Алескендер Рамазанов - Дивизия цвета хаки

• Название: Дивизия цвета хаки
• Автор: Алескендер Рамазанов
• Жанр: О войне
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-23019-8

С тонким юмором и горькими слезами Алескендер Рамазанов вскрывает великую пропагандистcкую ложь об Афганской войне, все те заплесневелые идеологические догмы, которыми пичкали наш народ. Суть смерти, выписанная непредвзятым автором, до банальности проста, а вот жизнь необыкновенно многогранна, в ней играют роли люди сильные и слабые, трусы и храбрецы, паникеры и флегматы, глупые и понимающие. Чтение этой книги напоминает старую игру с переводными картинками: аккуратно снимаешь слой за слоем, под которыми проступает яркая и четкая картина той недавней, но почти забытой войны.

---

В памяти всплывают картинки митинга «советско-афганской дружбы» в Чардаре. Вот Русаков через переводчика, чертовски красивого, по восточным меркам, бухарского еврея Алика, убеждает афганского «партайгеноссе» говорить на митинге короче. Непустой совет: партафганцы молотили по часу на жаре, вызывая суровую ненависть и у рядовых соотечественников, и у наших солдат, скучающих в жидкой тени чинар.

О чем говорили? Схема простая: СССР – друг, Америка, Иран, Пакистан – враг, Брежнев – хорошо, Амин – плохо, Бабрак – хорошо, социализм – хорошо, капитализм – бяка. По древним традициям, когда в речи упоминались имена лидеров, было положено хлопать в ладоши.

Бабрак Кармаль – аплодисменты.

Ленин – аплодисменты.

Брежнев – овация.

И так до рвоты.

Перед митингом всем раздавали книжечки с портретами вышеназванных революционеров. Бумага – верже, глянец, полиграфия по тем временам – высший класс. Издательство АПН. Вооруженные крестьяне (крестьяне ли?) и их многочисленные отпрыски эти книжечки брали не очень охотно. Читать ведь не умели толком. Да еще такую заумь. А для иных целей эта бумага не годилась. Во-первых, жестковата, во-вторых, задницу на Востоке бумагой не подтирают... Афган, кстати, многих наших научил подмываться на всю оставшуюся жизнь... «Кресты в России смотрят на Восток».

А вот у «таблетки» – зеленого медицинского «рафика» – идет прием больных. Тут главный – доктор Толя. О нем еще много предстоит рассказать. А пока достаточно того, что Толя, во-первых, кожвенеролог (дерматолог), во-вторых, не дурак выпить. Из медсанбата в наши походы отпускают только его. Ну, верно, откуда в Афгане массовый триппер? Девочек-то маловато для офицеров, а уж солдату... А от чесотки на месте лечили – не смертельно. Кстати, о девочках: с Толиком две медсестры. Пухленькие, ничего себе, но не подступиться. Разведчиками заласканные, задаренные. Ладно. Сестричек берут для того, чтобы они оказывали помощь афганским женщинам. Делалось это так. В кибитке вешали одеяло, и сестра осматривала пациентку. Та за ширмой жаловалась на свои недуги, а переводчик толковал медсестре. Рядом находился еще и охранник, наш, разумеется, и обязательно муж «освобожденной женщины Востока».

Толик не был циником. Он был советским военным врачом. От всех болезней он давал афганцам горстями аспирин и таблетки от кашля. А все остальное мазал «зеленкой».

Но вот медсестрам захотелось пописать. Куда идти? В кишлак нельзя. Да и уборных у афганцев в сельской местности не было. Вокруг ни кустика.

Девочки было поплелись к овражку, но афганцы замотали головами: «Нис, нис» – нельзя. Мины. Показали, куда лучше идти. А глаза у сволочей горят при виде «ханум-шурави». Еще бы, кровь горячая! Как только отошли девчонки, на бугорке блеснул зайчик. А, вот оно что! У нас внутреннее кольцо охраны, а у них свои посты вокруг. Разведчики тут же выдвинулись за девчонками. Не дай бог, утащат. Позору на всю жизнь! Ну, где-то посередине вопрос решили, все было пристойно.

Тем временем лились речи, музыка. Потом при общем порыве и мелких стычках афганцы расхватали гуманитарную помощь. Дело к обеду, пора возвращаться на базу.

В мой бронетранспортер подсадили замотанного по самые глаза человека. Никто не должен видеть его лица. В какой-то из дней в ближайшем кишлаке, сидя в броне, он будет показывать нашим «спецам» скрытых врагов революции во время очередного митинга. Я с удовольствием приказал водителю обыскать «иуду». Тот порылся в складках голубых шаровар (шальвари камис) и вытащил кривую черную палочку гашиша. Вопросительно посмотрел. Я равнодушно отвел взгляд. Не у этого конфискует, так у бачат (детишек) возьмет. Я уже знал, что большинство наших солдат, принимающих участие в боевых действиях, курит афганскую неслабую травку.

