Лев Правдин - Ответственность

• Название: Ответственность
• Автор: Лев Правдин
• Издательство: Пермское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1991
• ISBN: 5-7625-0116-7

Роман, время действия которого — сороковые — шестидесятые годы, — посвящен проблеме гражданской ответственности человека.

---

— А мне что? За все время даже не ранен. Я счастливый.

Он так это сказал, что ей сразу стало понятно, как он стыдится этого своего счастья, и она поспешила утешить:

— Я тоже всю войну в санитарных поездах.

— Около войны, — подытожил он.

— Да нет, не сказала бы. Два ранения.

— Меня тоже сбили однажды. А я никого и ни разу. Не та у меня техника — вот в чем дело.

— Над временами властны мы…

— Помните? — оживился он.

— Когда есть время, вспоминаю.

— А ваши где? Муж, Сеня?

— На Урале. Я им написала, чтобы не беспокоились, если долго не будет писем. А у вас кто-нибудь есть?

Он не ответил. Мимо них прошел усатый шофер с ее чемоданчиком. Они, не торопясь, пошли за ним. Вдруг Ожгибесов, как бы вспомнив что-то самое главное, спросил:

— Так это, значит, вас к Бакшину?

— Да. А потом он должен переправить меня дальше. Ничего, Саша, еще навоюетесь, успеете, — проговорила Таисия Никитична, думая, что он завидует ее безусловно боевому назначению. Но тут же поняла, что ошиблась, что тут что-то совсем другое. Он как-то вдруг притих и потом, не то почтительно, не то в чем-то сомневаясь, проговорил:

— К Бакшину…

— А что Бакшин? — спросила она и усмехнулась. — Говорили мне, что человек он отважный и никого не щадит. Себя в первую очередь.

— В том-то и дело, — уже у самого самолета проговорил Ожгибесов. — Себя он нисколько не щадит, и никого он не щадит. Я ведь его давно знаю… И хорошо, что вы у него не задержитесь…

— Не время теперь заботиться о себе, — вздохнула Таисия Никитична и сейчас же поняла, что она говорит совсем не то, что надо сказать человеку, который ее любил и, как видно, продолжает любить и которого она, может быть, никогда больше не увидит. Но ничего другого не могла придумать.

Они только на минуту, потому что больше не было времени, остановились у металлической лесенки. Она оглянулась и встретила напряженный взгляд его остановившихся глаз. Такие глаза она видела у него только в воздухе и только если приходилось мгновенно принимать решение. Какое решение намерен он принять сейчас?

Над ними в овальной двери самолета стоял кто-то из членов экипажа и, по-видимому, тоже ожидал решения своего командира. И еще оттуда выглядывало очень румяное лицо молоденькой девушки. По выжидательному выражению этого лица было видно, как она все понимает, что там происходит внизу между командиром и этой красивой докторшей.

— Ну, что же? — удивленно спросила Таисия Никитична. Тут же ей пришло в голову, что он может истолковать ее простой и ничего не значащий вопрос как насмешку над его нерешительностью.

Его глаза посветлели от тоски. Таисии Никитичне стало не по себе, словно она вдруг озябла.

— Счастливо вам, — проговорил положительный шофер.

— Спасибо, — ответила она, не оглядываясь.

А потом она положила ладони на плечи Ожгибесова и, привстав на носках, поцеловала его — в губы, долгим поцелуем.

— Законно, — довольным голосом сказала девушка над ее головой.

Считаясь, должно быть, только с законами войны, она не сомневалась в законности поцелуя. Но, кажется, не все ей было ясно, потому что, усаживаясь рядом с Таисией Никитичной на ящиках, она участливо спросила:

— Фронтовой?

— Никакой, — улыбнулась Таисия Никитична, — просто хороший человек.

— Ясно, — с явным сомнением протянула девушка.

Она обиженно замолчала, тем более что самолет взревел изо всех сил, отчего все внутри его задрожало, и разговаривать просто не имело смысла. Все равно никто ничего бы не понял.

Самолет, старый и довольно потрепанный транспортник Ли-2, тронулся в путь. Он долго раскачивался на взлетной дорожке полевого аэродрома и, подпрыгивая, бежал в кромешной тьме, словно не решаясь оторваться от земли. Таисия Никитична снова подумала, что на этот самолет возложено непосильное для него дело. Одна надежда на летчика. Ожгибесов. Ему Таисия Никитична до того привыкла доверять свою жизнь, что даже никогда и не думала об опасности.

А тут почему-то подумала, и не столько о своей жизни, сколько о том, что будет, если они не долетят. Ведь сейчас все зависит не только от качества самолета или от умения и отваги летчика. Мысль о смерти никогда еще не посещала ее. Может быть, оттого, что насмотрелась на чужие смерти?

Наконец самолет оторвался от земли, сразу успокоился и загудел ровно и удовлетворенно. Нет, все-таки Ожгибесову, как и всегда, можно доверять.

