Марк Леви - Следующий раз

• Название: Следующий раз
• Автор: Марк Леви
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-18-000834-4, 2-221-10033-6

Сегодня Марк Леви один из самых популярных французских писателей, его книги переведены на 33 языка и расходятся огромными тиражами, а за право экранизации его первого романа «Будь это правдой…» Спилберг заплатил два миллиона долларов.

«Следующий раз» – захватывающий роман о живописи и любви, в нём есть все: мистика, реинкарнация, интрига, тайна старого особняка, таинственная картина, подлинность которой удаётся установить самым неожиданным образом…

---

Напоследок он вручил ей свою визитную карточку и, включив на полную мощность все своё обаяние, поклялся, что всю следующую неделю будет клясть себя за то, что так её напугал. Пожилая дама была крайне изумлена и попыталась его успокоить, теребя белую палочку. Дрожь испуга, с которой она прореагировала на порыв чужого мужчины, так учтиво взявшего её под локоток, объяснялась только её слабым слухом. Питер снял на прощание волосок с пальто старушки и отпустил её, чтобы с облегчением продолжить путь. Привычный запах старой кожи в салоне машины помог ему прийти в чувство. Остаток дороги до дома Джонатана он проехал не торопясь. На третьем по счёту светофоре он уже беззаботно насвистывал.

* * *

Джонатан поднимался по лестнице чудесного дома неподалёку от старого порта. Дверь на верхнем этаже вела с лестничной площадки в мастерскую со стеклянным потолком, где работала его подруга. Они с Анной Уолтон познакомились на вернисаже. Фонд, принадлежавший богатой городской коллекционерке, устроил выставку картин Анны. Любуясь её полотнами, он почувствовал, что каждое из них полно присущим ей самой изяществом. Её стиль принадлежал веку, которому он посвятил всю свою карьеру эксперта. Пейзажи Анны уходили в бесконечность; он тщательно подбирал слова, делая ей комплимент. Чувство такого признанного профессионала, как Джонатан, дошло до сердца молодой художницы, впервые выставлявшей свои работы.

С тех пор они почти не расставались. Весной они поселились вблизи старого порта, в доме, выбранном Анной. Помещение, в котором она проводила почти все свои дни, а то и ночи, накрывал стеклянный фонарь. С утра его заливало солнце, создавая неповторимую, волшебную атмосферу. Весь пол, от стены из фальшивого белого кирпича до огромных окон, был застелен паркетом из широких белых планок. В коротких перерывах Анна любила выкурить сигарету, сидя на деревянном подоконнике и любуясь видом залива. В любую погоду она поднимала раму, легко ездившую вверх-вниз на пеньковых тросах, и втягивала восхитительную смесь табака и приносимых с моря водяных брызг.

У тротуара остановился «ягуар» Питера.

– Кажется, приехал твой друг, – сказала она, услышав шаги Джонатана в мастерской.

Он подошёл и обнял её, чтобы нежно поцеловать в шею. Её пробил озноб.

– Ты заставляешь Питера ждать!

Вместо ответа Джонатан стянул с Анны хлопковую блузку, почти обнажив ей грудь. С улицы раздались нетерпеливые гудки. Она мягко отстранилась.

– Твой свидетель несколько надоедлив. Поезжай на свою конференцию. Чем скорее ты уедешь, тем быстрее вернёшься.

Джонатан ещё раз обнял её и попятился к двери. Когда дверь закрылась, Анна зажгла новую сигарету. Из отъезжающей машины высунулась рука Питера, помахавшая ей на прощание. Анна со вздохом перевела взгляд на старый порт, куда в прошлом причаливали бесчисленные суда с эмигрантами.

– Почему ты вечно опаздываешь? – спросил Питер.

– На встречи с тобой?

– Нет, к самолёту, к обеду или к ркину. Люди назначают время встречи, но ты у нас не носишь часов.

– Ты – раб времени, а я сопротивляюсь неволе.

– Когда ты несёшь подобную чушь своему психотерапевту, он, к твоему сведению, не слышит ни одного твоего словечка. Он в это время прикидывает, сможет ли купить на заплаченные тобой денежки машину своей мечты и какую – «купе» или «кабриолет».

– Я не посещаю психотерапевта!

– Советую начать. Как твоё самочувствие?

– Лучше признайся, чем вызвано твоё бравурное настроение.

– Ты читаешь тетрадки «Искусство и культура» в газете «Бостон глоб»?

– Нет, – ответил Джонатан, глядя в окно.

– Дженкинс и тот их читает! Эта пресса меня прикончит!

– Неужели?

– Так ты читал?

– Разве что чуть-чуть, – сказал Джонатан.

– Помнится, в университете я тебя однажды спросил, спал ли ты с Кэтти Миллер, в которую я втюрился. «Самую малость», – ответил ты. Может, объяснишь наконец, что ты подразумеваешь под этими своими «чуть-чуть» и «самую малость»? Уже двадцать лет я ломаю голову… – Питер стукнул кулаком по рулю. – Нет, как тебе нравится этот заголовок: «Последние продажи аукционного оценщика Питера Гвела вызывают разочарование»? Кто побил продержавшийся десяток лет исторический рекорд стоимости картин Сера? Кто заключил самую роскошную за целое десятилетие сделку по продаже Ренуара? А коллекция Боуэна с Джонкингом, Моне, Мэри Кассатт и другими? Кто был первым защитником Вуияра? Сам знаешь, на сколько он тянет теперь!

– Питер, ты зря убиваешься. Дело критика – критиковать, не более того.

– На моём автоответчике четырнадцать тревожных сообщений от компаньонов в «Кристиз», вот что меня убивает!

Затормозив на светофоре, он разворчался пуще прежнего. Джонатан терпел это несколько минут, потом включил радио. Салон наполнился урчащим басом Луи Армстронга. Джонатан увидел на заднем сиденье коробку.

– Что в этой коробке?

– Ничего! – отрезал Питер.

Джонатан обернулся и стал весело перечислять:

– Электробритва, три драные рубахи, две штанины одних разорванных пижамных штанов, пара баш маков без шнурков, четыре письма в мелких клочках, и все это полито кетчупом… Ты сбежал из дому?

Питер изогнулся в кресле, чтобы сбросить картонную коробку с сиденья на пол.

– У тебя никогда не бывало неудачных недель? – пробурчал он, делая громче радио.

Джонатан чувствовал, что всё сильнее робеет. Когда он поделился своими опасениями с Питером, тот заявил:

У тебя нет никаких причин трусить. Ты же всезнайка!

– Это как раз то идиотское суждение, от которого опускаются руки.

– А я ужасно перетрухнул за рулём, – поделился с другом Питер.

– Когда?

– Сейчас, когда ехал к тебе.

«Ягуар» тронулся с места. Джонатан провожал взглядом старинные строения в порту. Они выехали на скоростное шоссе, ведущее в международный аэропорт Логан.

– Как поживает наш дорогой Дженкинс? – поинтересовался Джонатан.

Питер поставил машину напротив будки охранника, за что незаметно сунул тому в ладонь купюру. Джонатан в это время доставал из багажника, свою старую дорожную сумку.'Когда они шагали вверх по пандусу стоянки, их шаги отзывались гулким эхом. В этот раз, как всегда бывало перед посадкой в самолёт, Питер взбеленился, когда его заставили снять ремень и ботинки, трижды звеневшие под рамкой безопасности. В отместку за его недружелюбные высказывания дежурный досконально перебрал весь его багаж. Джонатан показал жестом, что, как всегда, дождётся его у газетного киоска. Питер застал его там за чтением антологии джаза Милтона Мезза Мезроу. Джонатан купил эту книгу. Посадка прошла без затруднений, самолёт взлетел по расписанию. Джонатан не взял предложенный ему поднос с обедом, опустил щиток на иллюминаторе, зажёг лампочку для чтения и погрузился в конспект своего выступления, до которого оставалось несколько часов. Питер полистал журнал авиакомпании, просмотрел правила безопасности и даже каталог беспошлинной торговли на борту, хотя знал его наизусть. После всего этого он откинул спинку кресла.

– Скучаешь? – спросил его Джонатан, не сводя глаз со своих бумаг.

– Думаю!

– Я и говорю: скучаешь. – А ты нет?

– Я готовлюсь к докладу.

– Ты одержим этим человеком, – высказался Питер, снова берясь за правила безопасности на борту «Боинга-737».

– Увлечён!

– Это уже смахивает на наваждение, старина, поэтому я позволяю себе настаивать, что твои отношения с этим русским художником лучше описываются термином «одержимость».

– Владимир Рацкин умер в конце девятнадцатого века, так что я поддерживаю отношения не с ним самим, а с его творчеством.

Джонатан вернулся к чтению, но молчание длилось недолго.

– У меня острое чувство дежа-вю, – насмешливо проговорил Питер. – И немудрёно: ведь мы говорим об этом в сотый, наверное, раз!

– А сам ты почему оказался в этом самолёте, если не заразился тем же вирусом, что и я?

– Первое: я тебя сопровождаю. Второе: я бегу от звонков коллег, травмированных статьёй кретина в «Санди тайме». Наконец, третье: да, мне скучно.

Питер достал из кармана пиджака фломастер и нарисовал крестик на листке в клетку, на котором Джонатан делал последние примечания к своему докладу. Не переставая изучать свои картинки, Джонатан нарисовал рядом с крестиком Питера нолик. Питер нарисовал рядом с ноликом другой крестик, Джонатан начал новым ноликом диагональ. Самолёт приземлился на десять минут раньше времени прибытия по расписанию. Друзья не сдавали багаж и без задержек покинули аэропорт. Такси отвезло их в отель. Питер посмотрел на часы и сообщил, что до конференции остаётся ещё час. Получив номер, Джонатан поднялся туда, чтобы переодеться. Дверь комнаты беззвучно закрылась за ним. Он поставил сумку на маленький письменный стол из красного дерева напротив стола и взял телефонную трубку. Когда Анна ответила на звонок, он закрыл глаза и подчинился её голосу, словно находился в мастерской, с ней рядом. Свет там был потушен, Анна сидела на подоконнике. У неё над головой, над стеклянной крышей, мерцали считаные звёздочки, выигравшие сражение у зарева большого города, – тонкая вышивка на бледном полотне. На старинных стёклах, скреплённых свинцовыми полосками, оседали солёные брызги с моря. В последнее время Анна отдалялась от Джонатана, словно колёсики хрупкого механизма стали заедать с тех пор, как они решили пожениться. В первые недели Джонатан объяснял её отчуждённость страхом перед ответственным решением на всю жизнь. А ведь она желала этого торжественного акта больше, чем он. Их город был так же консервативен, как мир искусства, в котором они вращались. После проведённых вместе двух лет было хорошим тоном официально оформить союз. Бостонский свет все яснее показывал это выражением своих физиономий на каждом коктейле, на каждом вернисаже, на каждом крупном аукционе.