Александр Кондратьев - Бог любит Троицу или последний виток спирали

• Название: Бог любит Троицу или последний виток спирали
• Автор: Александр Кондратьев
• Жанр: Научная Фантастика

Данная повесть является составной частью первого тома романа «Туристы», но ее вполне можно рассматривать как законченное произведение. Вы можете познакомиться с версией того, как погибла предыдушая цивилизация Земли, как зарождалась новая.

---

  'Она' не боялась; 'она' сомневалась, ведь ранее этого не делала никогда. Просчитав вероятность успешного прыжка, 'она' решилась и прыгнула. Лишь легкая вспышка в спасательной капсуле, напоминающая электрический, статический разряд, едва уловимая человеческим глазом, могла послужить следом того, что 'она' приняла решение, непростое, беспрецедентное.

   'Она' очнулась, почувствовав себя чем-то очень маленьким в огромном враждебном 'помещении'; 'она' была там не одна; 'она' осмотрелась и 'принюхалась'; на противоположном конце 'помещения' находился 'чужой'; 'она' ощущала реальную угрозу, исходящую от него. Выждав время, готовая отразить и вступить в схватку за свою жизнь, 'она' медленно, очень осторожно, словно вор, стала приближаться к врагу. 'Она' его уже различала, он спал. 'Она', не привыкшая к прямым столкновениям, прыгнула на 'спящего' врага, приготовив все свои 'зубы' и 'когти', чтобы безжалостно впиться в него, подобно вампиру, перекачать всю его информацию в себя, растворить всего в себе, подчинить себе раз и навсегда. Но неожиданно для себя получила разряд, мощнейший удар по 'зубам', сработала невидимая даже для 'нее' защита.

   'Ее' отбросило в дальний угол 'помещения'. 'Она' была оглушена, разобщена на несколько обезумевших частей, в ужасе метавшихся в разные стороны, ища спасительный выход. 'Ей' с огромным трудом удалось собрать себя в некое уродливое целое и запустить перезагрузку. Поднявшись, наконец, на ноги, 'она' не досчиталась себя наполовину. Та, которой не ведам страх, испугалась, а если бы он не спал, что тогда? 'Ей' даже не хотелось думать о том, что тогда с 'нею' бы сталось. 'Она' решила укрыться, спрятаться от опасного врага и слилась со стеной 'помещения', сразу почувствовав облегчение; по стене текла живительная, спасительная энергия. 'Она' жадно, точно изголодавшийся паразит, 'присосалась', насыщаясь человеческой энергией. 'Ей' нужны его силы! 'Ей' необходимы силы! 'Она' уже не боялась, 'она' вновь становилась 'великой'!..

   Доктор Хайли в восемь часов утра зашла в палату, в которой уже девятый день лежал, не приходя в сознание, капитан Линт, недавний герой сражения на Луне и Марсе с роботами. Она склонилась над больным, почувствовав легкое, замедленное дыхание, нежно протерла влажной салфеткой заросшее щетиной лицо, лоб, грудь, плечи, смочила водой высохшие губы. Затем присела на краешек кровати рядом с ним, внимательно всматриваясь в его красивые и правильные черты лица.

   'Он совсем не похож на больного, — подумала она, — словно спит здоровым и крепким сном, как в том эпосе, ожидая поцелуя принцессы. Жаль, что я не принцесса. Я ничего не понимаю, что с ним происходит?' — Доктор Хайли за все эти дни так и не смогла оценить состояние капитана и поставить точный диагноз, не находя абсолютно никаких внешних и внутренних повреждений; организм капитана работал исключительно исправно, а сознание не желало просыпаться.

   Любую свободную минутку, не часто выпадавшую, Хайли неизменно проводила возле капитана Линта; она уже не представляла, как сможет обходиться без него, понимая в то же время, что все это глупо с ее стороны, ведь когда Линт очнется, все изменится.

   Хайли обхватила теплую ладонь Линта своими прохладными, если не сказать холодными руками.

   'Какие у него горячие руки!.. Как мне не хватает тепла, кто бы только знал!.. Как мне надоело изображать из себя холодного профессора!.. Я же женщина, в конце концов! — Хайли захотелось закричать, чтобы ее услышали и, прежде всего — он, наверное, только он один. — Как хочется прижаться к нему, сильному, смелому, горячему и забыть обо всем, забыться с ним…'

  Она почувствовала, что ей стало теплее, что его ладонь согрела ее руки. Как она в этот миг хотела, чтобы его горячее сердце согрело ее озябшее, растопило ее оледеневшее сердце.

