Филип Дик - Как создать вселенную, которая не рассыпется через пару дней

• Название: Как создать вселенную, которая не рассыпется через пару дней
• Автор: Филип Дик
• Жанр: Научная Фантастика

---

Филип К.Дик Как создать вселенную, которая не рассыпется через пару дней Перевод с английского: Д. Ковалевский

Перед тем как вы услышите обычную нудную речь писателя-фантаста, позвольте мне поприветствовать вас от имени Диснейленда. Я полагаю, что вправе считать себя представителем парка по той простой причине, что живу в нескольких милях от него. Кроме того, однажды в этом парке Paris TV брало у меня интервью.

В течение нескольких недель после этого интервью я чувствовал себя очень плохо и был буквально прикован к постели. Причиной заболевания, по моему мнению, послужили вращающиеся чашки. Элизабет Антеби, которая продюсировала фильм, очень хотела видеть меня кружащимся в одной из гигантских чашек, и обсуждающим подъем фашистских настроений с моим другом Норманом Спинрадом (кстати, он пишет отличную фантастику).

Также мы говорили о проблеме Уотергейта. Правда, это произошло уже позже, на палубе пиратского корабля капитана Хука. Маленькие дети, одетые в маски Микки-Мауса — такие черные шапочки с круглыми ушами — бегали вокруг и толкались, в то время как камера была направлена на нас, а Элизабет задавала неожиданные вопросы. Норман и я, не имея возможности сосредоточиться из-за суетящихся вокруг детей, наговорили тогда много совершеннейших глупостей. Так вот, сегодня я беру на себя полную ответственность за все, что собираюсь сказать, так как никто из вас не носит маску Микки-Мауса, и не собирается взобраться на меня, полагая, что я — это часть декорации пиратского корабля.

С сожалением признаю, что мы — те кто пишет научную фантастику — на самом деле ничего не знаем. Мы не можем рассуждать о науке, так как наши знания поверхностны и бессистемны; наша проза по большей части отвратительна. Еще несколько лет назад ни в одном приличном колледже или университете даже не подумали бы пригласить кого-нибудь из нас для выступления. Нам милостиво была предоставлена возможность печататься в журналах с глянцевыми обложками, но эти публикации мало кого интересовали. В те времена знакомые спрашивали меня «Вы, конечно, пишете что-то серьезное?», подразумевая «Ну вы наверняка пишете что-нибудь кроме научной фантастики?» А мы жаждали признания. Мы мечтали о том, чтобы на нас обратили внимание. И вдруг, в один прекрасный день, академический мир нас заметил. К нам стали поступать предложения читать лекции и выступать на телевидении. И тотчас же мы превратились в идиотов — для самих себя. Вопрос заключается в следующем: что знает писатель-фантаст? В какой области он компетентен?

Вспоминаю заголовок в одной из калифорнийских газет, который я увидел перед прилетом сюда. Он гласил: «Ученые утверждают, что мышей нельзя заставить быть похожими на людей». Наверное, это была исследовательская программа, финансируемая из государственного бюджета. Может ли мышь носить розовые тапочки, шерстяной костюм или нейлоновые чулки, и вообще, вести себя как человек? Только представьте, что есть ученый, который является авторитетом в этом вопросе!

Итак, я расскажу вам, что мне интересно, и что я считаю важным. Не буду претендовать на роль эксперта в какой-либо области, но совершенно искренне скажу, что есть вопросы, занимающие меня целиком, и все мои произведения посвящены им. Два главных вопроса таковы: «Что есть действительность?» и «Что представляет собой подлинный человек?» В течение тридцати лет, что я публикую свои рассказы и романы, я снова и снова возвращаюсь к этим взаимосвязанным вопросам. Что есть мы сами? Что есть окружающее нас, известное как «не-я», «феноменальный» или «эмпирический» мир?

В 1951 году, когда я опубликовал свой первый рассказ, я и понятия не имел о том, что такие серьезные вещи могут быть рассмотрены с помощью научной фантастики. Сначала я исследовал их неосознанно. Моя первый рассказ был о собаке. Она считает, что мусорщики, приходящие утром каждую пятницу, воруют еду, которую семья складывает в металлический контейнер. Каждый день члены семьи выносят пакеты с аппетитными объедками. Эти мешки убираются в бак, крышку тщательно закрывают, и … стоит лишь контейнеру наполниться, как появляются эти жуткие существа. Они забирают все, оставляя бак пустым.

Ближе к концу повествования собака начинает предполагать, что однажды мусорщики начнут поедать людей, которые живут в доме — так же, как они воруют их еду. Конечно, животное ошибается. Мы все прекрасно знаем, что мусорщики не едят людей. Однако собачье предположение верно — с учетом тех фактов, что были ей доступны. Это рассказ о настоящей собаке — я наблюдал за ее поведением, пытаясь влезть в ее шкуру и понять, как же она видит этот мир. Определенно, животное воспринимает наш мир совсем по-другому, нежели я или любой другой человек. И затем я начал размышлять. Что, если каждый человек живет в уникальном мире? В мире, отличном от тех, что обжиты и изучены остальными людьми. И это привело меня к вопросу: если действительность отличается от одного человека к другому, вправе ли мы говорить об единой реальности — или же нужно перейти к разговору о множественной действительности? И если есть множество отличных друг от друга реальностей, являются ли какие-либо из них более истинными, более настоящими, чем другие? Что можно сказать о мире шизофреника? Может быть, он столь же реален, что и наш мир? Может быть, вместо утверждения «мы связаны с реальностью, а он — нет» нужно говорить, что «его действительность столь отлична от нашей, что он не может объяснить нам ее, а мы не можем объяснить ему нашу реальность»? Проблема здесь в том, что субъективный мир воспринимается слишком по-разному, коммуникация оказывается нарушенной … и это-то и есть настоящее заболевание.

