Анатолий Коган - Войку, сын Тудора

• Название: Войку, сын Тудора
• Автор: Анатолий Коган
• Издательство: "HYPERION"
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1990
• ISBN: 5-368-01038-3

Основу романа составляют приключения и подвиги Войку Чербула, сначала — рядового бойца, затем — сотника и наконец — капитана в войске Штефана Великого, господаря Молдавии. Все три части романа — «Высокий Мост», «Мангупская княжна» и «Час нашествия» — издавались отдельно.

Повествование охватывает самый драматический период средневековой истории Молдавии — 15 век, когда господарь (теперь — национальный символ страны и самый любимый её герой Штефан чел Маре) смог остановить нашествие турок на Европу на холмах своего государства. Автор органично сплетает исторические факты, холодную логику, идеи гуманизма, романтизм и элементы фэнтэзи.

---

— Не думаю, пане проезжий, — развел руками старый Тимуш, — не думаю, чтобы кто-нибудь из моих товарищей возражал против вашего общества. Но об этом надо спросить вельможного пана капитана, нашего нынешнего начальника и воеводу.

Войку, оборотясь к говорившему, ответил коротким кивком. Взоры витязя и незнакомца при этом на мгновение встретились, но ни один мускул на их лицах не выдал того, что вспомнилось им обоим.

Путники, между тем, не останавливаясь, окружили незванного гостя. Посыпались вопросы. Добрых вестей у всадника, так неожиданно появившегося из леса, однако, не оказалось, были только плохие. Пока четы и стяги со всей Молдовы стекались под знамя своего князя, орда, предводительствуемая беями семи крымских улусов, по приказу султана Мухаммеда перенаправилась через Днестр и ударила в спину небольшой стране воеводы Штефана.

Войку вспомнился родной город, Четатя Албэ на Днестровском лимане. Тогда, почти два года назад, в весенний ясный день он прогуливался по главной улице, соединявшей посад и крепость, и увидел, как дюжина молодых лоботрясов — сынков местных богатеев и бояр — издевается над старым рыцарем, одним из бойцов великой битвы под Варной, взятым в плен в злосчастный 1444 год османами и поселившимся в Земле Молдавской после освобождения из неволи. Войку смело напал на предводителя злых шутников Вылчу, сбросил того в канаву, но мог быть, наверно, растерзан дружками боярского отпрыска, если бы не помощь неожиданно появившегося на месте того происшествия таинственного незнакомца.

Теперь он ехал вместе с ними по сучавской дороге. Встретившись с Войку взорами, этот человек, на лбу которого виднелся теперь свежий рубец от удара саблей или ножом, незаметно подал ему знак молчать.

Чербул продолжал путь во главе небольшой конной четы.

Новости, принесенные незнакомцем, не могли никого обрадовать. Орда перешла Днестр у Государева Брода, сожгла одноименное селение Вадул-луй-Водэ и двинулась вверх по правому берегу реки, пустоша все на своем пути. Боярин Шендря, портарь Сучавы и муж сестры Штефана-воеводы Марии, отогнал вторгшиеся отряды крымчаков на левый берег. Но другие чамбулы успели переправиться выше; со всех участков восточной границы с Диким полем, простиравшимися от Днестра до самого Крыма и дальше, до донских и волжских степей, шли тревожные вести о вторжении татар. Можно было догадаться, что ордынцы, сговорившись о том с новым хозяином — стамбульской Портой, вознамерились малыми силами прощупать защиту княжества с тыла, всячески стараясь отвлечь молдавское войско от южных пределов страны, откуда повел наступление ее главный противник — сам султан. Орда не ударила, как обычно, сжатым кулаком; но вторгавшиеся тут и там сотни и тысячи грабителей чинили такие жестокости и разор, что слух о них, многократно усиливаемый расстоянием, вызывал все большее беспокойство по всей Молдове.

— Где же теперь его высочество воевода? — спросил Ренцо деи Сальвиатти, отбрасывая за спину длинные ленты своей черной, круглой генуэзской шапочки.

— Наш милостивый князь, — при этих словах правый ус незнакомца, назвавшегося скутельником Ионом, еле заметно дернулся, — наш добрый государь и воевода вначале ожидал безбожного султана возле Облучицы, потом — близ Исакчи. Когда же прибыла весть, будто татары приближаются к столице, воевода, оставив большое войско у Дуная, сам с сучавскими стягами поспешил им наперерез. Пан Шендря, однако, отогнал неверных, княгиня, княжны и княжичи под доброй стражей направились в Хотин. Тогда воевода повернул обратно; теперь он, верно, где-то на полпути между столицей и Облучицей.

— Какие же вести о султане? — спросил, в свою очередь, Фанци.

— Проклятый турецкий царь, — был ответ, — со всем войском нынче переходит Дунай. Неделю уже на то потратил; надо думать, провозится еще с неделю, неверных-то — видимо-невидимо. А после, надо думать…

Скутельник Ион не договорил. Всем было ясно, что должно случиться после того, как османы завершат переправу.

— А мунтяне? — поинтересовался Тимуш. — Как они?