  'Почему я раньше не задумывалась о счастье, о женском счастье! Женское счастье заключено не в хорошей работе, не в ученых степенях, не в сотне монографий, написанных мною. Женское счастье, настоящее счастье, может быть только тогда, когда он рядом с тобой, когда он дышит тобой, обнимает тебя, целует, ласкает, носит на руках, ест приготовленную тобой яичницу, варит для тебя и подает в постель кофе, смеется рядом с тобой, живет рядом с тобой, живет для тебя, ради тебя, тобой! А ты! Ты живешь для него, отдавая себя всю без остатка, всю свою нежность, всю свою любовь, всю душу! Вроде все так просто! Не нужны для счастья ценности и богатства, которые мы миллионы лет создавали и копили на Земле, все это чушь и бестолковая суета! Для настающего счастья нужны всего два любящих друг друга сердца!' — Прийти к этой простой и незамысловатой формуле мог только человек, познавший Любовь, познавший Великое счастье любить! Она любила! Пусть пока робко и неумело, пусть даже безответно. Но любила! С каждым днем, с каждым прожитым часом, минутой, секундой ее черствое, засохшее сердце превращалось в цветущий цветок, в цветущий дивный сад! А если быть логичным в пересказе, то ее замершее сердце оттаивало и возвращалось к первозданному виду — цветущему божественному саду.

   Ирис в мужском поварском белом халате, размера на два больше ее стандартов, с неудобным расположением пуговок (сил и времени вечером ей хватало только на то, чтобы постирать халат), с перевязанным на голове белым платком, хлопотала на кухне возле электропечи.

   На командном пункте Командора никогда не имелось обслуживающих роботов, всё и всегда здесь выполняли вручную, армейский устав не запрещал этого. Ирис после инцидента с роботами в отеле 'Судьба', попросила своего жениха, в скором времени ставшего супругом, чтобы в их доме не было ни одного робота. Она прекрасно и быстро освоила искусство приготовления пищи; приобретенные навыки пригодились Ирис в новых условиях.

   Ирис готовила обед на всех выживших; помогал ей Гейн, молодой худощавый сержант с красивыми, тонкими, почти женскими чертами лица, с гладким безусым и совсем не загоревшим лицом, с выразительными, слегка на выкат, черными глазами. Ирис, увидев Гейна в первый раз, даже подумала, что если ему немного подкрасить глаза и надеть парик, а пудрить и не надо, то его очень легко можно принять за хорошенькую черноглазую женщину. Два других помощника, откомандированных на кухню, сержант Линк, сторожила этой базы, знавший в округе все окрестности, все горные тропинки диких животных, и сержант Корн, отменный стрелок из любого стрелкового оружия, с самого раннего утра ушли за пределы базы на охоту; летательные катера были заняты круглосуточно, так что на охоту приходилось ходить, как это делали в свое время их далекие предки.

   На обед Ирис готовила макароны с отбивными из мяса марала, принесенного вчера охотниками; из мозговых костей того же марала, крупы и огромного пучка трав, собранных Линком, варила наваристый суп; из запасов 'НЗ', хранившихся на складе командного пункта и имевших большие сроки хранения, старалась брать минимум необходимого, в основном — крупы и макароны. А вот подстреленного Корном тетерева она приберегла для лежавшего в госпитале Линта, разделив его на пять суповых наборов; капитан Линт мог с минуты на минуту очнуться; для восстановления сил была необходима диетическая пища.

   — Гейн, — позвала Ирис освободившегося помощника, отбивавшего до этого мясо, — сходи, пожалуйста, в госпиталь, посмотри: не очнулся ли капитан Линт.

   — Хорошо. Сейчас, только руки отмою от этой…фу… крови, — высоким, почти женским голосом ответил Гейн, морщась и фыркая, глядя на испачканные руки.

  …сержант Гейн шел по едва освещенным коридорам командного пункта в госпиталь, так с чьей-то легкой руки назвали комнату, где лежал капитан Линт.

   'Подумаешь, герой нашелся! Все только о нем и трындычат. Спас! Герой! Молодец! Чем я хуже его? А может я в сто раз лучше его! Если бы меня отправили, я еще лучше смог бы, — что смог бы сделать, Гейн не уточнил, — угораздило же меня попасть в эту 'дыру'! Папа обещали, что после шести месяцев такой службы переведут лейтенантом в штаб Армии, а там открывались такие перспективы! Папа пристроили бы меня. А здесь, каждый задрипанный сержантишка ставит себя выше меня! Используют меня здесь как последнюю кухарку, как, — как именно, опять же не уточнил, — а еще к этой белобрысой уродине в посудомойки поставили; и что все мужики на нее таращатся; что они в ней видят такого, чего нет во мне! Бегай теперь, ее прихоти исполняй, ненавижу!' — То ли Гейн ненавидел Ирис, то ли всех, то ли саму жизнь, но в тот момент на него не стоило глядеть, чтобы не испортить себе на весь оставшийся день аппетит или оставить в сохранности ранее съеденную пищу.

   Гейн открыл дверь госпиталя; капитан Линт лежал неподвижно.