Анатолий Коган - Войку, сын Тудора

• Название: Войку, сын Тудора
• Автор: Анатолий Коган
• Издательство: "HYPERION"
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1990
• ISBN: 5-368-01038-3

Основу романа составляют приключения и подвиги Войку Чербула, сначала — рядового бойца, затем — сотника и наконец — капитана в войске Штефана Великого, господаря Молдавии. Все три части романа — «Высокий Мост», «Мангупская княжна» и «Час нашествия» — издавались отдельно.

Повествование охватывает самый драматический период средневековой истории Молдавии — 15 век, когда господарь (теперь — национальный символ страны и самый любимый её герой Штефан чел Маре) смог остановить нашествие турок на Европу на холмах своего государства. Автор органично сплетает исторические факты, холодную логику, идеи гуманизма, романтизм и элементы фэнтэзи.

---

Взяв княжну за руки, сотник повел ее к своему пристанищу. У порога юрты, однако, Роксана решительно остановилась и тряхнула головой.

— Посидим лучше здесь, — шепнула она, — подышим хоть немного чистым воздухом.

Войку расстелил на теплой травяной кочке плащ и усадил на него возлюбленную. Сложив знакомым ему движением руки, словно крылья, Роксана примостилась у его груди. Он с нежностью сжал ее легкую ладонь.

— Что же с нами будет? — спросила княжна.

— Бей дал мне слово отпустить нас, как только сможет, в Молдавскую землю, дав провожатых, — сказал сотник.

— Чего же он ждет?

Войку пожал плечами.

— Не знаю, — усмехнулся он. — Может быть, сам Аллах должен подать ему знамение, может — пророк…

— Скорее — дьявол, — с неприязнью сказала Роксана. — Они служат ему все.

Войку поднес ее руку к губам.

— Может быть, Сана, не спорю, в загадках веры я не силен. Только боюсь: чужие боги всегда казались людям чертями, чужая вера — нечистой. Так что лучше нам ее не судить.

— Кто в своей вере не крепок, тот всегда готов примириться с чужой, — сказала она. — Об этом впереди у нас — долгая речь. Если даст только бог нам быть вместе, если не обманет тебя этот слуга сатаны…

— В старых сказках Земли Молдавской нередко говорится: они прожили до ста лет в счастье и умерли в один день, — вспомнил витязь. — Так будет, верю, и с нами, сколько ни придется для этого одолеть невзгод.

— Да услышит твои слова богородица-дева, — перекрестилась Роксана.

— Потому, милая, — проговорил медленно сотник, — куда бы мы с тобой ни попали и что бы с нами ни случилось, помни: я непременно приду, чтобы выручить тебя, вызволить. Даже смерть, запомни, не помешает мне: расставаясь с жизнью, я успею измыслить способ, как прийти тебе на помощь из-за последней черты.

— Этого уже не потребуется, Войко, — улыбнулась княжна, — я успею соединиться с тобой в тот час. Тогда уж не стану ждать: мой кинжал — со мной.

34

Эмин-бей преувеличивал: ему не привелось держать Войку на руках младенцем, хотя мальчишкой витязя он, конечно, знал. Знатный татарин был взят в плен Штефаном-воеводой под селением Липник у Днестра, во время неудачного набега ширинской орды на Молдову. Заключенный в Белгородской крепости в острог, он вскоре перешел под честное слово жить в построенный для него дом во дворце цитадели и безбедно провел в Монте-Кастро четыре года. Домой, под руку брата, тогдашнего бея Мамака, Эминек не спешил: с братом он не ладил. Мамак, к тому же, мог строго спросить с него за сына, схваченного в том же бою молдаванами и посаженного, по приказу Штефана, на кол. Брату могло показаться странным, что сына его казнили, а Эминеку сохранили жизнь.

Года за два до падения Каффы Мамак умер — «стал грузом повозки скрипящей», — так выразился тогда Эминек, не без удовольствия сообщая новость белгородским друзьям. И узник старого Монте-Кастро тут же исчез с берегов Днестра. Говорили, что он был отпущен князем Штефаном; простым же людям все казалось проще — хитрый татарин, сотворив волшебство, в единый миг по воздуху перенесся в родную орду.

Как бы оно ни случилось, именно там объявился Эмин-бей, беспрепятственно завладевший улусом брата, гаремом и бунчуком. Теперь он был повелителем самого крупного из семи бейликов, входивших в Крымский юрт,[26] могущественным князем, с которым приходилось считаться и хану, и наместнику султана, посаженному в Каффе, — родному сыну падишаха Мухаммеда.

Эмин-бей в сопровождении Войку вышел на пространство между юртами, где под охраной нукеров ждал его воли новый татарский ясырь — три сотни девушек и женщин, собранных со всех концов охваченного войною Крыма, но более — из феодорийских сел. Ясырь отборный: карачи и мурзы, богадуры и простые воины взяли уже свою долю пленных обоего пола, оставив князю, как было им заведено, красивейших пленниц. Девушки, в большинстве — юные, едва вымытые в ближней речке и совершенно нагие, сидели кучками в тени. Многие воззрились на знатного татарина со страхом; другие в безразличии отчаяния не повернули даже головы.

