Александр Дюма - Блэк. Эрминия. Корсиканские братья

• Название: Блэк. Эрминия. Корсиканские братья
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: Издательство «Пресса»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1994
• ISBN: 5-263-00785-7

Произведения, пошедшие в сборник, продолжают серию «XIX век в романах Александра Дюма». Они могут служить образном романтической литературы, отстаивающей высокие сильные чувства, твердые моральные принципы и яркое горение любви.

Остросюжетное повествование романа «Блэк» переносит читателя из Парижа периода Реставрации (20-е годы) на далекий остров Таити в Тихом океане, затем во французский город Шартр.

На долю героя романа и его преданного друга — черной собаки Блэк — выпадают необыкновенные и захватывающие интересные приключения. Автор прославляет любовь, верность и преданность.

В небольшой повести «Эрминия» Александр Дюма создал романтический образ непокорной, гордой и сильной девушки.

В повести «Корсиканские братья» писатель рассказывает о семействе корсиканских аристократов, с любовью воссоздавая экзотические правы и обычаи Корсики, показывает неистребимость «вендетты» (кровной мести) даже в условиях цивилизованного Парижа.

---

Подобное излишество было не в его привычках.

Поэтому он покинул ресторан весьма разгоряченным и возобновил свою прогулку по бульвару, держа поводок, на другом конце которого был Блэк, поводок, который он для большей верности намотал на кулак.

Шевалье был сильно не в духе. Он кое-как перенес неудобства бессонной ночи, к которым добавился разговор с братом, заставивший его пережить самые разнообразные эмоции; плохая постель, в которой он пытался отдохнуть, еще больше увеличила его усталость, вместо того чтобы снять ее; однако он быстро забыл неудобную постель; сквозняки, дующие в комнате, не произвели на него почти никакого впечатления; но вот тот ужин, который ему только что подали, привел его в полнейшее отчаяние. Он спрашивал себя, не было ли с его стороны более разумным как можно быстрее вернуться в славный город Шартр, где, как бы ни были велики его огорчения, у него по крайней мере была возможность пристойно пообедать и было столь милое его сердцу общество Терезы.

Раз барон и Гратьен отказались сделать то, о чем он приехал их просить, то ради чего ему отныне и дальше оставаться в Париже?

Шевалье шел сквозь толпу, которая между семью и восемью часами заполняет Итальянский бульвар, рассуждая сам с собой и сопровождая свои размышления жестикуляцией, благодаря которой на его голову обрушилось не одно проклятие со стороны людей, которых он по своей рассеянности задевал, проходя мимо; проклятия, на которые достойный шевалье даже не соизволял ответить.

Толпа все прибывала и прибывала, и в конце концов де ля Гравери охватил один из тех приступов ярости, которые часто случаются с провинциалами, когда они вынуждены пробираться в сплошном потоке гуляющих, праздношатающихся, глазеющих по сторонам парижан, и, повернувшись спиной ко всей этой людской сумятице, он принял решение вернуться в Шартр и для начала попытался вернуться в свой отель, который казался ему неотъемлемым этапом его путешествия.

«Да, — ворчал он сквозь зубы, — я навсегда покидаю тебя, проклятый и прогнивший город! я укроюсь в своем доме, около моей бедной Терезы, которая станет моей приемной дочерью, раз я не могу сделать ее ни моей женой, ни моей настоящей дочерью. И клянусь, пусть даже судебный процесс съест половину моего состояния, я оставлю ей достаточное наследство, чтобы она смогла жить в достатке, когда меня не станет. Будь спокоен, Думесниль! Идем!

До сих пор шевалье жестикулировал левой рукой; правая, в которой он держал поводок Блэка, оставалась в кармане его брюк; но на этот раз, увлеченный пылом своего ораторского искусства, он поднял вверх именно правую руку, как будто призывая небо в свидетели своей клятвы, которую он одновременно давал самому себе и своему другу.

К своему великому удивлению, шевалье при этом заметил, что на конце кожаного ремешка, болтающегося у него на кулаке, ничего нет.

Шевалье обернулся.

Блэка не было ни рядом с ним, ни позади.

Тогда он подошел к газовому фонарю и внимательно рассмотрел ремешок. Он был очень аккуратно обрезан каким-то острым инструментом.

У него украли его собаку.

Первым порывом шевалье было броситься бежать, зовя Блэка.

Но куда бежать? в какой стороне звать?

И потом, как перекричать оглушающий шум карет и глухой ропот толпы.

Де ля Гравери принялся расспрашивать прохожих.

Одни отвечали на его вопросы, заданные взволнованным и прерывающимся голосом, пожатием плеч; другие говорили, что им ничего неизвестно. Один человек в блузе уверил его, что видел какого-то типа, ведущего собаку при помощи платка, просунутого через ошейник; эта личность вела собаку в сторону улицы Вивьен. Животное сопротивлялось, и этому типу лишь с большим трудом удавалось заставить его следовать за собой, таща силой.

Этот пес, как две капли воды, был похож на тот портрет, который шевалье нарисовал со своего спаниеля.

— Скорее, на улицу Вивьен! — произнес шевалье, направляясь в указанную сторону.

