Анастас Микоян - Так было

• Название: Так было
• Автор: Анастас Микоян
• Жанр: Биографии и Мемуары

Анастас Иванович Микоян (1895-1978) — выдающийся государственный деятель советской эпохи. На протяжении сорока лет входил в Политбюро ЦК КПСС, занимал посты первого заместителя председателя Совмина СССР и председателя Президиума Верховного Совета СССР.

Многие историки и публицисты воспринимают Микояна лишь как символ политической непотопляемости («прошел путь от Ильича до Ильича», т. е. от Ленина до Брежнева), порой забывая о том, что он был неутомимым тружеником, незаурядным организатором, человеком подлинно государственного масштаба. Его имя неотделимо от становления и развития советской легкой и пищевой промышленности, торговли и кооперации. Многочисленные внешнеполитические миссии, возглавляемые Микояном, как одним из руководителей страны, принесли ему славу тонкого дипломата далеко за пределами СССР.

---

В доме Раждена я застал Георгия Стуруа и Славинского из Владикавказа. Прошло несколько минут — и вдруг в дом входят двое полицейских. Старший из них обращается ко мне: «Вы Микоян?» — «Да», — отвечаю я. «Вы арестованы». — «За что?» — «Имею указание начальника особого отряда Кедия» (это был меньшевистский отряд по преследованию коммунистов, пользовавшийся очень дурной славой). Полицейский объявил арестованными и двух других товарищей.

Георгий Стуруа, который в таких случаях бывал необыкновенно находчив, тут же начал разговаривать с полицейским, фамилия которого была Липартия. Он уговаривал его, чтобы меня не арестовывали. Говорил он по-грузински, иногда переходя на русский: «Меня и этого товарища вы можете арестовать — мы не возражаем, пойдем с вами в тюрьму, — но Микояна вы ни в коем случае не должны арестовывать». Объяснял, что за Микояном следят деникинцы и английское военное командование и, если его арестуют, меньшевистское правительство передаст его англичанам, те — Деникину, и он будет казнен. «А ведь вы знаете, — говорил он, — что через непродолжительное время, может быть даже через полгода, большевики победят на Кавказе. Вот тогда и станет известным, что вы, Липартия, виновны в аресте и смерти Микояна. Тогда вам придет конец. Поэтому в первую очередь подумайте о самом себе».

Полицейский начал объяснять, что должен беспрекословно выполнить приказ начальства. «Тем более, — сказал он, — что, когда Микоян проходил по улице, Кедия смотрел из окна и, узнав его, поручил мне идти за ним и арестовать. Как же я могу не арестовать его и вернуться ни с чем?» На все эти рассуждения полицейского Стуруа находил какие-то новые доводы. Так мы и пошли все вместе. Георгий и на улице продолжал все время твердить, что меня нельзя арестовывать и что полицейскому это потом припомнится.

Наконец у полицейского появились какие-то нотки колебания. Он сказал: «У меня семья, как же я буду ее содержать, если меня прогонят с работы?» Стуруа сразу же сориентировался и ответил, чтобы тот об этом не беспокоился, так как ему будет оказана нужная материальная помощь. Липартия замолчал. Тогда Стуруа сказал: «Тебе и твоему товарищу будет дано 5 тысяч рублей. Если вы, отпустив нас сейчас, придете вечером к Казенному театру, там будет стоять девушка. Вы подойдете к ней, скажете свою фамилию, и она вручит вам эти деньги».

Липартия согласился, и мы все трое разошлись по разным переулкам в свои конспиративные квартиры. Помню, это произошло в тот момент, когда мы уже подходили к зданию судебной палаты — недалеко от штаба Кедия.

Свое обещание мы выполнили. Вечером Липартия получил обещанную сумму. Эти деньги ему передала моя невеста Ашхен, которая была на летних каникулах в Тифлисе.

Любопытно, что лет через пятнадцать после этого я получил письмо от Липартия. Он описывал все, что тогда с нами произошло, и просил меня письменно подтвердить, что он действительно освободил меня от ареста, — это было нужно ему для получения пенсии.

Одним из главных очагов революционных событий того времени был Дагестан. Там сложилась довольно крепкая партийная организация. Под знаменем Советской власти успешно развивалось повстанческое движение. Смелые и решительные набеги партизанских отрядов Дагестана на тылы деникинской армии наносили ей весьма существенный урон. Активную революционную борьбу вели железнодорожники Дагестана и портовики Петровска.

Большевики Дагестана всегда были тесно связаны с Бакинским комитетом партии. Большевистские организации Азербайджана оказывали большую помощь дагестанским товарищам, отправляя им оружие, деньги, литературу, посылая людей. Следует отметить особую роль во всей этой работе члена нашего крайкома Гамида Султанова. Среди передовых бакинских рабочих и коммунистов было немало выходцев из отдаленных аулов Дагестана. Они поддерживали связь с земляками, активно влияли на них.

