Леонард Пирагис - Красавчик

• Название: Красавчик
• Автор: Леонард Пирагис
• Жанр: Детская проза

Имя писателя Л. Ю. Пирагиса (1876–1939) незаслуженно забыто современными читателями. А между тем до революции 1917 года он был редактором детского журнала «Всходы» и опубликовал в нем около двадцати своих произведений. Лучшая повесть писателя — «Красавчик» — вышла в 1914 году. Она отдаленно напоминает повесть писателя Г. Мало «Без семьи» и также рассказывает о судьбе двух мальчиков, по воле случая ставших бродягами. Выжить в трудные годы помогают Митьке-Шманале и Мишке-Красавчику взаимовыручка и настоящая крепкая дружба.

---

Подошла весна. Лишь только сошел снег, юных арестантов начали выгонять на работу в огородах, громадной площадью подступавших к самому зданию тюрьмы. Нужно было взрывать почву и сбивать в длинные гряды взрыхленную землю. Эта работа нравилась Красавчику. Хотя и здесь были ненавистные надзиратели, окриками и пинками подбодрявшие юных рабочих, но зато весь день можно было дышать свежим весенним воздухом, ощущать на себе теплую ласку солнца. Над головой в голубом небе бежали белые облака, принимавшие самые причудливые формы, звенела радостная песнь жаворонка. Всюду проглядывала юная травка, ярко-зеленая, веселая, и лес, видневшийся вдали над высоким забором, зеленел день ото дня. Красавчик примечал, как унылую черноту его покрыл сперва легкий зеленый налет, нежный, как пух. И с каждым днем налет этот становился ярче и красочнее, пока не превратился в густой зеленый убор, совершенно закрывший печальную наготу деревьев. Зажелтели цветы одуванчика. Их Красавчик собирал тайком и уносил в камеру, где клал под подушку и любовался ими по ночам при тусклом свете лампы, горевшей всю ночь.

За работой на огородах время шло как-то незаметно. Пролетел апрель и наступил май. Красавчик даже тосковал меньше. Наработавшись вволю за день, надышавшись свежим воздухом, он засыпал почти мгновенно, чуть добравшись до кровати. Не было времени предаваться печальным думам.

С Митькой Красавчик редко видался за это время. Работал Шманала в другой партии, и только по вечерам, когда сходились по камерам, после переклички, удавалось друзьям перекинуться парою фраз. Красавчику казалось иногда даже, что Митька нарочно уклоняется от разговоров с ним. Он как-то сторонился Красавчика, и если бы не особенная нежность, звучавшая в тех двух-трех словах, которыми он изредка дарил друга, можно было бы подумать, что Митька совершенно охладел к нему.

На самом деле Митька по-прежнему питал к приятелю нежные чувства. Показная же холодность была только военной хитростью с его стороны. С наступлением весны обычно тюремные надзиратели усиливали бдительность по отношению к юным арестантам. С весной начинались побеги из тюрьмы, и начальство тюремное зорко следило за тем, чтобы заключенные не шушукались по уголкам.

Митька твердо решил убежать вместе с Красавчиком и ему не хотелось навлекать на себя подозрений. Он хорошо знал, что «духов»[9] можно провести лишь полнейшим хладнокровием и примерным поведением, и старался вовсю. За ним, как за бывшим беглым, особенно следили. Он знал это и делал вид, что тюрьма его нисколько не угнетает, что у него нет никаких поползновений вернуть себе свободу.

Для Красавчика поведение Митьки было загадкой. Он разрешил ее только тогда, когда Шманала шепнул ему однажды:

— Сегодня ночью увинтим. Клещ дежурит…

Сердце Красавчика радостно вздрогнуло. Ему хотелось расспросить друга о подробностях плана побега. Но Митька добавил только:

— Как уснут все, оденься потихоньку и ляг под одеяло… После этого он отошел в сторону, делая вид, что не замечает товарища.

Спать ложились в 9 часов. Красавчик улегся в постель, снедаемый любопытством и тайным страхом.

Клещ запер камеру и, когда все успокоилось, улегся, позевывая, на «надзирательскую» кровать. Не прошло и четверти часа, как храп его врезался мощным аккордом в дыхание спящих арестантов. Дети, утомленные работой на воздухе, заснули, едва улеглись в кровати.

Красавчик, весь дрожа от волнения, поднялся, Чутко прислушался и принялся одеваться. Он на минуту задумался, надевать ли сапоги. Решил однако, что они могут служить помехой — и не надел. С сильно бьющимся сердцем юркнул он снова под одеяло и стал ждать, чутко вслушиваясь в тишину, нарушаемую храпом и дыханием спящих.

Ему послышалось вдруг, что скрипнула половица в дальнем углу комнаты, возле дверей… А вот, словно бы тихо звякнул ключ… Красавчик замер в тревоге, вдруг охватившей его… Кровь прилила к голове и стало жарко, точно в бане. Потом волна холода прошла по телу, капли пота осели на лбу, и руки стали влажными.

Он слушал, затаив дыхание, но не было больше посторонних звуков… Прошло минут пять.

