Кэти Летте - Родовое влечение

• Название: Родовое влечение
• Автор: Кэти Летте
• Издательство: Торнтон и Сагден
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2000
• ISBN: 5-93923-009-1

«Родовое влечение» знакомит читателя с творчеством Кэти Летт – мастера женской прозы, чьи произведения ранее не переводились на русский язык.

Психологическая мелодрама Кэти Летт преодолевает шаблоны современного любовного романа (лавбургера). Вместо слащавой чувственности – здоровая натуралистичность, вместо вульгарно-романтических штампов – легкий искрометный юмор, обнажающий самые неприглядные стороны жизни, а также остроумная наблюдательность, типичность событий и характеров.

Для всех интересующихся современной зарубежной прозой.

---

– Она не дышит.

– Дыши, Мэдди. Дыши. Мы вынуждены ждать, когда закончится действие анестезии. Иначе придется накладывать щипцы.

– Она не слушает. Мэд-лин! Мы должны ждать, когда головка спустится в малый таз.

– Где моя одежда? – Все это какая-то чудовищная ошибка. По правде говоря, я не имею ни малейшего представления о том, как воспитывать ребенка. Ты получаешь малыша, но никто не дает тебе «Руководство по эксплуатации». – Вызовите мне такси. – Как я могу кого-то научить жизни, когда я сама так исковеркала собственную? Ребенок обязательно подаст на меня в суд за плохое воспитание. – Я еду домой, чтобы поспать. – В некоторых странах лишение сна – это особый вид пытки. Его придумали очень умные люди. Пытка действует превосходно. Я сейчас готова сознаться в чем угодно. Но мне не в чем сознаваться, только в том, что я влюбилась в подлого, отвратительного английского полукровку, который сначала обрюхатил меня, а потом бросил. Я знаю это. Чувствуешь себя чертовски своеобразно. Как будто задыхаешься под водой или пытаешься выбраться из зыбучих песков. Не могу перевернуться на спину. Ах, если бы я могла переворачиваться с боку на бок. Господи. Мой зад свешивается со стола, и я лечу на пол.

– Черт возьми! – Иоланда хватает меня за предплечье своими пухлыми ручками. Но я отталкиваю ее. Вот моя одежда. Движется по комнате медленно, как зима. Я делаю несколько неуверенных шагов к стулу. Усталость обострила мое восприятие. Обкусанные ногти на руке Иоланды, трещины в штукатурке на потолке, отпечатки чьих-то пальцев на алюминиевом судне, замерзший след от дыхания на окне, надпись на сумке через плечо «Превратим роды в удовольствие, пусть они будут естественными!» Я ни о чем не жалею. Вдруг впервые за все время до меня доходит, что я ненавижу его. Я ненавижу, как он разделяет волосы на пробор. Ненавижу волосы у него в ушах. Ненавижу его такой ценный для Би-Би-Си голос. Ненавижу его шрам от аппендицита. А больше всего я ненавижу его проклятые каламбуры.

– Видите, что случилось? – торжествующе говорит Иоланда акушерке, пытающейся взять меня за другую руку. – Видите, что случается, когда вы пихаете в них всякую дрянь?

Эту женщину толкают? Да, и волокут. За волосы. По улице. Я стенающая женщина. Потому что бьюсь головой о непробиваемую стену. Черт! Его следовало бы упрятать в тюрьму для каламбурщиков. Я бы подыскала сокамерника под стать ему. Я все это говорю или думаю? О Боже! Я двигаюсь от худого к наихудшему. От кушетки к акушерке. Кто там? Друг или врач с клизмой? Чем все это кончится? Это была родовая ошибка. Естественные роды – это миф. А миф – это моль. Пенис – это управляемая боеголовка. Жаль, что я не отрезала его «орудие». Узнал бы, что значит быть евнухом.

Я почти успела одеться, прежде чем меня поднял на руки санитар. Иоланда подкладывает мне под спину подушки. Акушерка раздвигает мои ноги. Сестра измеряет мне давление. Доктор в зеленой маске, в перчатках роется у меня между ног. Я неожиданно вспоминаю, что, по идее, должна влюбиться в своего врача. Я все искала возможности назначить ему свидание, но подходящий момент, кажется, никогда не наступит.

– Отойдите, – приказывает он Иоланде.

– До чего же я люблю древние времена, – бурчит она, пытаясь локтем отпихнуть его. – К примеру, тысяча семисотый год до нашей эры. Если врач совершал оплошность, ему отрубали руку.

Я краем глаза вижу, что врач стучит пальцем по виску.

– Слабая мышца, – безапелляционно заявляет он.

Теперь я узнала его. Это Чертов Доктор с Харли-стрит. Если бы у меня были силы, я бы сказала доктору Этрингтон-Стоппфорду, феминистконенавистнику, что нам далеко до равноправия, если некомпетентных женщин назначают на очень ответственные посты. Например, на должность «акушера-консультанта». Начинаю жалеть, что не захватила с собой какое-нибудь легкое чтиво. Такое, чтобы книжку можно было узнать по обложке. Скажем, «Преступная небрежность врача. Вы тоже вправе подать иск».

