Анатолий Коган - Войку, сын Тудора

• Название: Войку, сын Тудора
• Автор: Анатолий Коган
• Издательство: "HYPERION"
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1990
• ISBN: 5-368-01038-3

Основу романа составляют приключения и подвиги Войку Чербула, сначала — рядового бойца, затем — сотника и наконец — капитана в войске Штефана Великого, господаря Молдавии. Все три части романа — «Высокий Мост», «Мангупская княжна» и «Час нашествия» — издавались отдельно.

Повествование охватывает самый драматический период средневековой истории Молдавии — 15 век, когда господарь (теперь — национальный символ страны и самый любимый её герой Штефан чел Маре) смог остановить нашествие турок на Европу на холмах своего государства. Автор органично сплетает исторические факты, холодную логику, идеи гуманизма, романтизм и элементы фэнтэзи.

---

— Это слово я еще заставлю тебя проглотить! — с угрозой сказал патриций.

— Не надо, Чезаре, — вмешался Ренцо, — не уводи беседу в сторону. Все видят теперь: ты не уверен в силе своей молитвы. Да и какова молитве ренегата цена? Разве не хотел ты, сняв с груди крест, предаться Мухаммедову лжеучению? Разве такому можно верить, братья и сестры? — воскликнул Ренцо, обращаясь ко всем, кто стоял вокруг.

Чезаре обнажил саблю, двадцать бывших недимов тесно на ним сгрудились, тоже берясь за оружие; но толпа гневно зашумела.

— Пусть все будет честно! — пронзительно закричала одна из девушек.

— Чезаре ди Скуарцофикко, я обвиняю тебя, — сказал Ренцо. — В том, что ты первым встал на путь измены вере предков, выразив желание принять закон мусульманства. Что ты склонил к такому предательству многих своих товарищей и побуждал к отступничеству всех нас. Разве это неправда, братья и сестры?

Ответом были возгласы одобрения.

— Я обвиняю тебя в том, — продолжал Ренцо, — что ты, не сумев помешать нам обрести вновь свободу, затаил к нам ненависть и вражду. Что ты, Чезаре-ренегат, сегодняшним ложным обвинением пытался погубить невинных и, захватив власть на корабле, привести его к врагам Христовым в Стамбул!

— И для того же пытался во время бури убить нашего капитана! — раздался чей-то голос в последних рядах толпы.

Юноши и девушки расступились; вперед вышел один из готов, Гендерик.

— Я пришел только что в себя, — сказал германец. — Когда рухнула мачта, я запутался в упавших вантах и потерял сознание. Но перед тем видел, как этот отступник, укрывшись за рубкой, метнул в нашего капитана нож.

— Это твой нож, Чезаре? — спросил Войку, вытаскивая грубое оружие из-за пояса.

— В первый раз его вижу, — пожал плечами патриций.

— Это его нож, — подтвердил, выступив вперед, Чукко Чуккино. — Я видел его у Чезаре в руках.

Ропот толпы становился грозным, собственные дружки от него начали медленно пятиться. Скуарцофикко понял, что настало время выкладывать главный козырь. Чезаре поднял руки, требуя слова.

— Это так, — признал патриций, — я хотел его убить. И убью, клянусь господом богом, как он того заслуживает. Ибо вы не знаете еще самого тяжкого преступления этого мужлана, не ведаете о сокровищах, которые он скрыл от вас на этом корабле.

— Сокровища? — переспросил Асторе. — На судне нет никаких сокровищ!

— Видишь, кормчий, даже тебя этот хитрец обманул, — злорадно улыбнулся Чезаре. — Сокровища есть! Золото и жемчуг, драгоценности и сосуды!

Войку бросил гневный взгляд в ту сторону, где лишь недавно торчала пегая борода бывшего аги. Зеноби-Зульфикара не было видно.

— Ты все это придумал, Скуарцофикко, — отвечал патрицию Асторе. — Ибо трюм затоплен и доказать что-либо тут нельзя. На судне нет сокровищ, иначе я бы об этом знал. Не так ли, капитан?

— Чезаре говорит правду, — твердо промолвил Войку. — К сокровищам сейчас не проникнуть, но они есть и плывут вместе с нами от самой Каффы.

Поднялся страшный шум. Асторе с удивлением воззрился на Чербула, будто увидел его в первый раз.

— Почему же ты о том никому не сказал, товарищ? — спросил он.

— Что скажешь на это, Войку, — с тревогой спросил Данило.

Чербул обвел всех спокойным взглядом.

— Что иначе поступить не мог, — ответил он. — Мы сломали свои оковы, сбросили в море своих тюремщиков, но мира между нами все-таки не было — наговорами и злыми слухами тайные недруги сеяли раздор. Мы знаем уже, хоть и молоды: согласие крепче между бедными, чем между богатыми. Мог ли я бросить нечистое золото султана в наши ряды, чтобы посеять вражду и смерть? Заглянем все честно в свои души; что принес бы нам такой дар?

— Капитан поступил, как велел ему долг, — твердо заявил Ренцо. — Это золото стало бы камнем, который бы потащил нас всех ко дну.

— Кому помешало бы богатство? — раздался вдруг девичий голос.

