Анатолий Коган - Войку, сын Тудора

• Название: Войку, сын Тудора
• Автор: Анатолий Коган
• Издательство: "HYPERION"
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1990
• ISBN: 5-368-01038-3

Основу романа составляют приключения и подвиги Войку Чербула, сначала — рядового бойца, затем — сотника и наконец — капитана в войске Штефана Великого, господаря Молдавии. Все три части романа — «Высокий Мост», «Мангупская княжна» и «Час нашествия» — издавались отдельно.

Повествование охватывает самый драматический период средневековой истории Молдавии — 15 век, когда господарь (теперь — национальный символ страны и самый любимый её герой Штефан чел Маре) смог остановить нашествие турок на Европу на холмах своего государства. Автор органично сплетает исторические факты, холодную логику, идеи гуманизма, романтизм и элементы фэнтэзи.

---

«Вернулся все-таки, девичий вор, — без гнева подумал князь. — И драться научен отменно. Жаль, если пропадет. Но кто это с ним?»

Успев разглядеть смуглый профиль рыцаря Фанци, Штефан почувствовал, как кто-то, не особенно церемонясь, тянет его за рукав. Сдвинув брови, князь обернулся. Перед ним с тревогой на лицах стояли портарь Шендря и Русич.

— Прибежал человек из лесной стражи, государь, — сообщил портарь. — Вдоль троп прячутся какие-то люди — мунтяне или изменники.

Штефан окинул взором поле боя. Сражение было проиграно; с помощью предателей, знакомых с тропами в кодрах, враги могли окружить последних защитников лагеря. Но Штефан не мог заставить себя повернуть им спину; мешали тридцать одержанных им побед, мешала несломленная гордость князя и воина. Минуты, бесценные минуты летели в тревожном молчании молдавского воеводы. Бежали, когда изменяло счастье, государи и полководцы могущественнее его; бежали от Штефана самого и Матьяш-круль, и визирь Гадымб. Но бегство всегда постыдно; князь Штефан не станет пить из этой мерзкой чаши, даже если сама смерть захочет принудить его к тому.

— Этого не будет, — с упорством подумал воевода.

Тогда, приблизившись к князь, перед ним тяжело рухнул на колени отцовский соратник, поседевший в битвах боярин-казначей.

— Своею жизнью ты волен не дорожить, воевода, — молвил он. — Но мыслить должен, как государь, о всей отчине своей и ее людях. Что станет с землею нашей, — возвысил он голос с болью, — без государя ее и защитника? Для того ли учил тебя сидеть в седле и держать в руках саблю отец? И на кого оставишь ты землю наш? Опомнись, княже! Подумай, что станет со всеми, кто клялся быть верным тебе до смерти; подумай, как возрадуются враги!

Князь Штефан упрямо молчал, глядя в землю, перед собой. Тяжко было князю-воеводе в первый раз побежденным уходить с поля боя, хотя и с честью, перед громадным превосходством вражьих сил.

— Отступайте в лес, — проговорил он наконец. — Четами и стягами, не разбредаясь. А после — держитесь ближе к ворогу. Ворог и соберет нас снова вместе, около него и найдем друг друга.

— А ты, государь? — начал снова Юга.

— Ты, пане Юга, — нетерпеливо перебил князь, — коли будет милостив господь, доберешься до Хотина. Храни крепость, храни княгиню нашу, детей. Ты, пане Шендря, — портарь столицы; вот и скачи в Сучаву, возьми в руки ее защиту. На вас обоих, баде Юга и брат Шендря, наша надежда.

— А сам ты, государь?

— Ты, Влад, — продолжал Штефан, будто не слыша, — вижу, при нашей особе остаться хочешь. Так тому и быть. При нас, для письменного дела, останется Русич, пане Тоадер, — повернулся князь к своему главному дьяку. — Твоей же милости — в Сучаву ехать, с паном Шендрей. Там вы будете нужнее, твоя милость и те дьяки, которые останутся в живых.

Громовое «алла!» прервало этот разговор. Свежие алаи осман, подоспевшие из долины, бросились в сечу. И тут Войку увидел Юниса. В развевающемся плаще, в повязанном малой чалмой невысоком островерхом шлеме молодой бек стремительно рвался вперед во главе сотни разъяренных бешлиев, рубя наотмашь саблей, отводя встречные удары небольшим серебряным щитом. Юнис очерчивал перед собой кровавый круг, заполнявшийся ранеными и убитыми, и воины пророка с обожанием во взорах ломились вслед за ним в ряды ак-ифляков. «Вот он, — мелькнуло в мыслях Чербула, — тот самый турок, которого ты спас, и вот что творит он теперь».

Чербул рванулся наперерез своему мусульманскому побратиму. Но твердая рука Русича сдержала его на месте.

— Не время, — сказал Влад. — Надо спасать государя.

Турки теперь уже не наступали сплошной стеной. Гигантский спрут турецкой армии, наползший на лагерь Штефана-воеводы, все чаще теперь выдвигал и проталкивал перед собой мощные щупальца, нащупывая те места, где ряды защитников достаточно поредели, пытаясь расчленить ряды своего противника. Такое щупальце, тянувшееся следом за смелым Юнисом, глубоко вклинилось в поредевшее войско молдаван, прошло уже мимо Войку, справа, и витязь потерял из виду приятеля, подаренного ему некогда болотами под Васлуем. Но слева тянулось уже другое; еще не видя, какая между ними добыча, вырвавшиеся далеко вперед османские отряды устремились навстречу друг другу, замыкая вокруг князя и его ближних опасное кольцо.

