Далия Трускиновская - Деревянная грамота

• Название: Деревянная грамота
• Автор: Далия Трускиновская
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-367-00444-1

Москва в середине семнадцатого века — целый мир, где всего с избытком: и праздников, и тайн, и пылкой любви, и коварства соперников, и мужества, и находчивости. Лихие конюхи с Аргамачьих конюшен — Тимофей, Богдаш, Семейка и Данила, — выполняя распоряжение дьяка Приказа тайных дел Башмакова, ищут загадочную деревянную грамоту.

Как всегда, у них есть соперники — подьячие Земского приказа. Засады и погони, военные хитрости и роковые ошибки, мертвые тела и хитроумные влюбленные, секреты кулачных бойцов и искусство скоморохов — все сплелось вокруг грамоты. Что же это за диковина? Кому она принадлежит? Предателю, торгующему секретами Приказа тайных дел? Книжникам, собирающим редкости? Или людям, хранящим давние заветы предков?

Цикл исторических детективов известной рижской писательницы Далии Трускиновской о государевых конюхах продолжает роман «Деревянная грамота», где мы вновь встречаемся с героями «Заколдованной душегреи» и «Кровавого жемчуга».

---

— Может, ему там место назначили? — предположил Семейка.

— По торгу сторожа ночью ходят, коли кто там место на ночь глядя назначит — не обрадуется, — возразил Тимофей. — Так дубинкой погладят!..

— Может, условились, что он в сани грамоту подложит? А, светы? продолжал предполагать Семейка, и слова его казались глуповаты, однако Данила уже знал повадку товарища. Семейка словно предлагал: вот я дурости говорю, а вы, светы, мне по-умному возразите, так мы и до истины, чего доброго, доберемся…

— А он и сам туда с книжицей залез? Не-ет! Не то!

— Может, в ином месте замерз, а его в сани подложили?

— Какого лешего?!.

— Вместе с книжицей?..

Семейка, Богдаш и Тимофей предполагали, Данила вдруг замолчал.

Разгадка была рядом…

Он вспомнил недавнее… недавнее и уже такое далекое…

Когда его вместе с отцом привели с белорусским полоном на Москву, а Москва еще от чумы опомниться не успела… когда бесславно умер отец, успев перед смертью походить по дворам с протянутой рукой… когда сын, ухватившись за шляхетскую гордость, как утопающий — за соломинку, забрался в дом, хозяев которого забрала чума, помирать голодной смертью…

И этот мальчишка, которого убивали не голод, не холод, а полнейшее одиночество, вдруг ожил на миг, подсказал!..

— Стойте! — Данила прервал спор, легонько треснув кулаком по столу. Понял я! Он убегал от кого-то, парнишка тот! Убегал — и добежал до торга! Там и спрятался! А тот, кто догонял, на торг не сунулся — там сторожа! Парнишка сидел, сидел под рогожей, боялся вылезть, да и задремал!..

— От кого же он убегал с грамотой-то деревянной?

— Может, украл у кого?

— Для чего бы младенцу такие вещи воровать?

— Может, младенца послали грамоту передать, а за ним недобрый человек увязался?

— Точно!

Уже не понять было, кто высказал эту мысль, может, и двое сразу.

— И с чего мы взяли, что парнишка непременно при печатне кормился? спросил Богдаш. — Может, тот еретик Арсений нарочно кого из своих попросил сына или внука привести, чтобы с грамотой послать?

— Стало быть, родитель тот уже давно сынка ищет! — догадался Тимофей.

— Не хотел бы я сына в избе Земского приказа найти… — Семейка даже поежился.

— Сперва по родне, по знакомцам побегает, а потом добрые люди надоумят и до Земского приказа дойти… — Тимофей тоже пригорюнился. — Ох, грехи наши тяжкие… Знать бы, как парнишку кличут, — панихидку бы велел отслужить, ей-Богу!

— Ты, гляжу, уж и начал! — одернул его безжалостный Желвак. — Рано или поздно кто-то за парнишкой в Земский приказ явится, и тому человеку тело отдадут. Так надобно пойти в избу, где мертвые тела выставляют, и сказать смотрителю…

— Нет, — прервал Семейка. — Коли нас, конюхов, там увидят и услышат, как мы вопросы задаем, то сразу станет ясно, откуда ветер дует — из Приказа тайных дел! А вот подослать кого не мешало бы.

— А кого? — Богдаш почесал в затылке. — Наши-то знакомцы сплошь кремлевские. Придет, скажем, истопник Ивашка, а его и опознают, и подумают — что бы сие значило? В Верху, что ли, о парнишке знать хотят? Нельзя!

— А твою бабу? — предложил Данила. — Ты ж говорил, что нашел себе одну, чисто ходит и лицом хороша, у бояр служит. Пусть бы она пришла племянник, что ли, у нее пропал или крестник?

Богдаш как-то настороженно поглядел на Данилу.

— Дура она у меня, — признался, подозрительно долго перед тем думав. Все перепутает.

— За бабами это водится, — подтвердил Тимофей.

— Не за всеми! — возразил Данила.

Девки с Неглинки, с которыми он невольно свел знакомство и дружбу, были шалавы, но не такие уж дуры.

— А ты что, берешься умную сыскать? — полюбопытствовал Желвак. — Ну, Бог в помощь…

Он так это язвительно сказал, что Тимофей засмеялся, а кроткий Семейка, сторонившийся подобных бесед, улыбнулся.

