через болото ходил на аэродром. Смотрел, как летчики в кожаных куртках, крагах, шлемах и больших очках взлетают, кружат над полем, садятся. Один из них помог мне смастерить самолетик. Потом я начал строить их сам.

- Пора настоящий мотор делать, - сказал мне однажды летчик.

- Настоящий?

- Ну да. - И летчик, улыбаясь, протянул мне резинку. - Вот тебе и мотор.

Эту модель строили вместе. Запускали тоже вместе. Пролетала модель всего метров десять. Но и этого оказалось достаточно, чтобы мальчишка, еще не переступивший порога школы, решил обязательно стать летчиком.

Осенью пилоты покинули полевой аэродром, улетели на зимнюю базу в Петроград. Произошла перемена и в моей жизни. Я пошел учиться в трехлетку, находившуюся в деревне Ивановский Остров. На следующий год летчики почему-то не прилетели, но не проходило недели, чтобы у меня не появилась новая модель. Я забирался на верхушки деревьев, на Олегов курган и запускал их. Они гибли, я плакал от обиды и строил новые. Как нужна была мальчишке помощь летчиков! Но что делать - они не прилетали и на второй, и на третий год, и приходилось до всего доходить самому, детским своим умом.

Редко у кого из деревенских мальчишек не было прозвища. Одного называли Казак - он носился на палке, как на коне, и размахивал второй палкой, словно саблей. Другого окрестили Пузырем - за пристрастие пускать пузыри. Меня же все называли Летчиком, и я этим очень гордился.

Позади трехлетка, законченная с похвальной грамотой. По тем временам на селе - академик. Братья дальше не учились, а меня отец отдал в староладожскую школу, где я закончил четвертый и пятый классы, особенно отличившись в точных науках. Год работал по хозяйству, а как только в Старой Ладоге открыли шестой и седьмой классы, опять пошел учиться. В 1928 году окончил школу, вступил в комсомол.

- Дальше, сынок, учиться негде, - сказал отец, - теперь трудись на земле, ты - моя смена.

К сельскому труду я привык с детства, но мечта о небе все время тревожила душу. В свободное время продолжал приходить в школу - учил ребят строить модели самолетов, читал все, что находил, про авиацию, но все сильнее чувствовал, что не хватает специальных знаний.

В августе 1930 года, вопреки желанию родителей, я поехал в Ленинград. Нашел авиационную школу. Конечно, не приняли: курсантами в ту пору брали парней, прошедших службу в армии или на флоте, а искать какую-то работу и быть обузой семье старшего брата, жившего в Ленинграде, не захотел и собрался домой.

Денег на обратную дорогу не было. Пошел на вокзал. Хотел залезть в вагон "зайцем", но раздумал. Подошел к кондуктору товарного состава, сказал все как есть. Старик насупился сперва, а потом сжалился:

- До Мги довезу, а там мы меняемся. Дальше сменщика надо просить...

Холодный ночной ветер пронизывал насквозь. На открытой тормозной площадке в своем драном пиджачке я промерз. И голодно страшно. Чтобы согреться и забыть голод, я взял с пола дощечку, начал выстругивать самолетик. Железнодорожник долго смотрел на мое изделие, потом спросил:

- Что мастеришь?

- Модель аэроплана.

Железнодорожник улыбнулся, помялся с ноги на ногу, открыл дорожный сундучок, протянул кусок хлеба и пару картофелин:

- Бери, мне старуха вдоволь в дорогу дала.

Поели вместе.

- Так ты, значит, учиться хочешь? Лучше бы работать. Грамотный, здоровый.

- Я в летчики хочу. А для этого учиться надо.

- А ты пока на шофера выучись. Это, браток, и для летчика не помешает.

Как это я сам не додумался? Ведь в Сясьстрое на бумажном комбинате открылась школа шоферов и техническая школа - вроде рабфака. Там же работает брат Александр, есть где остановиться.

Ночью во Мге я распрощался со старым кондуктором, поблагодарил за доброту, хлеб-соль и за совет, которым решил обязательно воспользоваться. Сменщик довез меня до Волхова.

Свое намерение я, конечно, выполнил. Две недели обивал пороги отдела кадров комбината. Наконец приняли чернорабочим на разгрузку древесины. Через неделю зачислили на вечернее двухгодичное электромеханическое отделение техшколы. А через три месяца я начал учебу на курсах шоферов. Свободного времени оставалось совсем мало. Но взялся все-таки и еще за одно дело: когда на Сясьстрое появился кружок авиамоделистов, стал его инструктором.

Я очень любил спорт. И в футбол играл, и плавал, и легкой атлетикой занимался. Но, как ни досадно, именно спорт надолго отодвинул осуществление мечты. В 1932 году я предпринял новую попытку поступить в Ленинградскую военно-теоретическую школу летчиков. Медкомиссию проходили прямо на комбинате. И надо же случиться: в тот день состоялся футбольный матч, и я в нем, конечно, участвовал. Матч сясьстроевцы выиграли, а вот медкомиссию я не прошел. "У вас сердце плохое, в летную школу не годитесь", - заявил председатель врачебной комиссии. И записал: "Шумы в сердце, к летной службе не годен".

Друзья, как могли, успокаивали: молодой, мол, поступишь через год, только уж перед медкомиссией в футбол не играй.

Утешением были производственные успехи. Когда я окончил техшколу, меня назначили начальником электроцеха Волховского алюминиевого завода.

Осенью 1933 года я снова подал заявление в райвоенкомат с просьбой направить в летную школу. Медкомиссию прошел, но врачи увидели в личном деле роковую запись "шумы в сердце " и отказали. Ленинградский военком направил меня в артиллерийское училище. Снова экзамены. Математику, физику, русский все сдал на "отлично", однако заупрямился:

- Пойду только в летное!

Кончилось тем, что вообще не попал в училище, а оказался в городе Пушкине в учебной батарее артполка.

Служил я хорошо, задачи по огневой подготовке решал быстро и точно. Политрук, участник гражданской войны, заметил мои успехи.

- Какие у вас мечты? - спросил он меня.

- Была мечта летать, - ответил я, - да, видно, не судьба.

- Не расставайтесь с мечтой. Я помогу.

Рядом с артиллеристами располагалось авиапарашютное подразделение. Политрук спросил:

- Хотите с парашютом прыгать?

- Хочу.

- Включаю вас в группу подготовки артиллеристов-десантников.

Я быстро освоил теоретический курс, прыгнул с вышки, сделал первый настоящий прыжок. Позднее освоил затяжные прыжки. Стал инструктором парашютизма. Крепко подружился с летчиками. Они и подсказали решение:

- Иди после армии в школу Военно-Воздушных Сил или в аэроклуб.

Осенью 1935 года, завершив службу, я вернулся на Сясьский бумажный комбинат. Вскоре узнал, какие отрадные для меня перемены наметились на Сясьстрое.

Осоавиахимовцы и комсомольцы намечали здесь открыть свой планерный клуб. Кроме того, в столе у секретаря комитета ВЛКСМ лежали еще не заполненные путевки в Дудергофскую летно-планерную школу, в ту, где когда-то был инструктором Валерий Чкалов. Одну из них я и получил.

Через полгода, получив звание планериста-парашютиста-инструктора, вернулся на Сясьстрой и был назначен старшим инструктором, а затем и начальником планерного клуба Осоавиахима Волховского района.