— Чернявый предатель Лайота с войском выступил из Бухареста и догоняет хозяина. Может быть, мунтянские полки уже добрались до турецкого стана.

Скромный скутельник, — подумал Войку, — ведал все, что творилось вокруг. Знал ли так положение дел в эти дни безвестия и смуты сам господарь? Откуда у этого такие сведения? В родном Белгороде до Чербула дошел слух, будто этот человек, по всей видимости, бывалый рубака, знался с шайками лотров, скрывавшихся в припортовых слободах, с морскими разбойниками, захаживавшими в гавань под личиной мирных торговых мореходов. Кем был он на самом деле, что привело его сюда?

Пошли между тем новые дебри — глухие, темные. От лесной чащи, несмотря на сухую весну, веяло сыростью. Оживление на древнем шляхе из Сучавы к Семиградью не уменьшалось. Бояре и купцы-богатеи вывозили семьи и добро. Скрипели колесами тяжелые и добротные, сколоченные из плотных дубовых досок, возы; под толстыми полостями из бычьих шкур, перетянутые ременными канатами, тряслись огромные тюки. Поравнявшись с таким обозом, особенно большим и, по-видимому, богатым, охраняемым многочисленным отрядом воинов, в которых нетрудно было угадать немцев и мадьяр, Войку, обернувшись, заметил, как хищно сверкнули из-под густых бровей глаза скутельника Иона. Кто же скрывался под этим именем, и что сулила им эта встреча? Негласно избранный воеводой маленькой четы, торопящийся к полю боя, Войку должен был упредить любые неожиданности, грозящие задержать ее в пути.

К середине дня в сплошной стене кодр открылась светлая ниша уютной поляны. Сделали попас. Клаус и Переш развели костерок, достали из вьюков хлеб и мясо, мех с вином. Скатертью послужила густая, душистая трава. Появились и кубки; Варош нацедил в них вина. Скутельник, не случайно, по-видимому, устроившись рядом с молодым капитаном, вынул из-за пазухи серебряный кубок дивной работы и протянул его Войку.

— Испей, витязь, из моего, — с дружелюбной улыбкой промолвил Ион. — И черная кость понимает красоту…

Войку принял сосуд, поднял его на уровень глаз. Под узорной кромкой, искусно и мелко вычеканенные, будто диковинные письмена, среди волнистых водорослей вились странные рыбы, тупорылые дельфины, нагие гибкие тела купальщиц. Войку поднес кубок к губам; изнутри на него дохнул, согревая душу, холодный жар позолоты, такой густой и яркой, что, казалось, в ее глубине во много раз вкуснее и гуще сделалось белое вино.

— Держу его более для воды, — пояснил скутельник. — каждый раз кажется, будто пью не ее, а чистое золото. Сама вода из него, наверно, и чище, и полезнее, и словно чище от нее становишься сам.

Благодарно кивнув, Войку вернул прекрасный кубок владельцу. «У кого он его добыл, — невольно подумал при этом витязь, — какой ценой?»

Боярин Тимуш, как старший среди путников, разломил каравай; все принялись за еду. Господа и слуги, оруженосцы и рыцари — все сидели вместе, по воинскому обычаю земли, на которую вступили, с аппетитом уничтожая припасенную на дорогу снедь.

— Вижу, витязь, ты меня признал, — улучив минуту, шепнул скутельник Чербулу. — Только прошу: об этом пока — ни слова никому.

Остаток дня проскакали молча: новости, доставленные нежданным спутником, заставляли торопиться. Чем ближе была Сучава, тем меньше попадалось навстречу беглецов. И вот уже на дороге — ни воза, ни телеги, только редкие разъезды княжеских чет. Отряд Чербула пропускали без задержек — охранная грамота за подписью светлейшего воеводы Батория, предусмотрительно врученная ему полковником Германном, неизменно рассматривалась с почтением.

Ночевали у скромной, почерневшей от времени часовни у шляха. Чербул с интересом следил за тем, как при свете привального костра в общем кругу дружных спутников проявляются зачатки все более тесной дружбы между мужами разного возраста, различного роду-племени, воспитания и вкусов. Молдаванин Переш, как и прежде, тянулся к немцу Клаусу. Фанци, испытанный боевой товарищ, предпочитал всем прочим самого Войку. Что касается генуэзца, Ренцо деи Сальвиатти с сыновним почтением, с восхищением даже взирал на грузного и могучего, шумного и добродушного боярина княжьего рода Тимуша, по прозвищу Меченый. Боярина, впрочем, чтили все, с кем ни приходилось встречаться этому седовласому, веселому нравом великану.

— Судьба была милостива ко мне, господа, — со смехом, размахивая полуобглоданной кабаньей ногой, доставшейся ему на ужин, объявил Тимуш, когда речь зашла о том, как встретят их на родине земляки, а может — и родичи разной степени. — Где другие оставляли головы, мне удалось отделаться лишь малой частью моей персоны. — Боярин небрежно коснулся места, в котором основание его крупного, хищного носа утопало в пышных зарослях тронутых сединой усов. — К чему же ей поворачиваться ко мне спиной теперь?