— Кому золото не несло еще беды? — отозвался другой.

— Не следовало скрывать! — упрекнул кто-то.

— Лишь в молчании было спасение! — ответили ему.

— Правильно сделал сотник! — крикнул Чукко.

— Надо было спросить и нас! — возразил рядом Маффео.

Шум снова нарастал, страсти на судне накалялись опять.

— Стойте! — вскричал Чербул громовым голосом. — Пусть решает все бог!

— Божий суд! Божий суд! — подхватили десятки голосов.

— Капитан требует божьего суда.

Толпа начала расступаться; все понимали, что означает этот призыв. Войку улыбнулся Роксане, окаменевшей в тревоге, и твердым взглядом посмотрел в глаза своего противника.

Очистив вместе с профосом небольшое пространство, кормчий Асторе, взявший на себя заботы распорядителя, подошел к обоим соперникам. Асторе сознавал важность своего дела, а потому успел пригладить спутанные волосы, приосаниться.

— Вы, синьор, требовали божьего суда, — поклонился он важно Чербулу. — Вы, синьор, — поклонился он Чезаре, — приняли сей вызов… Ведь вы его принимаете? — спохватился кормчий.

— Разумеется, синьор, — холодно ответил патриций.

— Отлично, — кивнул Асторе. — В таком случае вы, синьор, принявший вызов, пользуетесь правом выбора. Вы можете выбрать испытание огнем — противники простирают руку над открытым пламенем, и первый, кто того не выдерживает, объявляется побежденным. Можете обратиться к искусу водой… Впрочем вы, синьор, сегодня его отвергли.

Чезаре бесстрастно кивнул.

— Третье — испытание сталью, — завершил Асторе.

— Его я и предпочту, — важно отозвался патриций.

Асторе поклонился и попросил собравшихся очистить палубу на всем носу корабля.

Чезаре преобразился. Под одобрительными взглядами приятелей молодой патриций сбросил камзол и сорочку, обнажив мускулистый смуглый торс, вынул из ножен саблю. Чезаре был красив резкой красотой кондотьеров и морских бродяг, каких во множестве даровала миру его родная Генуя. Он был также — о чем Войку знал уже — лучшим фехтовальщиком старой Каффы. Не склонный к воинским подвигам, лишениям и трудам, к походам и морским путешествиям, младший Скуарцофикко странным образом сочетал в себе избалованного молодого аристократа с опасным забиякой, жестоким дуэлянтом, отправившим на тот свет чуть ли не дюжину соперников. Говорили, что Чезаре не всегда дерется честно; ходили даже слухи, что некоторых юношей, убитых им или раненных, он вызвал на бой, получив за то немалые деньги от их врагов. Но в Каффе были единодушны: Чезаре дерется с редкостным искусством.

Войку, в свою очередь, оголился до пояса, обнажив мышцы закаленного бойца. Чезаре слышал о подвигах молдавского сотника под Мангупом; но схватки на стенах и конные поединки для него были не в счет. Этому простолюдину, конечно же, не у кого не было перенять высокое искусство боя на мечах, на палашах и саблях. Чезаре видел уже себя хозяином наоса. Многие юноши и девушки из Каффы, кому была известна мрачная слава Скуарцофикко, не на шутку тревожились за сотника.

Асторе подал знак, и клинки скрестились.

Чезаре собрался всласть позабавиться, а главное, показать той, кого он наметил себе в подруги, сколь силен, искусен и ловок посланный ей самой судьбою истинный мужчина, отныне — ее господин. Обменявшись с Войку первыми, пробными выпадами, он начал наступать, чтобы сразу задать в поединке тон; жестокая забава откладывалась им, как обычно, на те минуты, когда противник будет задет острой сталью, утомлен и сломлен, хотя сможет еще держать оружие в руке. Войку охотно принял предложенный ход. Он начал отступать, отбивая удары фрязина, не пытаясь сам дотянуться до него саблей. Чербул отступал по кругу ровно и легко, словно в танце; замысел Чезаре — загнать своего врага в угол — не удавался. Сделав обманный выпад, он пытался подсечь сотника внизу, — тот уклонился. Пытался нанести рубленый удар — и, промахнувшись, опасно раскрылся, чего сотник то ли не заметил, то ли не захотел использовать. Тактику надо было менять.

Чезаре, перестав давить, застыл на месте, лишь слегка отклоняя вниз и вверх настороженное жало сабли. Войку ответил внезапным, стремительным прыжком, грозя уколом в бок; Чезаре в первый раз пришлось самому увернуться от удара. Что случилось, почему не удалось ему, как бывало, в единое мгновение отбить выпад и проткнуть летящее тело врага? Чезаре был, как прежде, быстр; значит, проворнее, точнее в ударах оказался его враг. Чербул, снова отскочив, снова прыгнул; Чезаре, уже начеку, отклонил саблю легким движением, не сдвинувшись с места. Патриций успокоился; эту школу боя, пришедшую с востока, он хорошо знал. Но Войку снова сменил тактику. Теперь он твердо стоял на месте, обмениваясь с ним ударами, встречая сталью грозящую сталь. Восточный способ рубки сотник легко сменил европейским.