Сделав Войку знак следовать за собой, степной князь деловито приступил к осмотру своего нового имущества. Господину орды помогали двое страшных ликом евнухов, при виде которых испуганные пленницы невольно жались к благообразному бею. Вначале князь прошелся по толпе; по его знаку евнухи разводили пленниц налево и направо, разделяя ясырь на две половины. «Этим — стоять у двери, — объяснил бей сотнику, указывая предназначенным в услужение, — те — подходят для ложа».

Новым рабыням позволили одеться. Затем принесли в ящике нехитрые украшения — браслеты, подвески, бусы. Бей сам им раздал, не обделив ни одну.

— Нужно, чтобы каждому было хорошо и весело на месте его, и хану, и рабу, — заметил со вздохом князь, обращаясь к Войку. — Красивым пленницам — особенно: грустный товар — плохой товар. Какая тебе понравилась, скажи? — спросил вдруг татарин. — Дарю любую!

Склонив благодарно голову и прижав руку к сердцу, Войку ответил отказом.

— Нет силы, кроме как у Аллаха! — удивленно воскликнул степной князь. — Воистину сказано: сильнее смерти любовь. Но ты забываешь, сын мой: не принять дар правоверного значит оскорбить его.

Войку понял свою ошибку. Разве, приняв подарок, не был он волен поступить с ним как хотел? Вернуть живому дару волю? Взгляд его остановился на красавице с золотистым, сильным торсом, с ниспадающими ниже талии пшеничными волосами. Эта будет Роксане подругой и опорой, если злой рок все-таки разлучит его с ней.

— Благодарю, о баба, — склонился витязь, показав, кого избрал.

— Ее зовут Гертруда, — сообщив бей, заглянув в список. — Готская дева, неутомимая в домашних трудах. Ты хочешь купить мельницу, о юноша? Чтобы она вертела жернова? Нет, мельником тебе, мой Войку, наверно, не быть, — шутливо продолжал веселый князь, когда они возвратились в его шатер. — Ты природный воин. Сам бей Александр тебя хвалил: рука, говорил, отцова, отцовы разум и честь. При своем государе, бее Штефане, далеко пойдешь, если глупостей, конечно, не натворишь. Только много их, чует сердце, наделаешь в жизни, каков ты есть. А время не для того, тяжкое ныне время; не прилечь под свое одеяло, не улечься в свою постель, кругом — война. Сотни лет надменно стояли у моря Солдайя и Каффа; чем стали они теперь? Благородный Мангуп еще держится, но падет, увы, и он. Что станет тогда с храбрым князем Искендером, моим давним другом?

— Ныне врагом, мой бей, — напомнил Войку.

— Я не обрушился на него сквозь дымник юрты![27] — вспыхнул татарин. — Мангупский бей знал, на что идет, бросая вызов священной Порте!

— Татары не принимали ранее приказов султана. Мухаммед не разбил вас в бою; зачем же твой народ, о баба, возложил стопу Османа на свое темя?

В глазах Эмин-бея сверкнул гнев, но он сдержался.

— Твоими устами, сынок, говорит неразумие молодости. Послушай старшего, и ты все поймешь.

Многие в Европе тогда действительно не могли понять, как случилось, что могущественный, страшный для соседей Крымский юрт без боя склонился перед Стамбулом, объявив себя вассалом турецкого падишаха. Ничего не могло быть, однако, более выгодным для племени степных хищников, каким была орда, чем это решение юрта.

Крымский юрт разбил ведомые Ахмат-ханом войска ослабленной усобицами Золотой орды со столицей в Сарае, которой был прежде подвластен. На словах, правда, Крым оставался до того под рукою Сарая; теперь же, покорясь султану, отложился от прежнего хозяина окончательно. Орда обрела нового господина — и тысячу благ вместе с ним. Новый хозяин был далек — орда могла располагать собою по-прежнему. Стамбул наступал на Венгрию и Польшу, на Молдавию и Кавказ — орда была в том его естественной союзницей, готовой ударить кяфирам в тыл, врываясь для грабежа в их пределы сквозь чужие рубежи, взломанные таранами османских армий. Взамен пустячной дани орда получила могущественного единоверного покровителя — самую сильную в той части света державу, победоносно развивавшую наступление на севере и западе, на юге и востоке.

— Теперь, — сказал бей, — мы возьмем в клещи гибели чересчур усилившегося московита, заставим его, как прежде, бить нам челом и служить. Не гонимыми нуждой налетчиками, не ветру подобной, появляющейся и ищезающей божьей карой будут тогда в мире чингисиды, а хозяевами, как в былом, — народом-господином, народом улемов и князей. А не дозволит того Аллах, — добавил Эмин-бей, когда они подошли к шатру, — одолеют чингисов народ соседи, — тогда османы дадут нам приют. В их обширном царстве довольно места и для нас. Как видишь, сын мой, — усмехнулся татарин, — турки для нас — дар небес.

— Для Феодоро и иных земель — дар преисподней, — упрямо молвил молдавский сотник.