Алексей Андреев - Среднерусские истории

• Название: Среднерусские истории
• Автор: Алексей Андреев
• Издательство: "Октябрь"
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010

«Полноценная книга рассказов, в которой к «среднерусскому» арифметическому сведены сюжеты и жанры современной социальной прозы. Открываются «истории» щедринским сказом, движутся в мистику и антиутопию, кульминируют триллером, а завершаются молитвой. Такое сведение, однако, обеспечено прочным подкладом отечественной литературной традиции. Ситуации, описанные в «историях», сегодня активно обсуждаются в прессе и на телевидении. Но литературный взгляд открывает в них ту же бездну, то же «умом не понять», которыми мучила и завораживала русская жизнь – русских классиков».

Анонс «Октябрь» №3 2010. Валерия Пустовая

---

– Я? – переспросил незнакомец и, подумав, ответил: – Не знаю… Человек, наверное…

– Ах, человек! – ядовито обрадовался Козленков и даже образованность свою среднешкольную вкрадчиво продемонстрировал: – Звучишь, значит, гордо?

Всякий россиянин уже десять раз бы понял, что добром такой разговор с представителем милицейской власти, в принципе, не может закончиться, для этого даже никакого опыта да и ума не надо иметь, достаточно одной генетики. Понял бы, извинился, прогнулся, поюлил – глядишь, и отделался бы легким тумаком и потерей некоторой наличности в виде науки и предупреждения. Юля вон давно это поняла и смотрела на незнакомца с откровенной жалостью. А тот все упорно в ситуацию не въезжал. Будто с Луны свалился, честное слово!

– Нет, не гордо, – с неожиданной мукой сказал он. – Чем тут гордиться-то?

– Это правильно, – по-своему истолковал его слова лейтенант и решил поиграть с этим придурком еще, уж коли тот начал чего-то осознавать и идти на попятный. – А может, ты шпион? – ласково осведомился он.

– Шпион? – задумчиво повторил незнакомец. – Не знаю… Может, и шпион…

– Та-а-ак… – с удовлетворением произнес Козленков. – Понятно…

И ладонь его привычно нащупала дубинку. Все стало окончательно ясно – клиент упорствовал, явно над ним издевался, сам шел в руки, можно было спокойно переходить к физическим процедурам. Конечно, правильнее было бы довести его до участка и там оттянуться по полной. Но это же надо дотерпеть, а терпежу уже не было. Внутри прямо зудело все от страстного желания урода поучить!

– Да он же больной, больной он, не видишь? – не выдержала и все-таки попыталась спасти незнакомца Юля. И стала энергично крутить пальцем у своего виска, показывая, какой именно орган недомогает у незнакомца.

Тот некоторое время бесстрастно смотрел на ее манипуляции, потом сказал:

– Не надо. Я здоров.

– Вот видишь, здоровый он, – не сводя глаз с будущей жертвы, сказал Юле лейтенант. – Полностью отвечает за свои действия и слова. Да?

– Да, – подтвердил незнакомец, – отвечаю. – И вдруг задал милиционеру совершенно невозможный по своей наглости вопрос: – А ты?

– Что – я? – не понял Козленков. Точнее, понял, но не поверил своим ушам.

– Ты за что отвечаешь?

– Я! отвечаю! за порядок! – отчеканил Козленков.

– И он здесь есть? – повел рукой незнакомец.

– Сейчас будет! – пообещал лейтенант, отстегнул дубинку, взял ее поудобнее...

И тут затрещала рация, голосом майора приказывая ему доложить обстановку.

– Обнаружен подозрительный… без документов… возможно покушение… прошу прислать наряд… приступаю к задержанию… – забубнил в нее Козленков.

Рация что-то в ответ хрипато бормотнула и с треском утихомирилась.

– Да есть у него документы, – сделала еще одну попытку выручить незнакомца Юля и обратилась к нему: – Есть же, правильно?

– Документы? – удивился незнакомец. – Зачем?

– Вот видишь, нету, – с удовольствием сказал Козленков.

– Да есть же, есть! Покажи ему документы, – все продолжала настаивать Юля, хотя было совершенно понятно, что никаких документов у этого странного человека нет и быть не может.

– Чьи? – задал следующий нелепый вопрос незнакомец, и Юля едва не застонала от собственного бессилия что-либо изменить и как-то этого странного, но симпатичного ей человека выручить.

Зато Козленков откровенно обрадовался.

– Мои, б..ь! – издевательски воскликнул он.

И это был с его стороны опрометчивый поступок.

Потому что незнакомец плавно провел рукой по своей хламиде и в следующую секунду уже протягивал ему сложенную вдвое бумагу сугубо казенного вида.

– Это подойдет? – спросил он. Почему-то с сочувствием.

Козленков скривился, но делать нечего – развернул бумагу, начал ее изучать, и тут с лицом его стало происходить что-то невероятное. То оно принималось багроветь, то, наоборот, бледнеть, причем одновременно, разными частями, то вообще покрывалось какими-то неестественными по своей расцветке пятнами, глаза то выпучивались, грозя соскочить с лица, то закрывались совсем, чтобы через мгновение заново вылупиться на дрожащий в руке листок, а рот беззвучно открывался и закрывался, как у рыбы, только что покинувшей спасительную толщу воды.