— Этот летчик, Саша, просто милый мальчик, — немного напрягая голос, проговорила Таисия Никитична.

Девушка недоверчиво взглянула на нее:

— Мальчик? Не сказала бы.

— Он моложе меня.

— Это ничего не значит. Видела, как вы целовались.

Девушка перестала сердиться, даже подмигнула.

— Нет. Это я его поцеловала, — внесла ясность Таисия Никитична. — Он хороший парень и давно влюблен в меня. Еще до войны. А у меня муж и сын.

— Ничего это все сейчас не значит, — с отчаянным оживлением повторила девушка. — И никому не надо… Сдерживать свои порывы — зачем? Никому не надо, и никто не осудит.

Она так настаивала на своем, что пришлось рассказать всю небогатую событиями историю Сашиной любви. На высоте две тысячи метров и при скорости триста километров в час этот рассказ не мог занять много времени.

— Мы с ним не встречались больше с самого начала войны… Это что? Линия фронта?

Девушка ответила!

— Тут везде фронт.

По тому, как она держалась и как говорила, и по ладно пригнанной одежде было видно, что воюет она не в первый день и обо всем у нее есть свое прочное мнение. Рассказ Таисии Никитичны не очень-то ее взволновал и ничего ей не объяснил.

— Нам все должно проститься, если живы вернемся. Все, что сам себе простишь, то и все должны простить.

— А если не останемся живы?

— Тогда скажут: погибли как герои. А у героев какие же грехи? У героев только подвиги…

Она помолчала, вспомнив что-то нелегкое, и медленно договорила:

— И мы простим все тем, которые в тылу. Я в Ленинграде три дня жила, аппаратуру получала. Насмотрелась всего. Вот фашистам проклятым ничего не простим. Я злобы набралась на всю жизнь. Ни одному фашисту не должно быть прощения.

Она не считала себя очень уж молодой: на третьем курсе филфака училась. Зовут Валя, Валентина Косых. Коренная уральская фамилия. На фронте с сорок второго. Радистка. Переводчица.

— Вы говорите по-немецки?

— Учила в институте. Немцы меня сразу понимают, а я их. У нас тут разговоры простые и короткие…

— Я тоже учила немецкий, да все, наверное, перезабыла. Вот с вами и попрактикуюсь.

Оказалось, что Валя специальностью своей недовольна. Мечтала стать снайпером, в тайге выросла, стрелять умеет, и неплохо, но подвело зрение. Предложили в медсестры или в связь. Согласилась. А что делать? Конечно, от радиосвязи иногда вся жизнь отряда зависит, но лично ей не го нужно. Не для того стремилась на фронт. И Бакшин это понимает, идет навстречу. Тем более, что есть второй радист. В самый раз такому рацию таскать и сидеть в укрытии. Нет, он парень ничего, у Бакшина плохие не задерживаются. Фамилия его Гусиков. А как звать, не знаю, и, кажется, никто не знает. Гусиков — и все. Нет, он ничего, только чересчур себя переоценивает, как будто это очень уж важно, чтобы он невредим остался.

— По-моему, это для каждого важно.

— Жизнь человеку дана, чтобы жить. А как? Это каждый по-своему понимает. Наш Батя говорит, что жизнь человека имеет значение только в коллективе и для коллектива.

— Ну, это уж общие слова.

— Не знаете нашего Батю. У него нет общих слов. У него все слова от глубокого убеждения. Он говорит только то, во что верит. А уж он-то убежден, что его собственная жизнь имеет значение, только если она необходима для общего дела.

— А вы-то сами как думаете?

— В общем так же. Нет, проще даже. Умирать сейчас или через двадцать лет — какая разница? Наверное, вы думаете, что я авантюристка?

— Нет, — резко ответила Таисия Никитична, — это не авантюра и, по-моему, не героизм. Так думать — просто отчаяние, когда уж ничего не останется. Край.

— По краю ходим, — отозвалась девушка из темноты.

— Надо думать о победе, а не о смерти.

— Победа и смерть — это рядом. Ох, чтоб тебя!..

Словно ударившись о какое-то невидимое препятствие, самолет резко провалился. Несколько бесконечных мгновений продолжалось это тошнотворное падение, и снова ровное гудение и не ощутимый в темноте полет.

— Воздушная яма, — сказала Таисия Никитична и услыхала спокойный и чуть возбужденный голос:

— Тут не успеешь и понять, какая воздушная, а какая взрывная. Скоро прилетим.

ДВОЕ ПОД КРЫЛОМ

Сигнальные костры, догорая, отражались на плоскостях самолета тревожными пожарными отблесками. Этот вздрагивающий неяркий свет еще больше сгущал темноту, и поляна казалась такой маленькой и черной, что было непонятно, как тут мог сесть большой, тяжело груженный самолет.