Однажды я написал рассказ о человеке, который был ранен и попал в больницу. Начав его оперировать, врачи обнаружили что он не человек, а робот. И он об этом не знал. Врачи вынуждены были сообщить ему всю правду. Вот так в один прекрасный день м-р Гарсон Пул обнаружил, что его действительность состоит из перфоленты, которая перематывается у него в груди с одной катушки на другую. Зачарованный этим открытием, он закрыл некоторые отверстия в перфоленте и пробил новые. Мгновенно его мир изменился. Добавление одной новой дырочки привело к появлению стаи уток, пролетевшей через комнату. Кончилось дело тем, что он разрезал ленту на части и весь мир полностью исчез. Правда, мир исчез для всех остальных участников этой истории — что не так уж важно. Если, конечно, другие участники были воображаемыми деталями его перфорированной фантазии. Которыми (как я полагаю) они на самом деле и являлись.

Когда я писал свои рассказы и романы, я надеялся когда-нибудь найти ответ на вопрос «Что есть действительность?». Тот же вопрос волновал и моих читателей. Прошли годы. Я создал более тридцати романов и около сотни рассказов, но до сих пор не могу понять, что есть реальность. Однажды студентка канадского колледжа попросила меня одной фразой определить, что есть действительность. Это нужно было ей для подготовки доклада по философии. Поразмыслив, я сформулировал: «Действительность — это то, что не исчезает, когда в это перестаешь верить». Вот все, на что меня тогда хватило. Это произошло в 1982 году, и с тех пор я не могу подобрать более яркого и точного определения действительности.

Поиск ответа на этот вопрос может казаться чистым интеллектуальным развлечением. Однако проблема весьма реальна. Сейчас мы живем в обществе, где фиктивные реальности создаются правительствами, средствами массовой информации, крупными компаниями и религиозными группами — а затем эти псевдо-миры с помощью радиоэлектронной аппаратуры обрушиваются на головы читателей, зрителей и слушателей. Часто, наблюдая, как моя одиннадцатилетняя дочь смотрит телевизор, я спрашиваю себя: «Чему она может научиться?» Вернемся к проблеме взаимного непонимания. Предположим, что передачу для взрослых смотрит маленький ребенок. Добрая половина происходящего на экране ребенку не понятна; может быть, даже все не понятно. Но вот в чем вопрос: Насколько достоверна эта информация, даже при условии, что ребенок может понять ее всю? Какова связь между содержанием некоторой телепередачи, и тем, что происходит в действительности? Возьмем для примера сериалы про полицию. Погони и перестрелки. Автомобили перестают слушаться руля, сталкиваются и красиво горят. Полицейский всегда прав и всегда одерживает победу. Внимание: полиция всегда побеждает. Какой важный урок! Нельзя сопротивляться властям, или проиграешь. Передаваемое сообщение здесь таково: будь пассивен. И — сотрудничай! Если офицер Баретта спрашивает тебя о чем-то, ответь ему, потому что офицер Баретта — добрый человек и заслуживает доверия. Он хорошо относится к тебе и ты должен хорошо относится к нему.

Все это еще раз побуждает меня задать вопрос: «Что реально?» Мы беспрестанно подвергаемся воздействию псевдореальностей, создаваемых весьма умными и умелыми людьми с помощью совершенных технологий. Я не сомневаюсь в их мотивах. Я не доверяю их силе. Их сила огромна. Это поражающие воображение возможности создавать целые интеллектуальные миры, новые вселенные. Кому как не мне это знать? Ведь я занимаюсь тем же. Это моя работа — построение вселенных, которые лягут в основу романов. И мне нужно создавать их так, чтобы они не рассыпались через несколько минут. По крайней мере, на это обычно рассчитывают мои редакторы. Вам же я открою маленький секрет: мне нравится создавать неустойчивые миры, такие, что разлезаются по швам. Мне доставляет запускать их сырыми и недоделанными, а потом наблюдать, как персонажи романов будут справляться с возникающими проблемами. В душе я большой почитатель хаоса. Будь бы его больше — это было бы здорово. Ни за что не верьте — и я говорю это совершенно серьезно — в то, что порядок и стабильность всегда хороши, для человеческого общества или для вселенной. Устаревшее, отжившее свой век должно уступать дорогу новому. И чтобы новые вещи могли увидеть свет, старое должно погибнуть. Осознание этого неприятно — ведь это означает, что однажды нам придется расстаться с тем, что нам дорого. И это причиняет боль. Однако таков закон жизни. Если мы отказываемся принимать изменения — мы сами начинаем медленно умирать, умирать изнутри. Сейчас я говорю о том, что все обречено на умирание и исчезновение: образ жизни, предметы, привычки и обычаи. Только тогда подлинный человек может жить. Именно он важнее всего — тот, кто способен проявлять податливость и гибкость, принимать и создавать новое.