Но горское контрреволюционное правительство решило перейти в наступление и разом покончить со «смутой». Выследив, когда руководители подпольной большевистской организации собрались на конспиративное заседание, полиция схватила их и бросила в тюрьму. Состоялся военно-полевой суд. В результате пять лучших товарищей — Уллуби Буйнакский, Абдул Багаб Гаджи Магома-оглы, Абдурахман Измаилов, Саиб Абдул Халимов и Маджит Али-оглы были приговорены к смертной казни.

Следует сказать несколько слов о роли местного духовенства в общей борьбе дагестанцев. Оно было расколото на две группы. В противовес реакционному духовенству во главе с имамом Гоцинским, отражавшему интересы эксплуататорской верхушки, в Дагестане были духовные лица, стоявшие на стороне революционной бедноты, нередко даже координировавшие свои действия с коммунистами, например Али-Гаджи Акушинский и Узун-Гаджи.

В Баку мне приходилось в то время работать в строго конспиративных условиях. Я не принимал участия ни в каких легальных собраниях. Бывал только на конспиративных пленарных заседаниях Бакинского комитета партии, которые обычно устраивались в рабочих районах. Заседания эти проходили, как правило, в клубах, за сценой, причем для маскировки во время заседаний в клубном зале проводились репетиции групп рабочей самодеятельности.

Заседания же бюро Бакинского комитета партии (ввиду малочисленности его состава) проводились на городских конспиративных квартирах: то у Каспаровых, то в квартире Черномордика или еще у кого-либо из наших надежных товарищей.

В то время я жил у Черномордика. Однажды ко мне зашел Гогоберидзе с двумя товарищами. Один из них — Авис Нуриджанян, которого я хорошо знал по работе в Баку, другой — Юрий Фигатнер, с которым познакомился недавно. Он нелегально прибыл к нам с Северного Кавказа, где был народным комиссаром Терской республики.

Мы долго обсуждали вопросы текущей политики. Встреча затянулась, стояла невыносимая жара, в квартире было трудно дышать. И тогда Гогоберидзе предложил: «Пойдем искупаемся в море. Думаю, что никакой опасности нет. Вряд ли, Анастас, полиция ждет тебя в морской купальне!» Жара настолько нас «расплавила», что я принял это соблазнительное предложение.

Купание нас освежило и приободрило, и мы совсем забыли о нестерпимой жаре, к тому же она стала спадать. Но зато появилось чувство голода. Мы вспомнили, что еще не обедали.

И тогда инициативный Гогоберидзе убедил нас пойти в ресторан «Тилипучур», в котором он уже раньше бывал. Гогоберидзе повел нас через весь зал к свободному столику, стоявшему в несколько затененном углу. Заказал бифштексы «с кровью» и, как помнится, кахетинское вино. Ели мы с большим аппетитом, настроение было преотличное. Мы забыли о какой-либо опасности. Покончив с бифштексом, мы уже подумывали: а не повторить ли нам?

В это время в зале неожиданно появился пристав с двумя полицейскими. Стало ясно, что мы попались. Я лишь успел, пока к нам через зал подходил пристав, шепнуть Гогоберидзе, чтобы он затеял с ним спор по поводу нашего ареста, так как только в этот момент вспомнил, что у меня в кармане лежит несколько конспиративных документов. Лихорадочно думал, как от них избавиться.

Тем временем Гогоберидзе в острой и резкой форме протестовал против своего ареста, поскольку он являлся тогда председателем рабочей конференции Баку и поэтому был, так сказать, лицом неприкосновенным. Пристав, конечно, смотрел на него, а двое полицейских смотрели то на пристава, то на Гогоберидзе. Тогда я незаметно достал из кармана документы и подсунул их под скатерть стола.

Только после этого я облегченно вздохнул. Теперь я мог уже разыгрывать из себя кого угодно. Надо сказать, что среди спрятанных под скатерть документов находился мандат, который был написан на маленьком куске белого полотна. В нем указывалось, что выдан он товарищу Эшба, командируемому ЦК партии на Кавказ для ведения партийной работы. Эшба, как и Нестор Лакоба, был общепризнанным руководителем коммунистов Абхазии.

Наконец, прервав перепалку с Гогоберидзе, пристав обернулся ко мне с вопросом, кто я такой. Я ответил: «Учитель, беспартийный, приехал из Тифлиса в поисках работы. Фамилия моя Тер-Исраелян (на эту фамилию у меня имелся паспорт). Был на приеме у председателя рабочей конференции с просьбой устроить на работу. Он обещал помочь и пригласил меня отобедать с ним». Остальные дали ему аналогичные ответы. Держались мы тихо, спокойно. Нас вывели из ресторана и в сопровождении полицейских повели в ближайший, кажется пятый, участок полиции. По дороге я лихорадочно соображал, какую же квартиру мне назвать при допросе как свое местожительство?

В участке к допросу приступил уже другой пристав. Гогоберидзе повторил ему все то, что он говорил в ресторане, и вновь потребовал своего немедленного освобождения, ничего не говоря о нас. Мы трое, каждый в отдельности, рассказали приставу свои «легенды», которые как будто бы не вызвали со стороны пристава никаких подозрений: он принял все на веру. Но нас не освободили. Ночь и половину следующего дня мы провели в участке.