Сельский Священник - Записки сельского священника

• Название: Записки сельского священника
• Автор: Сельский Священник
• Издательство: Типографія В. С. Балашева, Средняя Подъяческая, д. № 1.
• Жанр: Религия
• Год: 1882

Записки сельского священника о жизни русского духовенства в XIX веке, охватывают период примерно 1840–1880 гг. Также много примеров из жизни крестьян, после освобождения их от крепостной зависимости. Показаны нравы и консисторских служащих. В основном это ответ одного сельского священника на некоторые публикации в светской прессе о состоянии духовенства и желаемых реформах в этой сфере. Ответ священника печатался в нескольких номерах журнала «Русская Старина». Можно сделать выводы о духовно-нравственном состоянии тогдашнего народа, включая многие слои общества - в основном духовенство, а также крестьян, помещиков, чиновников и пр.

Текст приводится в современной русской орфографии, однако некоторые слова оставлены без изменений, для передачи колорита живой речи той эпохи. Также и слова с корнем мір оставлены в старом написании, для ясности.

---

Но мы, начальство, широки только между своими, духовными: крестьяне, привыкшие, по старым традициям, смотреть на чиновника, как на притеснителя, беспрекословно исполняют его приказания, только боясь палки; наши же требования они исполняют только после долгих и многих хлопот с нашей стороны: при наших следствиях много приходится употреблять хлопот, чтобы вызвать к себе мужика к допросу.

Из множества таких дел, скажу об одном. Однажды, летом, только что приехал я домой из села за 65 вёрст, куда ездил я из-за метрической справки, как получаю указ ехать туда же опять, по делу о пропуске по метрикам одного мужика, у которого сын подлежал отдаче в солдаты. Я нанял лошадей за 3 рубля и поехал до ближайшего села. Там духовенство наняло лошадей до следующего, оттуда — до места следствия. Я нарочито приехал в праздник, чтобы застать крестьян дома. Священник уехал в город, а крестьяне, хотя были и не в поле, но, за то, все в кабаке. Несчётное число раз посылал я и дьячков, и церковного сторожа и за сотским, и за десятником, и за старостой, — нейдёт никто, да и только. «Нам, говорят, не до поповских дел, у нас свои дела, поважнее ихних». Ночью приехал священник, до света ещё послал за старостой, — и крестьяне явились все, кроме одного, который до света уехал в поле. «Что вы, говорю, не пришли ко мне вчера? Ведь напрасно только задержали и меня вчера, и себя теперь». — «Да признаться, все были выпивши, идти-то к вам и стыдно было». Крестьянин, уехавший в поле, был мне нужен. Я послал за ним причетника отыскать его в поле. Но крестьянин не хотел бросить своей работы, и явился ко мне поздно уже вечером. Кончивши дело, я еду обратно домой: местный причт нанимает мне пару лошадей до ближайшего села, в этом нанимают до следующего, там — до моего дому. Таким образом моя поездка, из-за чужого дела, духовенству, ни в чём неповинному, стоила 14 рублей, а мне 3 рубля и четыре дня времени. И это случится в течение года не один раз...

Производство следствий поручается, большей частью, частным священникам, — кому-нибудь из ближайших к подсудимому. Но если и мы, старые благочинные, нередко путаемся при следствиях, то рядовой священник, никогда и не помышлявший о производстве их, не знает, большей частью, как к делу и приступиться.

На месте следствия, прежде всего, нас затрудняет квартира. Останавливаться на общей чиновничьей взъезжей квартире нам неудобно, так как туда, во время следствия, могут приехать гражданские чиновники по своим делам и мы стали бы мешать один другому. Поэтому следователь останавливается, обыкновенно, в церковной сторожке. Формально известивши тяжущиеся стороны о своём приезде, просит отвести ему квартиру, по обоюдному согласию сторон и выслать туда депутатов. В этой переписке проходит день, а иногда и больше. При производстве следствия случалось, и не раз, что иной сутяга ни за что не даст ответа ранее трёх суток. А там: то того крестьянина нет дома, то другой нейдёт. Бьёшься-бьёшься, иногда, уедешь домой и просишь полицию и волостное правление обязать подпиской нужных ко спросу крестьян явиться к известному дню. Полиция и волостное правление вышлют подписки, приезжаешь, — а крестьяне приезжать, на место следствия, и не думали. Побьёшься дня четыре, и опять уедешь домой. Однажды, мне привелось прожить на следствии более трёх недель, по самому пустому делу. Долго бьётся следователь; тяжущиеся стороны, во всё время производства следствия, молчат; наконец, закончишь дело и предъявляешь им его. Те в подписке, излагают всё, что находят нужным для пополнения. Большая же часть пишет только, что противузаконных действий, со стороны следователя, ими не замечено. И дело представляется в консисторию.

