Михаил Чулаки - Примус

• Название: Примус
• Автор: Михаил Чулаки
• Жанр: Современная проза

---

За своим холостым завтраком Герой вспомнил, что нужно прочитать сочинение Бори Кулича, стыдливо врученное ему аж на прошлом Филином праздновании.

Боря - тоже физик, что не слишком удивительно: массовая интеллигентская профессия последних десятилетий. Однако Боря, по определению женской части компании, "какой-то смурной", что для физиков не характерно: физики обыкновенно блистают в КВН-ах и печатают книжки "Физики шутят". Да к тому же, Боря страдает смешной странностью: при нем нежела- тельно в положительном смысле упоминать почти никого из великих ученых ХХ века - Боря сразу раздражается и называет мирового кумира "ноблецом".

Теперь Боря постепенно стал подаваться в писатели, что не удивительно: многие теперь расползаются из науки - кто куда сумеет. Какие-то не то записки, не то новеллы Боря уже, говорят, где-то опубликовал - Герой, разумеется, руки не протянул, чтобы искать Борины сочинения, хочет - пусть почтительно подносит сам. Боря и преподнес. Герой обещал прочесть, уверенный, что Боря написал полную лажу, так что можно будет с удовольствием это ему и высказать, - в физике никто из вежливости не говорит: "Ваша гипотеза многообещающа, ваш флогистон очень убедителен!" - все не колеблясь режут правду, что никакого флогистона нет и быть не может; и теперь Герой готовился этот же образ действий перенести и на отзыв литературный, хотя в литературе-то, по его понятиям, лгут и льстят очень легко, провозглашая нужных бездарностей сиюминутными гениями, - благо в области искусств объективно ничего не докажешь: что померещилось, то и правда. Да и смешно: Боря Кулич - писатель!

Герой извлек папку с тощим, на его счастье, Бориным опусом и стал просматривать, стараясь не уронить на страницы ни капли кофе. И неожиданно вчитался. Нельзя сказать - увлекся, потому что чтение оказалось слишком личным - а потому местами мучительным. Но и оторваться Герой не мог, потому что втянулся в мысленный диалог с немилостиво жестоким автором.

Литературу, разумеется, так не пишут, тут Борины претензии смешны и неуместны: литературу пишут о событиях, в особенности - о событиях любовных, а Боря осмелился написать повесть о мысли. Совершенно очевидно: о собственной мысли, хоть он и замаскировался, назвав своего героя Бояном. Боря-Боян выяснял на сорока страницах свои отношения с теорией относительности.

То, что Боря не признает Эйнштейна и Лобачевского, друзьям известно давно. Но тут с поразительной откровенностью рассказывалось, как он не просто отринул творение Эйнштейна, но и создал собственную теорию, противоположную всем известной и разрекламированной во всемирной прессе...

Именно подобное же по масштабу деяние собирался совершить сам Герой Братеев.

Пророчество школьного физика, увы-увы, сбылось триумфально: Героя взяли старшим лаборантом, и он в три месяца приобрел специфическую популярность как "Герка, который всё может". Он отлаживал импортные приборы, к которым прочие туземцы не умели подступиться, и восстанавливал рухлядь, полагавшуюся к списанию. Ну и вытачивал всякие штуки на станочках еще более элегантных, чем на экспериментальном заводике их "трудера". Так что и Левшой его очень неоригинально прозывали некоторые.

Когда налаживаешь чужие опыты, трудно получить подобающие регалии, но Героя любили, выделили крошечный кусочек из общей темы, чтобы он смог остепениться не хуже других. И Герой даже довольно рано защитил вполне пристойную кандидатскую, в которой уже можно было разглядеть ростки будущей докторской. Правда, сам он все время помнил, что двадцать семь лет для новоиспеченного кандидата физмат наук - возраст не поздний, но достаточно средний. Сахаров в эти годы был уже академиком. Теперь Герою уже тридцать два, и он до сих пор не доктор.

Тема, к которой он был приписан в лаборатории, числилась "закрытой", что приносило некоторые неудобства, особенно после девяносто первого года, когда все кому не лень стали путешествовать по европам, но зато давала экспериментальный материал для собственной тайной теоретической работы. В лаборатории занимались, хотя и не слишком успешно, попыткой расщепить протон что обещало в тысячи раз больше энергии, чем ставшее уже банальным расщепление атома. Вот так - не больше, не меньше. При расщеплении нужного числа протонов должен вырваться поток нейтрино, тех самых, о которых Герой грезил еще в школе. Те самые нейтрино, которые пронизывают Землю и все живое на ней без последствий, не вредя, но и не принося ни малейшей пользы, если их очень четко сфокусировать, обещали с полной непринужденностью резать сталь и титан, ну и проделывать много других отчасти полезных, отчасти опасных аттракционов. Пока что нейтрино благополучно вылетало - но никакого потока не получалось, потому что протоны отдавали нейтрино беспорядочно, не удавалось добиться лавинной цепной реакции. И по вечерам Герой в одиночку пытался рассчитать конфигурацию магнитного поля, при которой такая лавина сорвется и хлынет сокрушительным потоком. Вот тогда-то и настанет всемирная энергетическая революция. Ненужными сделаются нефть и уголь, равно как и нынешние громоздкие и пугающие народ после Чернобыля-то! - АЭС; человечество забудет про недостаток тепла и света!.. Он царил за своим письменным столом, он в мечтах уже совершал полный переворот в физике и делался величайшим благодетелем человечества!!.. Получалось, что Герой все-таки собирался даровать миру общее благо - только помимо всякой политики.