Когда тронулись в обратный путь, за моим «броником» побежал замухрышный самооборонец, что-то лопоча. «Просит взять с собой до партийного комитета», – сказал переводчик. Взяли на свою голову. Когда высадили в Кундузе, офицер афганской милиции – «царандоя» – тут же у входа в комитет набил морду нашему попутчику. Выяснилось, что тот был послан за патронами. «А где те, что им недавно давали?» – возмущенно спросил афганский мент. В самом кишлаке афганские офицеры вели себя смирно. Без нас им бы кишки выпустили. Да они одни в «глубинку» и не ездили. Разве что помародерствовать под нашей защитой, но никак не с миром.

Винт и крыло

Вот солидный моток странной на вид пленки. Тонкая, с палевым отсветом, без перфорации. Она использовалась для приборов объективного контроля на вертолетах. «ФЭД» протаскивал по три метра – основа тонкая, лавсановая. Прочность – повеситься можно. А главное – мягкая, мелкозернистая. На пленке молодые худощавые летчики. По одному, в бортовых шлемах и без, группами, экипажами, у «двадцатьчетверок», с автоматами и стаканами в руках. А вот и совсем загадочный кадр. Дощатая, из снарядных ящиков, стенка. На фоне этом – внушительный половой член. Я еще в Кундузе ломал голову, откуда это «безобразие»? Мистика! Лишь через неделю поисков, когда этот кадр стал ходячим анекдотом, замполит отдельной вертолетной эскадрильи Юра Кислица признался:

– Саня, помнишь, после вылета в душевую заходили? Ты пока купался, аппарат в раздевалке лежал. А я тут просто нажал на спуск, как раз рядом командир был.

С летчиками я сошелся быстро. Но тут были свои нюансы. Мы фактически жили на их территории. Вода, свет, охрана, баня – все в их руках. Да и в техническом отношении: у них станки, инструменты в технико-эксплуатационной части. А в типографии – ноль. И я форсировал знакомство. Просто пошел в подвал кундузского аэропорта, где жили экипажи, нашел замполита, того самого Кислицу, и сказал, что могу отснять боевую работу и вообще стать летописцем эскадрильи. Начал с того, что послал в окружную газету фотографию одного из летчиков и заметку о том, как на «учениях серебристая капля бомбы стремительно уходит к цели». Заметку обмыли, меня приняли как своего, подарили книгу «Винт и крыло» и стали без всяких помех брать на боевую работу.

Что бы я дальше ни писал, какие бы перипетии с вертолетчиками ни возникали, а их было немало, скажу главное: это, в массе своей, были умные, крепкие, мужественные и благородные люди. Афган заложил во мне безоговорочное уважение к военным летчикам.

Вот огромный, как матерый медведь, штурман эскадрильи. Я не помню его имени. Он сгорел в сбитом вертолете. Его зажало в кабине, и он просил спасшихся застрелить его. У ребят не поднялась рука. До последнего, пока были силы, они пытались вытащить товарища из горящей кабины. Но быстро горят вертолеты. И на земле остается только след, сверху похожий на гигантскую ракетку с крестообразной ручкой. До сизого пепла горит металл...

Все это будет потом, к осени 81-го, когда наберут силу отряды Ахмад-шаха, Гаюра, Хекматияра. А пока тихо. Дивизия теряет в неделю по 10—15 человек на подрывах, в перестрелках, в боевом охранении, на дорогах. Не все смерти – в бою. Но все – в Афгане. И запыхтела фабрика лжи во имя. Как бы, где бы ни погиб солдат и офицер – домой писали о бое, о душманах, о героизме и мужестве. Но ведь если не преступник, человек на войне уже герой. Перед лицом тех, кто вне кровавой карусели.

Вы еще успеете стать героем... Когда в этом будут нуждаться.

В технико-эксплуатационной части (ТЭЧ) служили два замечательных прапорщика. Во-первых – немцы, во-вторых, родные братья, в-третьих, со всех сторон отличные мужики. Оба рыжие, в теле, с огромными кулаками, тоже поросшими золотистым пухом.

Старший – старшина ТЭЧ. У него все играло и плясало. Солдаты чистые, сытые, территория сверкает. Ну не сидел мужик без дела. Нам помог и бельишком, и банный день определил для наших солдат. А это – великое дело. Дивизию на постах и в опорных пунктах жрала бельевая вошь, да и головная тоже. Слава богу, без сыпняка до времени. Просто сыпняк не успевал за «брюшняком», гепатитом и малярией.

Второй немец был техником. У него чтобы гайка или кусочек контровки на площадке валялся – ни-ни. Как-то при сдаче инструмента пропали плоскогубцы. А надо сказать, в инструментальных ящиках была такая особенность: они опрыскивались аэрозольной краской, и на дне оставался след инструмента. Где «плоские»? В каком вертолете, в каком узле забыли? И корячилась ТЭЧ до ночи. Нашли. В хвостовой балке забыл солдат инструмент. Немец-младший только кулаки сжал да зубами заскрипел. А ведь имел право и на большее. Солдата перевели в хозвзвод.

Как-то в палатку зашел старший немец. Достал бутылку водки.

– Товарищ старший лейтенант, вы как?

– Как все, – я достал стаканы.

Выпили. Поговорили за жизнь. Немцы были родом из Чирчика. Родителей выслали из Поволжья в тридцатых годах в Казахстан. Чиниться мне с таким мужиком не хотелось. Он и так на людях был вежлив, честь при встрече отдавал по уставу.

Мы перешли на «ты».