Войку и Влад, Фанци, Могош, Тимуш, все спутники Чербула, еще остававшиеся в строю, вместе с несколькими десятками куртян из личной сотни воеводы, двинулись к лесу, прорубая дорогу в сплошном частоколе бешлиев и янычар. Под саблями витязей, под страшной палицей неустанно распевавшего псалмы пустынника в стене врагов открывалась зияющая просека, по которой ближние воины и бояре, окружив со всех сторон князя и не пуская его в гущу сечи, с бережением выводили Штефана-воеводу, спасая его от гибели или плена. Упал, пронзенный копьем, старый Михай Тимуш, исполнивший давнюю мечту — коснуться родной земли и за нее умереть. Сраженный в упор из пищали, расстался с жизнью капитан казачьего стяга Федор Кан-Темир. Десятки войнов — молдавских землепашцев, армян, генуэзцев и немцев из городских стягов, казаков и осевших на Молдове московских людей, потомков нашедших здесь приют чуть ли не сто лет назад богемских выходцев — гуситов, — десятки и сотни храбрецов устлали своими телами кровавый шлях к спасению, пробиваемый для воеводы его верным войском, пока князь и его ближние не оказались на надежной тропе, уводившей их в недры кодр, в глубины зеленого океана, к которым ни один завоеватель не посмел еще подступиться.

И тут перед отступающими отрядами вырос новый противник — мунтяне, проведенные предателем Винтилэ. Обманув бдительность тыловой стражи лагеря, мунтяне порубили Опрю и его сотню и с криками торжества набросились на молдаван, пробиваясь к своему давнему обидчику, живому укору для отступников во всех окрестных державах и землях.

Войку и его соратники и спутники, куртяне и все, кто отступал в этом месте, мужественно встретили нового врага. Чербул с разбега сбил с ног двоих куртян Лайоты и налетел на третьего — молодого витязя в богатом платье, в кольчуге и шлеме с забралом, наполовину прикрывавшем лицо. И заметил, что тот, еще не скрестив с ним сабли, попятился, словно в страхе или не ожидая подобной встречи. Смутное впечатление, будто он уже видел этого человека, охватило Чербула; протиснувшись еще ближе к незнакомцу, явно уклонявшемуся от поединка, Войку внезапным ударом сбил с него шлем. Перед ним в растерянности пятился назад земляк и давний знакомец — Мирча. Еще один изменник, сын боярина Маноила из Четатя Албэ, с которым Войку в свое время бился и получил предательскую стрелу в спину. Коварный Мирча, невесть каким образом оказавшийся среди мунтян.

Но боярский сын уже исчез, укрывшись за спинами тех, с кем пришел. А мунтяне продолжали напирать. Неохотно вступавшие в бой с воинами Штефана-воеводы, каждый раз обращавшего в бегство их хоругви, мунтяне теперь чувствовали уже себя победителями и с воинственными криками наседали на измученных бойцов отряда, уводившего из битвы своего князя. И тут с другой стороны, прорвав последний заслон, на Штефана-воеводу и его людей наскочил еще один янычарский отряд во главе с громко завывающими, обезумевшими от ярости дервишами.

— Пропали! — закричал кто-то рядом с Войку.

Оттеснив в сторону охваченного паникой куртянина, Войку повернулся навстречу новым врагам. И получил страшный удар по шлему, бросивший его на землю. Теряя сознание, молодой белгородец услышал яростный боевой клич, исторгнутый, казалось, тысячами глоток. «Бесермены схватили государя», — успел еще подумать он, погружаясь во тьму небытия.

На самом деле это вырвалась из дебрей орда косматых демонов в темных овчинах и бурках, в медвежьих и волчьих мехах, в их предводителе Войку сразу узнал бы мнимого скутельника Иона, по истинному же прозвищу — князя лотров Морлака. Дубинами и саблями раскидав янычар и мунтян, они расчистили тропу, по которой сильно поредевший отряд последних защитников лагеря растворился в лесах, в сгущающейся тьме позднего июльского вечера.

15

Мессер Джованни Анджолелло в сопровождении двоих из своих чернокожих телохранителей медленно объезжал место вчерашнего побоища. Утреннее солнце осветило раскиданные по покатому склону трупы, развороченные укрепления, за которыми недавно оборонялось малое войско Земли Молдавской. Джованьолли в раздумии поднимался к ним среди ручейков засохшей крови, змеившихся в траве. Мусселимы, салагоры и саинджи под началом своих аг подбирали и уносили вниз трупы бешлиев и янычар, попавших под выстрелы молдавских пушек, сраженных стрелами, дротиками и пулями воинов палатина Штефана. Джованьолли, спешившись и отдав повод одному из чернокожих, поднялся на вал, перемахнул через низкий бревенчатый бруствер. И застыл на месте, пораженный открывшимся перед ним мрачным зрелищем. Всюду возвышались груды трупов, целые холмы, меж которыми скопилась натекшая из мертвых тел, уже почерневшая кровь. Трупами до краев был заполнен глубокий ров, где лежали одни турки. Высокие кучи мертвецов громоздились в тех местах, где сражение было наиболее яростным, взбирались на вал, перехлестывали разбитые в щепы возы гуляй-города. Убитые гроздьями свисали с высоких бортов уцелевших боевых телег, прикрывали собою пушки. Под сплошным, неровным, вздувавшимся чудовищными курганами покровом трупов от полукружья рва и вала до самого леса и дальше, между деревьями, на расстоянии полета стрелы не было видно ни клочка земли.