Между моих ног появляется Иоланда. У нее в руках зеркало. Я вижу отражение своего лица. Я измождена и бледна, как заложники воздушных террористов после пяти дней голода, жажды и постоянного страха. Я ведь тоже заложница. Мне назначен прием у врача, и отменить его невозможно. Он состоится на этом родильном столе.

Монитор с движущимися по бумажной ленте самописцами напоминает детектор лжи. Я так много лгала! О том, что хочу ребенка, хотя на самом деле не хочу. О том, что буду хорошей матерью, хотя никогда не стану таковой. О том, что все еще люблю человека, который оказался самым настоящим акульим дерьмом.

– Пора, лапушка, – слышу я голос акушерки, – тужиться.

Телесные брюки-клеш и усиливающееся безумие

Для австралийки, находящейся в двенадцати тысячах миль от дома, брошенной своим возлюбленным, с заканчивающейся визой, без крыши над головой и без денег оказаться беременной в Лондоне так же весело, как фазану сесть на поле в сезон охоты.

К концу шестого месяца тело Мэдди мутировало сильнее, чем Джекил и Хайд. Соблюдайте осторожность! Опасный мутант на свободе! Она серьезно подумывала о том, чтобы поступить в труппу Московского государственного цирка. У нее был огромный, будто накачанный велосипедным насосом живот. Ее щиколотки отекли, и создавалось впечатление, что на ней надеты клеши телесного цвета. Серебристые растяжки опутывали ее тело, как спущенные петли на чулках. Разбухшая грудь, упрятанная в прочный, как лента промышленного конвейера, бюстгальтер с армированными чашками, перевешивала то на одну сторону, то на другую, лишая Мэдди устойчивости. А живот постоянно тянул ее вперед, да так, что она едва не тыкалась носом в тарелку. Когда люди спрашивали ее, почему она всегда одета в черное, Мэдди отвечала, что носит траур по собственному телу.

Если сравнивать изменения, произошедшие с ее телом и мозгами, то можно было с полной уверенностью утверждать, что тела трансформации не коснулись. Любая мелочь вызывала у нее слезы. И мелодрамы со счастливым концом. И мелодрамы с плохим концом. И претендующие на художественность французские фильмы вообще без конца. Пора было посмотреть фактам в лицо. Ее мозги действительно высохли. Симптомы? Она начала считать «Соседей»[61] программой, стимулирующей работу мысли.

Но если ее мозги еще действуют, то у ребенка уж точно нет. Мэдди убедила себя в том, что давно уже сплющила его череп колготками «с утягивающим эффектом», которые надевала в надежде скрыть свою беременность от потенциального работодателя.

* * *

Пока Мэдди, втягивая в себя живот, бродила по улицам в поисках работы, Джиллиан продолжала свою своеобразную профессиональную деятельность. Мисс Касселлс сначала воспротивилась тому, чтобы Мэдди переехала к ней в Фулэм. Интенсивность ее охоты за мужем достигла качественно нового уровня. Эта женщина использовала все, кроме сетей и пистолета с транквилизатором. Недавно ей удалось заарканить мужчину по имени Морис, бесспорного короля монофибрового наращивания волос. Он был крупным воротилой в области париков и накладок. И ужасно богатым, с благоговейным трепетом рассказывала Джиллиан. Сто двадцать рабочих несколько раз в неделю прочищают туалеты в его особняке и следят за тем, чтобы не полопались водяные трубы от этих неожиданных холодов. Бедняга был опьянен сексом. Следовательно, Джиллиан оставалась непреклонной.

– Пока он не сделает предложение, – поклялась она, – моих бедер ему не видать.

– Давай я поживу у тебя, пока ты не окольцуешь его, – взмолилась Мэдди в тот день, когда отказалась от аборта.

– Те, кто гостит в доме, как рыбы, – заявила Джиллиан в телефон, – дохнут через двадцать четыре часа.

– Пожалуйста, Джилл. – Мэдди стояла в пропахшей мочой телефонной будке на Кингс-Кросс и наблюдала, как тощий панк пожирает найденный в мусорном баке бургер.

– Я не желаю жить с другой женщиной. Я ненавижу, когда месячные начинаются одновременно.

Когда Мэдди обратила внимание подруги на то, что в ближайшее время при ее состоянии подобная проблема возникнуть не может, Джиллиан наконец-то открыла истинную причину своего отказа. Она заложила свою мебель. Чем и объяснялось ее неистовство на фронте охоты.

Мэдди опустила еще один десятицентовик в щель алчного автомата. Ее взгляд упал на забавную надпись на стене будки: «Не боись любви и страсти, шпарь подругу по-собачьи».

– Но если ты намерена и дальше продолжать охотиться, тебе понадоблюсь я. Зубы, сиськи, нос, чулки – забыла?

Именно это и убедило Джиллиан. Несмотря на то что силки были расставлены на Мориса, она не собиралась пассивно ждать, когда жертва попадется. Приближался ее тридцать шестой день рождения, и ее безумие росло. Она буквально обнюхивала все углы в поисках «штанов». Ее борьба перешла в самую жестокую фазу, когда пленных не берут.

Первым на ее удочку попалась обеспеченная, стареющая кинозвезда.