Дан Маркович - Остров

• Название: Остров
• Автор: Дан Маркович
• Жанр: Современная проза

---

Одному так одному.

4.

- Робэрт, Робэрт... - они зовут меня Робэртом.

Ничего не спрашивать, не просить, ничего не ждать от них. Здесь мое место, среди трех домов, на лужайке, местами заросшей травой, местами вытоптанной до плоти, до мяса с сорванной кожей - слежавшейся серой с желтизной земли... И небольшими лохматыми кустами, над ними торчат четыре дерева, приземистые, неприметные, с растерзанными нижними ветками, их мучают дети, "наши потомки", а дальше с трех сторон дорога, с четвертой земля круто обрывается, нависает над оврагом.

Cтою, прислонившись к дереву, еще светло, солнце за негустыми облаками, то и дело выглядывает, выглядывает, детская игра... Тепло, я одет как надо, главное, шарф на мне - вокруг горла и прикрывает грудь, и ботинки в порядке, тупорылые, еще прочные, правда, почти без шнурков, так себе, обрывки. Видно, важная черта характера - ходить без шнурков.

Нет, не так, не я из времени выпал, оно из меня выпало, природа не допускает пустот, их создают люди. Все-все на месте, никаких чудес, к тому же не мороз еще, редкая для наших мест осень, листья еще живы, но подводят итоги, и солнце на месте, фланирует по небу, делая вид, что ничего не происходит, его лучи крадутся и осторожно ощупывают кожу, будто я не совсем обычное существо.

Справа дом, девятиэтажный, с одним подъездом, слева, на расстоянии полусотни метров - второй, такой же, или почти такой, но не красного кирпича, а желтого, а третий - снова красный, немного подальше, у одной из дорог. Я нахожусь на длинной стороне прямоугольного треугольника, на ее середине, забыл, как называется... не помню, но вот короткие стороны катеты, они зажимают меня, катеты, с двух сторон, а с третьей, за спиной, овраг. Мои три стороны света, мое пространство, треугольник земли.

О траве я уже говорил, главный мой союзник, еще в одном месте песок, дружественная территория, детская площадка, но мешают дети, несколько существ с пронзительными без повода выкриками... Рядом поваленное дерево, чтобы сидеть, но я не подхожу, оно затаилось, и против меня, я хорошо его понимаю: три его главных ветви, три аргумента, три обрубка, грозными стволами нацелились на меня... оно не простит, никогда, ни за что, хотя я не при чем, но из той же породы... А скамеек почему-то нет.

Подъезд дома, что слева от меня, лучше виден, дверь распахнута, входи, шагай куда хочешь, но мне пока некуда идти, еще не разбирался... стало прохладно, ветер, дождь покрапал, здесь где-то я живу. Далеко уходил, смеялся, бежал... и вот, никуда не делся - явился... Тех, кто исчезает, не любят, это нормально, настолько естественно, что перехватывает дух. Всегда мордой в лужу, этим кончается, значит, всё на своих местах.

Общее пространство легко захватывает, притягивает извне чужеродные частицы, фигуры, лица, звуки, разговоры... все, все - делает своим, обезличивает, использует... Сюда выпадаешь, как по склону скользишь... или сразу - обрыв, и в яму... Наоборот, Остров необитаем, на нем никого, чужие иногда заглянут и тут же на попятную, им там не жить... как пловцы, нырнувшие слишком глубоко, стараются поскорей вынырнуть, отплеваться, и к себе, к себе... Но и мне там долго - никак, наедине с печальными истинами, с людьми, которых уже нет... навещу и возвращаюсь.

В конце концов двойственность устанет, подведет меня к краю, ни туда, ни сюда... и останется от меня выжившая из ума трава.

Заслуживаю ли я большего - не знаю, думаю, неплохой конец.

5.

Из дома недавно вышел, уверен - руки пусты, ботинки без шнурков, без них недалеко уйдешь. Куцые обрывки, к тому же не завязанные... Я многое еще помню, хотя не из вчерашней жизни, да что говорить, куда-то годы делись... В них многое было, не запомнилось, но было; я постарел, а идиоты, не чувствующие изменений, не стареют. На жизнь ушли все силы, это видно по рукам. Наверное, и по лицу, но здесь нет зеркал.

Я смотрю на руки, тяжелые кисти с набрякшими сине-черными жилами, кожа прозрачная, светло-серая, беловатая, в кофейного цвета пятнах... Это мои руки, попробовал бы кто-нибудь сказать, что не мои... И я понимаю, по тяжести в ногах, по этой коже с жилами и пятнами, по тому, как трудно держать спину, голову... и по всему, всему - дело сделано, непонятно, как, зачем, но сделано, все уже произошло. Именно вот так, а не иначе!.. Не будь того события, пошло бы по-иному, но жалеть... слишком простое дело - об этом жалеть.

6.

Чудо промелькнуло, бежал, скользил, смеялся... и вдруг - в конце.