Укрепляло его веру в себя и явное ничтожество, которое являли нынешние академики, светила - послесахаровские, так сказать. Может, не совсем все, но уж никак не меньшинство!

Был случай, выступал у них академик из геофизического института, Фогельсон. И понес ахинею, что появлене человечества было предопределено чисто физически, что оно, таким образом, и было целью творения.

"...Коллеги, примите во внимание, что существование нынешней Вселенной это почти что чудо. Стабильность атомов определяется узким коридором фундаментальных констант. Чуть сдвиньте константы, и не получится ни атомов, ни молекул, ни, следовательно, жизни, ни нас с вами. Сдвиньте скорость света в сторону от коридора в десять тысяч - и труба! При трехстах одиннадцати тысячах стабильность нарушается! И при двухстах девяноста - то же самое. Говорю вам как человек, который съел все зубы на общей теории относительности. Узкий нам дан коридор, Нже, чем валютный устанавливает наше милейшее правительство. А кто установил тот коридор, какое небесное правительство? И с какой целью? Мне очевидно, что с целью создания человека, с целью появления разума. Вселенная пожелала познать саму себя. В этом ее цель, которая вычисляется чисто физически. Мы теперь приходим к тому же, к чему интуитивно приходили все религии. Человек создан, чтобы стать инструментом самопознания Вселенной, это снимает вечные вопросы о смысле жизни..."

Героя спекуляции Фогельсона до крайности раздражали.

"Почему же именно мы? - спросил он. - Вероятно, во Вселенной множество разумных цивилизаций, они такие же цели создания".

"Сомневаюсь, уважаемый коллега, сомневаюсь! Вряд ли в космосе есть кто-то разумный, кроме нас. Говорю вам теперь уже как астроном. Мы упорно сканируем Вселенную в пространстве и времени, но ничего до сих пор не обнаружили. Ну и замечу, что интуитивное познание мистиков говорит о том же, а я верю в интуитивный метод познания".

"Но простите, человечество очень уязвимо. Хорошая термоядерная война - и нас не останется. Человечества больше не будет, а Вселенная останется. Будет продолжаться".

"А это вопрос, коллега, большой вопрос! Я категорически допускаю, что в случае гибели человечества Вселенная сразу погибнет, свернется. Быть может, наше сознание, его поле и является гарантом поддержания физических констант!"

"Вы хоть сами-то сознаете, что это бред? - с удовольствием спросил Герой. - Попытка вернуть науку в служанки религии. Вас завтра сделают кардиналом, заместителем папы римского по науке".

"Не смогу по своему еврейскому состоянию", - развел короткими ручками Фогельсон.

"Ну почему же. Папа недавно извинился перед евреями, так что теперь у христиан никакого шовинизма. По крайней мере, у католиков".

Такая вот перепалка. Герой вспоминал ее с гордостью, да и многие ребята тогда поздравляли: "Здорово ты впаял этому психанутому!" Другие возражали: "Он умней всех нас, уловил момент, когда нужно побрататься с попами. Березовский ушел из науки в бизнес, а этот птичий сын хочет из самой науки сделать бизнес!"

Герой не сразу сообразил, что "фогель-сон" переводится как "птичий сын" с немецкого. И с идиша, наверное, тоже. Языки - не самая сильная его сторона.

Вскоре он услышал с искренним удовольствием, что Фогельсона арестовали. Какой-то отель он вроде бы купил на Канарских островах. Оказался прохиндеем и в бизнесе, как и в науке. Самая ситуация сложилась принципиально по-новому: когда-то академиков, вроде Вавилова, арестовывали за борьбу с Лысенко, а теперь - за вульгарное воровство в особо крупных размерах. Правда, "птичьего сына" вскоре выпустили. Так ведь вокруг все финансовые дела заканчивались ничем. Это уж такой фирменный юридический стиль, веление времени: сначала громко надуют сенсацию, а потом тихо-тихо стравят из нее воздух. Герой остался в уверенности, что Фогельсон жулик и одновременно научный шарлатан действительно, вроде Лысенко.