Выглядело все это, по правде сказать, жутковато. Настолько, что Юля с трудом и не сразу смогла оторвать взгляд от его посекундно меняющегося лица и тоже посмотреть на предъявленную незнакомцем бумагу.

Это было обычное свидетельство о смерти. Оформленное как положено: на гербовой с разводами бумаге, с печатью и подписью знакомой Юле регистраторши Аникеевой, живущей как раз неподалеку, на соседней улице. И из-за этого так сильно меняться в лице?

Юля удивленно перевела взгляд на Козленкова, вернулась к бумаге, и только тут до нее дошло, что зарегистрированный по всем правилам покойник – это сам Козленков и есть. Или его полный тезка. Какового пока вроде бы в городке не наблюдалось.

И тогда она увидела еще одну странность, которая заставила ее изумленно потрясти головой и потереть глаза: обозначенная в свидетельстве дата печального события пока не наступила. Но неизбежно должна была наступить в следующем месяце, ровно через тридцать календарных дней.

И еще Юля подумала, что, видимо, совсем уже Аникеева на почве отсутствия мужика с дуба рухнула и крышей зашлась, если такие бумаги лепит, после чего окончательно поняла, что Аникеева здесь все-таки не при чем.

И с испугом уставилась на незнакомца. Ей вдруг показалось, что он сейчас и ей что-нибудь подобное предъявит.

А незнакомец, словно прочитав ее мысли, отрицающе мотнул головой.

И тут же получил дубинкой по плечу.

– Ты… гнида… что это… издеваешься? – задыхаясь и весь трясясь, прошипел Козленков. – Да я тя ща урою!

– Ты же сам просил, – с укором сказал незнакомец.

И вдруг выпрямился. И черты лица его внезапно заняли каждая свое место. И лицо это действительно оказалось красивым. Таким, что Юля тихо ахнула. И над лысиной в лучах солнца будто бы возникло некое легкое сияние. Во всяком случае, так показалось Юле. А что уж там показалось Козленкову – кто его знает, трудно даже предположить, но зашелся он от всего этого окончательно.

В полном самозабвении, брызгая слюной и нечленораздельными словами, среди которых можно было отчетливо разобрать только «я» и «ты», он принялся избивать дубинкой незнакомца. Избивать так, словно шел к этому моменту всю свою жизнь. И вот пришел.

А незнакомец молча шатался под градом его ударов, не делая никаких попыток ни убежать, ни защититься, ни хотя бы прикрыться руками. И лишь когда особо подлый удар заставил его упасть на асфальт, он произнес, вновь обращаясь непонятно к кому наверху:

– Ну я же говорил.

После чего свернулся клубком, прикрыл глаза и затих.

Далее все развивалось стремительно.

Козленков стал месить лежащее тело ногами. Юля обхватила лейтенанта сзади, пытаясь оттащить. На площадь вынеслась черная машина, притормозила, опасливо обогнула по широкой дуге увиденный беспорядок и подкатила к дверям мэрии. Распахнулась задняя дверца, и мэр удивительно проворно для своей комплекции юркнул в здание. Машина тут же умчалась, а вместо нее на площади появился Юлин сожитель Василий. Увидев вцепившуюся в Козленкова Юлю, он взревел: «Ты еще и с ментом поганым?!» – и на рысях устремился к ним. Юля этот крик услышала, обернулась и успела от Козленкова отскочить. А вот милиционер ничего не услышал, так как в этот момент у него опять заверещала рация – майор требовал отчета: что там за беспорядки, на которые жалуется мэр? И Козленков уже начал что-то сумбурно ему отвечать, когда на него с тыла налетел Василий. С разгона, не останавливаясь, он отвесил милиционеру такого сокрушительного пенделя, что тщедушный Козленков взмыл серым вороном над площадью, перелетел через окровавленного незнакомца, кувыркнулся и врезался в асфальт сначала фуражкой, а потом и головой. А Василий, в миг осознав, чтó натворил и во что это может для него вылиться, поспешно повернулся и в том же темпе покинул площадь. По пути, правда, успев подбить Юле и второй глаз – для фиксации еще одного ее прегрешения, ну и для симметрии тоже.

И вновь на площади остались четверо: по-прежнему пылко устремленный к ресторации памятник; Козленков, который, очнувшись минут через десять, ничего не сможет вспомнить и лишь тупо посмотрит на зажатый в кулаке обрывок казенной бумаги, после чего его отбросит и обхватит пострадавшую голову; бесчувственно лежащий незнакомец и опустившаяся рядом с ним на корточки Юля. Которая, тихо бормоча и всхлипывая, начала осторожными, ласковыми движениями вытирать платочком с его лица кровь.

– Ну что же ты?.. Зачем?.. Нашел с кем… Слышишь, а?.. Как тебя?.. Больно?.. Ну не молчи ты… – бормотала она и косилась опасливо хоть и саднящим, но еще не заплывшим пока правым глазом на валявшегося неподалеку серым мешком Козленкова.