Если следователь не сам лично представляет свою работу в консисторию и не переговорит наедине со столоначальником, то штрафа ему не избежать: или записка составлена неполно, или листы тетради не перенумерованы, или белый полулистик угодил между писанными, или спрошено лицо под присягою, тогда как приводить его к присяге не следовало; или, наоборот, спрошено без присяги, тогда как следовало бы спросить под присягою; или не спрошено лицо совсем, тогда как показание его оказывается нужным и т. п. За всё это следователя штрафуют. Правда, ныне порядки эти изменились несколько к лучшему: ныне, по крайней мере, укажут в чём неполно следствие и чем дополнить его, хотя и оштрафуют, или сделают выговор; но прежде делалось так: представишь следственное дело, а тебе возвращают его, и пишут: «Так как следствие неполно, то консистория приказали: дополнить его нужными сведениями». Но чем дополнить, — понять не можешь. Поедешь опять, сделаешь спрос одному кому-нибудь, — почти, кто попадёт под руку, — отошлёшь дело в консисторию, пятишницу столоначальнику, — и выйдет всё и полно, и по форме сделано. Ныне этого уже нет.

В решении дел нельзя похвалиться особенной скоростью; но если, при обсуждении дел и в окружных наших судах, где суд «скорый и милостивый», подсудимым, часто, приходится сидеть в острогах, неповинно, до решения дела, целые годы, — при новом, организованном судопроизводстве, — то нам тянуть дела́ и Бог простит, на нас нельзя и взыскивать. У нас, и действительно, дела решаются не скоро, особенно если канцелярские чиновники видят, что около просителя можно малой толикой поживиться. Находчивость, чтоб протянуть дело и вытянуть какой-нибудь двугривенный, бывает, иногда, замечательная, хотя, конечно, всё это крайне грустно. Однажды, прихожу я в консисторию и, вместе со мной, подходит к столоначальнику Г. старушка, вдовая священническая жена, и просит его написать ей поскорее билет в Киев. «Ваше благородие, взывает старушка, сделайте милость! Я хожу ведь третью уже неделю...» Столоначальник вскочил, как с горячей сковороды, обращается ко мне и говорит: «Послушайте, отец благочинный! Она просит билет в Киев!...» И, при этом, с жаром, вытянул руку в сторону. — «В Воронеж!...» И протянул другую руку, в другую сторону. — «В Москву!...» И указал в третью сторону. «Видите куда! Да и дай ей сейчас билет!... Пошла прочь!»

— Ваше благородие!

— Тебе говорят, что этакого дела сделать скоро нельзя! Россия велика.

И это говорилось таким тоном и с такими жестами, как будто ему приходилось ходить за ней самому по всей России.

— Ваше благородие!

— Нужно ещё запросить по всем столам, нет ли за тобой дел!

— Какие же за мной дела? Пожалуй, запросите.

— Надобно запросить и градского благочинного, ты здесь давно шляешься; может быть, что-нибудь в городе наделала, что и билета дать нельзя!

— Что ж, пошлите чиновника и к благочинному, спросите и его.

Один из писцов огрызнулся: «Собака тебе чиновник-то, будет бегать за тебя по городу!»

И пошла, несчастная, в свой угол.

Следователь представляет дело со своей запиской. Столоначальник читает дело и записку следователя и по ним составляет свою записку. Но привычка не обращать внимания на положение людей много приносила горя людям, состоящим под судом. Человек, например, лишён места, ни он, ни семья его не имеют куска хлеба, угла, куда преклонить голову, — а столоначальник, рассматривающий дело, тянет целые месяцы из таких пустяков, которые, положительно, не имеют значения. Из множества известных мне случаев скажу об одном. Священник Ж. удалён был от места. Бедняк и без того, он более месяца ходил в консисторию и умолял столоначальника Г. приняться за рассмотрение его дела. Обобравши его до нитки и опивши раз десять, Г., наконец, взял дело в руки, стал перелистывать и видит, что следователем не приложено записки, — извлечения из дела. — «Записки нет, оборотить к следователю для составления записки», завопил столоначальник! Насилу товарищи его, другие столоначальники, могли уговорить его не волочить дела и сжалиться над несчастным Ж., и то под тем условием, что один из столоначальников взялся составить записку сам, — вместо следователя.

Сказать к слову: Г. за время своей долголетней службы так набил руку на взятки, что, однажды, не дал спуску даже своему родному отцу.

Однажды отец его, дьячок, перемещался в другой приход и должен был взять в его столе переместительный указ. Дня четыре отец ходил в консисторию, и сынок всё отговаривался, что дела по горло, указ писать некогда. Наконец, приходит отец, сынок встал и говорит: «Ты, тятинька, я вижу, хочешь выехать «на сухих»! У меня положено три целковых за переместительный указ; борозды не порть и ты; а то, на тебя глядя, и другие не станут давать. Ты, тятинька, не обсевок в поле, три рубля выложь!»

— Ах ты!...

— Ты, тятинька, не ругайся, а то секретарь услышит, велит тебя вывесть, и мне будет стыдно за тебя.

Отец поругал—поругал да и отдал три рубля, а сынок вынул из ящика приготовленный уже указ.

Что Г. был негодяй, — это ещё ничего бы, негодяев много везде. Но странно, даже обидно, то: неужто отцы члены консистории не знали, что между их столоначальниками есть такие негодяи!...