— О! он сильно опередил вас, и я сомневаюсь, что вы настигнете его, мой храбрый господин; если ваше животное, а в этом я не сомневаюсь, было украдено одним из тех молодцов, чья коммерция состоит в том, чтобы красть их и продавать, то оно уже в надежном месте.

— Но где его отыскать? как его найти?

— Для начала надо обратиться с заявлением к комиссару.

— Хорошо; потом?

— Объявить о пропаже, пообещать вознаграждение.

— Сколько бы это ни стоило, лишь бы только мне вернули моего спаниеля.

— Послушайте, — обратился к шевалье человек, которого растрогала его скорбь, — не стоит так отчаиваться; вы найдете вашего зверя, и если не этого, так другого. Я вам обещаю одно: если награда будет приличной, то завтра утром еще до завтрака, две собаки, похожие на вашу, уже будут стоять у вашей двери.

— Но мне нужна моя собака, только моя собака и никакая другая! — вскричал шевалье. — Вы не знаете, мой милый, как я дорожу своей собакой… А если я потеряю его во второй раз, моего бедного Думесниля, то думаю, что не переживу этого и умру!

— Думесниль! вашу собаку зовут Думесниль? Послушайте, какое странное имя для собаки! я бы сказал, скорее человеческое имя. Ну, же, успокойтесь! Париж велик, но я знаю все его уловки. Вы доверяете мне?

— Да, мой друг, да, — закричал шевалье.

— Отлично, я сам займусь вашей собачонкой. Сегодня пятница; итак, обещаю, что в воскресенье, до обеда я верну вам вашего господина Думесниля и вновь посажу его на ваш поводок. Но только, если вы опять станете прогуливаться с ним по Парижу, то купите ему цепь: это тяжелее, но зато надежнее.

— Если вы сделаете это, если благодаря вам я найду Блэка…

— Что такое или кто такой Блэк?

— Но это же моя собака!

— Послушайте, следовало бы договориться, как же все-таки зовут вашу собаку — Думесниль или Блэк?

— Это Блэк, друг мой, это Блэк; однако для меня, но только для меня одного, он то Думесниль, то Блэк.

— Хорошо! я понимаю, у него есть имя и есть прозвище.

— Так вот, — продолжал шевалье, желая сделать свое предложение более привлекательным, — если вы его вернете мне, я дам вам все, что вы пожелаете. Пять тысяч франков вас устроят?

— Э! я не такой, как те флибустьеры, что увели вашего пса, дорогой мой. Вы заплатите мне за труд и за потраченное время; ведь, пока я буду бегать за вашим спаниелем и загружать работой свои ноги, мои руки останутся праздными, а именно ими я зарабатываю на жизнь. Плату за мое время — вот все, что я хочу: я беру с вас обещание в обмен на то, что обещаю сделать для вас. Мне самому больно видеть, как вы страдаете из-за потерянной собаки: это доказывает, что у вас доброе сердце, а я люблю людей с добрым сердцем. Итак, больше не будем говорить о вознаграждении; мы сочтемся, когда животное будет найдено.

— Но вам, друг мой, придется нанимать экипажи, оплачивать расклейщиков афиш, наборщиков и печатников, продавцов бумаги; позвольте, я вам дам хотя бы аванс.

— Расклейщик! печатник! продавец бумаги! Ну, конечно же! я вам только что наговорил все это, потому что мы еще не были знакомы; но все это рассчитано на дураков, и мы обойдемся без этого.

— Но однако же, друг мой…

— Положитесь на Пьера Марто, мой славный старичок, положитесь на него! это он вам говорит лично. Пусть все будет тихо, не надо никого настораживать, будем немы как рыбы, и я вам повторяю, что в воскресенье, именно в воскресенье, не позднее вы получите вашего спаниеля.

— О! Господи, — вздохнул шевалье, — до воскресенья еще так далеко! Хоть бы его там кормили в эти дни!

— Ах, черт! я не обещаю вам, что там, где он находится, кухня столь же обильная, как у вас в отеле; но собака есть собака, и в конце концов у стольких людей на обед бывает всего лишь корочка хлеба, что не следует слишком печалиться о судьбе четвероногого, которого кормят картофелем.

— Когда же мы увидимся, мой храбрец?

— Завтра. Сегодня ночью я обойду все кабачки, где собираются пираты с бульваров; возможно, благодаря этой операции я смогу узнать новости о вашем друге еще до воскресенья. Вы, сударь, на мой взгляд, выглядите усталым; вы пойдите и прилягте отдохнуть и, пожалуйста, не волнуйтесь. Где вы остановились?

— В отеле «Лондон», на улице Риволи.

— Улица Риволи, мне знакомо это место, хотя я и бываю там нечасто. Если позволите, я вас провожу. Судя по вашему виду, вы собираетесь также плутать в поисках дороги, как бекас в тумане. Ну, что же вы, идите сюда.

Шевалье, послушный как ребенок, последовал за Пьером Марто и по дороге раз десять повторил ему свои указания насчет Блэка.

Когда они подошли к двери отеля, шевалье удалось уговорить его принять монету в двадцать франков, которая должна была облегчить поиски. На прощание де ля Гравери назначил ему свидание на завтра и удрученный вернулся к себе в комнату.