— А что, и сыщу. Уговорюсь — добежит до избы, скажет, что братец пропал, расспросит…

— И выдаст тебя первым делом!

— Не выдаст!

— А кто такова? — Богдаш прищурился. — Не с Неглинки ли?

— А коли и так?

— Твоя, что ли?

Конюхи переглянулись. По всему было видно — не полюбилась им Федосьица.

— Да я ее полгода уж не видел, — честно сказал Данила. — Другая девка есть. Коли ей две или три деньги дать — и пойдет, и расспросит как надобно.

— Ну, денег нам Башмаков выдал достаточно, и как раз на такие нужды, заметил Семейка. — Завтра с утра сможешь свою девку подослать?

— С утра-то как раз и смогу!

Спозаранку Данила, лба не перекрестив, побежал в баню. В ту всем добрым людям известную, на Москве-реке, напротив Китай-города, куда нанялась служить Авдотьица.

Уходя с Неглинки, она решила — коли не полюбится служба, так можно и вернуться обратно. Служба полюбилась, хотя нанялась Авдотьица в самое горячее время, летом, когда печи в избах и домовые бани каждый день топить не велено, так что вся надежда — на общественную мыльню. Зимой же многие своими баньками обходились, хотя к хорошей девке-растиральщице все равно хаживали.

Топить печи и водогрейные очаги начинали с ночи, а ранним утром в бане было пусто — не такое место, куда чуть свет понесешься. Данила отыскал Авдотьицу на дворе, где она с другими девками носила воду.

— Бог в помощь! — сказал, кланяясь, и поманил пальцем — отойдем, мол, дельце есть.

Авдотьица кивнула, донесла коромысло с липовыми ведрышками до сеней и вернулась уже со свободными руками.

— Как нога-то? — спросила.

Когда Голован приласкал Данилу копытом, как раз сюда и потащили его товарищи лечиться. Сама Авдотьица править такие ушибы еще не умели и позвала лучшую из бабок, обретавшихся при бане и неплохо тут кормившихся. И сама заглянула в угол, где бабка растирала Данилу, убедиться, что все ладно. Данила застыдился — он все еще неловко себя чувствовал в толпе голого народу обоего пола, но Авдотьицу такие глупости уже не беспокоили.

— Хожу потихоньку. А ты тут как?

— Да тоже, с Божьей помощью, потихоньку.

Девка смотрела на него, рослого парня, сверху вниз, а он на нее снизу вверх и с восхищением. Не у всякого мужика такая стать, такие широкие плечи, как у этой Авдотьицы, хотя сама она от этого тайно мучится. И среди зазорных девок оказалась, видать, лишь потому, что на такой нешуточный рост жениха не нашлось…

— Две деньги заработать хочешь?

— А три? — сразу спросила она.

Данила усмехнулся — не иначе, вздумала на приданое копить.

— Можно и три, — согласился он. — Сейчас, пока ты еще одета, беги на Красную площадь. Где Земский приказ — знаешь? Так к той избе, куда мертвые тела свозят для опознания.

— И чье же мне тельце-то опознавать?

Улыбка у нее была замечательная, белозубая, и румянец некупленный, и глаза ясные, и коса знатная, Убрать бы пол-аршина лишнего роста — и любой под венец поведет. Да вот незадача — убрать нечем…

— Лежит там парнишка лет десяти или чуть поболее… — Данила призадумался, вспоминая, что было в тех столбцах, которые Семейка понес возвращать в Приказ тайных дел. — Шубейка на нем коричневым сукном крыта, сапоги желтые, волосом рус. Ты приди, будто братца или племянника ищешь, вторую ночь дома не ночевал, мать его поругай — мол, плохо за сыном следила. И про того парнишку поспрашивай — недавно, видать, принесли, еще родные не спохватились.

— А коли его там не будет?

— Ну, ты ж разумница, не мне тебя учить! Ты у смотрителя разузнай коли детей мертвых приносят, как розыск идет, как родителей ищут? И тут же назад!

— А где ты меня ждать будешь с четырьмя деньгами?

Данила крякнул и усмехнулся.

Нахальная девка ему все же нравилась — хотя о том, чтобы по крайней мере поцеловать ее, он и не помышлял.

— У самых Никольских ворот. Там народу много — я и замешаюсь…

— Ну, гляди…

И вроде никаких вопросов не задала сперва — сразу, без рассуждений, сбегала куда надо, отпросилась ненадолго. И потом, как по льду переходили Москву-реку, тоже о незначительном толковала — о Феклице, о будущей Масленице, о банных своих делах. Данила все беспокоился — не заведет ли речь о подружке Федосьице? А пуще того — не вспомнит ли о Настасье?..

Что-то, видать, Авдотьица чуяла! Что о Федосьице молчала — так ведь знала, что у подружки с Данилой размолвка, и чужому в такие дела встревать не след. А вот как она догадалась о Настасье ни слова не вымолвить?

И хотелось Даниле услышать про чернокосую гудошницу, и боялся выдать себя…

Уже когда на Красную площадь входили, а там как раз торг разгорался, в великом шуме и гаме спросила Авдотьица:

— А что, парнишечка-то, видать, убитый?

— Замерз до смерти, — отвечал Данила. — Ну, ступай с Богом, а я — к воротам. Тут и разойдемся.

Он неторопливо пошел по торгу, сторонясь зазывал. Нужно было так лениво пройтись, чтобы выйти к Никольским воротам не сразу и поменьше возле них околачиваться. Как знать — долго ли там Авдотьица расспросы вести станет?