И вдруг над самым ухом пронеслось точно дуновение ветерка:

— Вставай… Готово… Только тише, Красавчик.

Красавчик ждал этого и все-таки вздрогнул всем телом. Как-то машинально поднялся он с постели и на четвереньках пополз вслед за другом, укрываясь в тени шеренги кроватей. Сердце стучало так громко, что мальчику казалось, будто оно может разбудить всех в камере. Он весь дрожал от страшного волнения.

Доползли до дверей. Без шума и скрипа отворил их Митька. Они были только притворены, так как Митька заранее отомкнул их ключом, украденным у спящего Клеща.

В длинном коридоре было пусто и темно. В конце его мутнело прямоугольное пятно окна, точно призрак, стоящий на страже. Беглецы бесшумно двинулись к нему.

Окно выходило прямо на огороды. Снаружи его охватывала решетка из продольных железных прутьев но это не смущало Митьку.

Тихонько распахнув окно, он нащупал один из прутьев и свободно вынул его из гнезда.

— В прошлый раз я отсюда утек, — шепнул Митька. — Прут этот мне товарищ показал… Васька-Косой, с которым мы винтили тогда. Вылезай!

Красавчик не заставил себя ждать. Минуту спустя, он лежал в мягкой рыхлой земле, поджидая товарища. Митька спрыгнул только тогда, когда притворил плотно окно и вставил на место железный прут.

— Нечего «духам» показывать лазейку — заделают. А она, может, и еще пригодится, коли не нам, так другим, пояснил он Красавчику, пробираясь по огородам в сторону перелеска, темневшего вдали.

Слишком коротка белая майская ночь, и друзья еле успели добраться до ближайшего леса, как совсем разоднело. Забившись в непролазную чащу кустов, они решили переждать день, чтобы ночью тронуться в путь.

Митька думал направиться вдоль Финляндской железной дорогой к Белоострову, в окрестностях которого он бродил прошлое лето.

— Хорошо там, — говорил он другу. — Рыбу руками хоть лови по ручьям и в озере. Дачников-господ там много — есть кому ягоду и грибы продавать… И местечки такие я там знаю, что ни один черт не сыщет. Увидишь, как хорошо. По дороге тоже есть у кого стрельнуть на табак да хлеб… Лучше этого не придумать…

Красавчик лежал, зажмурившись, на свежей зеленой траве. Говор приятеля сливался с лесными звуками и казалось ему, что не Митька, а лес, вся природа кругом нашептывает о новой, незнакомой, но красивой жизни.

Ему безразлично было, куда идти, лишь бы не видеть тюрьмы и старой горбатой Крысы. Была бы воля только, лес да Митька еще. И Красавчик чувствовал себя совершенно счастливым.

Первый день приятели провели в тревоге: боялись, что наткнется на них кто-либо и по платью узнает, что они за птицы. К утру же второго дня они почувствовали себя в безопасности: их укрыли заросли ольшаника — опушка громадного леса, тянущегося вглубь Финляндии.

II В укромном уголке

Проснувшись, Красавчик поднялся не сразу. Прямо в глаза глянуло бледно-голубое прозрачное небо и точно очаровало мальчика своей бездонной глубиной. Розовые клочки облаков медленно ползли в вышине и забрасывали в душу Красавчика что-то радостное, розовое, как и они сами. Думать ни о чем не хотелось… Вспомнилась было тюрьма, Крыса, бывшие товарищи, но только проскользнули в памяти и исчезли, точно темные призраки. Вздохнулось полной грудью, так легко и свободно.

Солнце давно уже взошло, но лучи его не проникли еще на площадку. Было сыро и сумрачно. Кое-где только золотилось кружево кустов и на фоне неба казалось резким и четким, точно вычеканенным из металла.

Гомозились птицы. Со всех сторон неслось чириканье и посвистывание, переплетавшееся в веселый радостный гомон. Красавчик прислушался к звукам утра и ему показалось, будто где-то далеко-далеко какой-то многоголосый хор поет тихую торжественную песню… В нее врываются голоса птиц, и песня от этого становится радостнее. Но минуту спустя, очарование пропало: торжественный гимн превратился в размеренное журчание струек воды. Красавчик снова вздохнул полной грудью и поднялся, почувствовав легкий озноб от утренней сырости.

Черные головни костра, затянутые серым слоем пепла, валялись возле. Тут же лежала и котомка, сооруженная Митькой из куска рогожи и веревки. Митьки же не было. Трава, не успевшая выпрямиться, обозначала место, где он лежал. Красавчик посмотрел по сторонам. С трех сторон обступали его кусты, сгрудясь ярко-зеленой пушистой стеной. С четвертой — за обрывом — поднимались стволы молодого сосняка, желтые, точно янтарь. Дальше хмурилась темная зелень старого леса, облеченная в пурпурную корону из солнечных лучей. — Как хорошо!

Красавчик даже подпрыгнул от радости, забыв о товарище. Звонкая переливчатая трель, сыпавшаяся с неба, привлекла его внимание. Красавчик поднял голову и различил черную точку, трепетавшую в голубой глубине. И долго следил он за жаворонком, пока тот не опустился кружащим полетом к земле…