Изменение памяти, приобретенное ею качество, подобно мозоли от неудобного инструмента - сначала боль, потом тупость, нечувствительность к мелким уколам. Об этом лучше помолчать, никто не поможет, только навалят кучу пустых слов и с облегчением оставят на обочине.

Я говорю о чем... Я говорю о том, что лучше не вмешивать окружающих в свои дела и счеты с жизнью - у каждого свои. Что еще осталось?.. потихоньку, понемногу искать, восстанавливать, пробиваться к ясности... соединять разорванное пространство.

Перебирая в уме возможности, вижу, другого выхода нет.

Нет, можно еще окончательно выйти из ума, и хлопнуть дверью.

7.

Я не сумасшедший, после скитаний всегда возвращаюсь на путь истинный и единственный. Но не стараюсь обмануть себя, а это непростительно в жизни, требующей увлеченности мелочами и занудной с ними возни.

Теория Халфина доконала меня на деле, в жизни, в этом месть за предательство. Структуры чувства победили структуры разума, разрушили их, и поделом.

Я уничтожил его открытие, оно возникло снова, в другом месте, через много лет. Так и должно быть, истина - вечная трава, прорастает из любых трещин, каждый знает.

Алимов, распухший желтый старик, молча слушал, прислонив к уху ладонь. Про структуры разума и структуры чувств. Веселый ирландец ничего не знал о Халфине, не его вина.

Через два месяца Алимов умер, за гробом толпы. У Халфина - никого, вывезли и закопали. И я, конечно, не был, не был, ведь я хотел жить дальше. И я жил. Но потерял малость - настроение жить. Смотреть на себя в зеркало по утрам и вечерам.

Я не смотрел.

Он победил, Халфин. Состоялось ли торжество?

О чем вы, какое торжество...

10. КЛЮЧ.

1.

... Когда им совсем плохо, они говорят - нет, нет, нет, это временные неудобства, настоящая жизнь не здесь, не здесь, и поскольку тело предает их в первую очередь, тут же выдумывают байки, что ТАМ им тело не нужно, жизнь там вечная и бестелесная... Чего не придумаешь от большого страха. Сами отодвинулись от жизни, а теперь страшатся. Неправда это, останется трава!..

А ключа-то нет!..

Верно говорят, допрыгался! Обычно, вернувшись в свой треугольник, я тут же проверяю - где ключ?. А сегодня заболтался, наконец, спохватился, смотрю, нет ключа!.. Куда делся...

Так не бывает! Единственное, что не может пропасть, это ключ.

Если есть ключ, то и дверь к нему найдется.

Выходя из дома я бережно запираю дверь, и чтобы поверить в этот факт, событие, основу надежности, совершаю несколько известных мне одному действий. Они странны, бессмысленны и обязательны, их невозможно объяснить, истолковать, и потому, совершив их правильно, я буду помнить, что вот было, и тут же вспомню про ключ, вокруг которого все и совершается. Они сильны, эти движения, запоминаются даже среди ежедневных поступков; мелочный идиотизм выживания трудно чем-то перебить, кроме чистокровной бессмыслицы. В результате ежедневные глупости скукоживаются и выпадают, стираются, а ритуал ключа остается, в нем моя опора.

Если быть искренним, нужно признать, что все основное в жизни лучшее и просто хорошее, сильное, глубокое - бессмысленно, так что стоит ли корить себя за несколько странных движений, которые помогают удержаться на поверхности?.. Я и не корю, и оправдываться не собираюсь. Эти действия отнимают время?.. У меня нет времени, не в том смысле, что мало, - я с ним не знаком, моя жизнь бредет по иным путям, ощупывает другие вехи, они чужды времени. Шоссе с односторонним движением, вот что такое время, а у меня движение другое.

Пусть глупости, зато уверен, что не оставил свою дверь открытой, это было бы ужасно.

2.

У меня всегда с собой бумажка размером с лист писчей бумаги, но в отличие от писчей, она обладает куда более важными свойствами - прочна, и в то же время эластична, мягка, вынослива на сгиб, терпит многократное сгибание без предательских трещин, шероховата, а не гладка, не скользит в руках, и я держу ее надежно. И спокоен. Я вытаскиваю сложенный пополам лист из грудного кармана пиджака. Это значит, что выходя на улицу я должен быть в пиджаке, и не только из-за грудного внутреннего кармана, в котором нужный лист, но из-за грудного верхнего кармашка, который на виду, но о нем позже, дойдет очередь и до него.

Значит, так, я вытаскиваю лист правой рукой из левого грудного кармана, а в левой при этом держу ключ. Здесь возникает трудный момент, нужно развернуть лист в полную ширину, но для этого он сложен так, что половинки неравны, и я легко нахожу скважину между ними, пальцами, большим и указательным хватаюсь за длинную сторону, и лист раскрывается почти сам, под действием тяжести короткой стороны. Ну, не совсем так, я чуть-чуть помогаю другой рукой, но тут важно не забыть про ключ и не выронить его. В общем лист благополучно раскрывается, и я кладу ключ на середину, ладонь правой руки уже внизу, и начинаю заворачивать, при этом медленно говорю: