Энн Риверс Сиддонс - Королевский дуб

• Название: Королевский дуб
• Автор: Энн Риверс Сиддонс
• Издательство: Новости
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-7020-0897-9

Действие романа протекает в небольшом городке американского Юга, куда после разрыва с мужем приезжает с 10-летней дочерью Хилари главная героиня романа Энди Колхаун. Через весь роман проходит образ Королевского дуба — дерева-патриарха местных лесов, символизирующего мощь, красоту и бессмертие девственной природы Юга. Возле него возникает любовь Энди и лесного отшельника Тома, здесь избавляется от замкнутости и апатии ее дочь, здесь они все вместе находят радость и счастье.

---

Она вытянула из меня все в течение пятнадцати минут. Тиш, в мятом платье, с заботливым, добрым лицом, освободила подвалы моей боли, которые, как я думала, не могли уже никому открыться последние несколько лет.

Она отложила деловую встречу с брокером, ради которой и проехала двести миль из Пэмбертона, и отправилась со мной на прием к Биллу Кимбрафу. За следующие шестьдесят минут она вынудила юриста дать заверение, что это дело никогда не попадет в суд и что Крису очень повезет, если я не захочу засадить его за решетку за оскорбление действием и душевную жестокость.

Тиш пригласила меня на ланч, а потом заехала ко мне домой. Увидев Хилари, моя подруга заверила девочку, что теперь все будет хорошо, потому что тетя Тиш, да поможет ей Бог, постарается, чтобы так оно и было. И мой страдающий, потускневший ребенок смог улыбнуться и тихо произнес: „Спасибо…"

Позже, когда я отвезла Тиш в аэропорт, она взяла с меня слово, что на следующей неделе я приеду по крайней мере „посмотреть" Пэмбертон. И мы действительно отправились туда, прогостили три дня и занимались только тем, что ели и спали.

После этого мы уехали, я — получив работу в департаменте общественных связей колледжа Пэмбертона, с головной болью и сердцем, охваченным беспокойством от чистой, волнующей красоты этого нетипичного маленького южного городка; а Хилари — с таким светом в ее голубых глазах, какого я не видела с предыдущей весны: кроме необыкновенной красоты, в Пэмбертоне было множество лошадей. И я думаю, что именно этот свет в глазах дочки заставил меня решиться.

В полдень в четверг перед Днем Труда[10] мы отправились в Пэмбертон, штат Джорджия, в подержанном желтом автофургоне „тойота-селика", явившемся последней покупкой моей прошлой жизни и первой — новой. За два дня до этого я отдала за него „БМВ" и довольно большую сумму наличными, не желая, чтобы что-то от Атланты, Бакхеда и той привилегированной и ужасной жизни вызывало рябь на гладкой матовой поверхности, лежащей теперь передо мной.

В одной из упакованных вместе с другими вещами папок находилось постановление суда, которое получил для меня Билл Кимбраф, запрещающее Крису общаться с Хилари и со мной до тех пор, пока не будет совершен развод и пока он не пройдет полугодовой курс психотерапии. Там же лежал чек на двадцать тысяч долларов от Сэлли Колхаун. К чеку не было приложено никакой записки, и я знала, что никогда больше не получу известий от родителей Кристофера.

При въезде в Пэмбертон нас встретили неизбежные торговые ряды, рынок автомобилей и палатки „Бугер Кингз", которые выстраиваются в каждом городе на Новом Юге. В прошлом здесь находились Торговая палата, клубы „Киванис" и „Ротари" и летняя гостиница.

А потом нам открылся сам Пэмбертон, зеленый, дремлющий и немного таинственный, с его широкими, спокойными улицами, цветущими парками, где кроны деревьев сплетались, образуя арки, с его дорогами, вдоль которых расположились громадные, по-старинному вычурные дома невообразимо богатых „зимних жителей", прибывших сюда в конце прошлого века вместе с детьми, слугами и лошадьми для отдыха и игр.

Именно эта красота, почти совершенная, нетронутая здесь, в центре исторического района, вновь вызвала во мне чувство беспокойства. Мне казалось, что я просто не доросла до такого совершенства. И тогда захотелось обрести покой, который дает полная обыденность. А эта красота требовала эмоциональной отдачи от созерцающего. Нужно было стать достойным ее.

— Она как будто застыла, — раздраженно произнесла Хилари, разрумянившаяся, с растрепанными ветром волосами — кондиционер в „тойоте" работал с перебоями. Свет в глазах девочки погас. Она не говорила ни слова в течение почти двух часов.

У меня было тяжелое предчувствие. Этот бесшумный ребенок, это наследство Криса, в конце концов и был причиной „бегства в Египет". И было неприятно обнаружить те же сомнения, что мучили меня, в дорогом мне маленьком существе. А раньше она была покорена этим городком…

— Но это не так, — сказала я решительно, — тетя Тиш говорит, что люди здесь невероятно дружелюбны. Ты заведешь в городе много новых друзей.

— Я не хочу никаких друзей, — заявила Хилари, ведь лучший ее друг уже погиб от руки обожаемого отца. Она повернула голову, чтобы прочитать вывеску, а потом посмотрела на меня. — Объявление, которое мы сейчас проехали, говорит, что через неделю начинается охотничий сезон. Это значит, что люди смогут убивать животных?

Я вздохнула. Охотничий сезон был тем, что я не могла отвратить от дочери. Это была реальная опасность в центре новой и совершенной красоты.

— Я думаю, что люди могут убивать некоторых животных.

— Я ненавижу это место, — произнесла Хилари, и до конца дня она не сказала больше ни слова.

Глава 2

На рассвете нашего первого дня в Пэмбертоне Хилари, плача и спотыкаясь, прибежала в мою спальню. И лишь через десять минут, после того как я взяла ее к себе в постель, обняла, как маленькую, и погладила по шелковистой головке, она смогла рассказать мне, что ее напугало.

— Я слышала, как приближались кошмары, — повторяла она, рыдая. — Я слышала их прямо под окном. Они пришли за мной. Их было много. Я слышала, мама! Ты знаешь, они и фыркали, как лошади, а их шаги звучали… не так, как должны звучать…

— Миленькая, это был страшный сон, он и называется кошмаром,[11] — успокаивала я, не находя необычным то, что она проснулась от пугающих снов в этом новом месте после того, что с ней случилось. Но капризное коверканье слов и нервная вспышка обеспокоили меня. Было что-то необъяснимо ужасное в словах: „Я слышала, как приближались кошмары".

— Это не был сон, я их слышала минуту назад, — уверяла Хилари.

— Пойдем посмотрим, — предложила я, пользуясь тактикой времен ее младенчества, всегда помогавшей разогнать ночные страхи. Но дочка отказалась покинуть постель. Я прошла через небольшой холл в комнату, где она спала, кляня себя за то, что уступила желанию дочери спать одной в „сказочной комнате".

Комната была похожа на другие в этом маленьком домике для гостей, расположенном за большим домом Тиш. Причудливое жилище с глубокими дверными проемами, множеством ромбовидных переплетов в окнах, потолочными балками, кроватями под балдахинами и нарядными креслами. В комнате, которую выбрала Хилари, у окна стоял диван, заваленный подушками. Я знала, что это так очаровало ее, что победило робость, вызванную незнакомым местом. Но мне все же следовало настоять на том, чтобы в эту первую ночь дочка спала со мной: слабо затянувшиеся раны Хилари всегда раскрывались ночью.

За окном ее комнаты не было ничего, кроме клумбы буйно цветущей циннии и части старой чудесной кирпичной стены, которой были огорожены дом и сад Тиш. Другие дома в городе тоже имели такую ограду. Я подумала о Томасе Джефферсоне и Университете штата Виргиния в Шарлотс-вилле. Стена была прочной и слишком высокой, чтобы что-то разглядеть поверх нее, и здесь не было места для того, чтобы разыграться кошмарам. Я вернулась к Хилари и сна-зала об этом. Она лишь взглянула на меня и погрузилась в молчание, которым одарила Пэмбертон со вчерашнего дня.

— Прошлой ночью Хилари видела кошмар особого свойства, — рассказывала я Тиш, когда мы засиделись за кофе в солярии рядом с ее большой, залитой солнцем кухней. Снаружи голубые утренние тени лежали на ровном изумрудном газоне, цветущих клумбах и птичьей ванночке рядом с садовой скамейкой из тика, примостившейся в извилине стены. Лучи раннего солнца касались верхушек кизила, пеканов[12] и дубов. Птичье пение вливалось, как струйки воды, в обтянутые сеткой окна.

Дом и сад были изумительным укрытием, самим совершенством. Казалось, что кошмары так же невозможны здесь, в солнечной тиши, как и движение в четыре ряда по узким улочкам города.

Я заглянула в кабинет, расположенный рядом. Там сидела Хилари. Она смотрела мультики и жевала тост с джемом, очевидно, забыв о своем сне.

Тиш рассмеялась, когда я рассказала ей о случившемся.

— Да это был не кошмар, а живой Маккой. Она действительно слышала лошадей. Мы находимся в квартале от тренировочного трека и конюшен. А многие люди, живущие вокруг, ранним утром ездят верхом по улице, проходящей за стеной вашего домика. Улица не замощена, поэтому и звук копыт показался странным. Господи! Бедная Хилари! Могу поспорить, она испугалась до смерти. Это напугает кого угодно, если он не ожидает на рассвете услышать лошадиный храп у своего окна. Я должна была вас предупредить.

— Меня это успокоило, думаю, успокоит и ее. А что, ваши соседи не имеют средств, чтобы замостить дороги? — спросила я.

— Напротив, они так богаты, что мостить что-либо им просто незачем. В Пэмбертоне жить на одной из грунтовых улиц является основным показателем положения в обществе. Видишь ли, это полезно для лошадиных ног, а что хорошо для лошадей, хорошо для всего города. Таких улиц не так уж много, и люди готовы отравить своих соседей, лишь бы заполучить дом на одной из них.