Михаил Волконский - Воля судьбы

• Название: Воля судьбы
• Автор: Михаил Волконский
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1992
• ISBN: 5-253-00630-3

В третий том Сочинений М.Н.Волконского включены два произведения. Сюжетным стержнем романа "Воля судьбы" стала история восшествия на престол Екатерины II.

События романа "Забытые хоромы" разворачиваются в течение нескольких дней, но за столь короткий срок его герои - офицеры Лысков и Чагин, исполняющие секретное поручение российского двора, оказываются втянутыми в водоворот невероятных приключений.

---

— В чем же дело? — удивился Эйзенбах.

— Да в том, что вознаграждение, которое вы мне предлагаете, слишком мало.

— Слишком мало? Вам мало пятидесяти тысяч?

— Вот видите ли, — с расстановкой проговорил итальянец, — я рискую уж слишком многим.

— На мой взгляд — решительно ничем. Никто не может узнать. И в моих, и в ваших интересах хранить тайну, а никому, кроме нас, она не известна.

— Да, но… вот тут что: я должен нарушить одно обещание… больше обещания — клятву… данную мною ровно девятнадцать лет тому назад…

— Ну, это, значит, — эпизод из древней истории; можно легко забыть то, что было девятнадцать лет тому назад.

— Согласитесь, однако, барон, что из-за пятидесяти только тысяч нарушить клятву…

— Синьор Торичиоли, вы, разумеется, рассказываете мне сказки про ваши клятвы.

— Которым вы можете верить или нет, — подхватил итальянец. — Но ведь вы должны получить за княжною около миллиона; неужели вам жалко увеличить мою долю?

— Этот аргумент более рационален, — сказал подумав Карл. — Но капли уже будут поднесены вами, я ни во что не вмешиваюсь… Сколько приемов вы должны дать?

— О, достаточно одного — в пять или шесть капель!

— Вот дорогой напиток!.. — улыбнулся Карл. — По двадцати тысяч капля!.. Что же вам угодно? Заемное письмо?

— Простую записку, которую вы подпишете.

И условие было заключено.

XIII "КАЖДОМУ СВОЕ"

Прошло три дня. Старый князь сидел запершись у себя в кабинете и никого не пускал к себе, кроме камердинера. Он вовсе не ложился, проводя все время у окна, не спал и ничего не ел.

Странная сцена, происшедшая в комнате Ольги, когда старый князь явился туда после разговора с бароном, так подействовала на молодую девушку, что она слегла.

Отец ни разу не спросил о ней. Он беспокоился только о себе и о новом ударе, которым поразила его судьба.

И этот удар был чувствительнее всех прежних для себялюбивого князя. Князь Проскуров, весь век гордившийся своим титулом, потому что кроме этого ему нечем было гордиться, князь Проскуров, высокомерно отвергший предложение князя Голицына и других завидных женихов, должен был сознать, что найденыш завладел сердцем его дочери. Это поистине казалось ужасным.

Но Ольга не была виновата в том, что полюбила Артемия. Чувству не прикажешь, и, когда ее любовь перестала быть тайной, когда рассерженный отец грозил ей монастырем, упрекал в неблагодарности и клялся сжить со света негодного мальчишку, она твердо вынесла всю сцену, но затем не выдержала. Здоровье ее всегда было плохо. Слабенькая, рожденная от болезненной матери, проведшая свое детство в вечном страхе пред отцом — она выросла нервным, впечатлительным ребенком. Ей случалось жаловаться на грудь: она не могла не задыхаясь двигаться скоро… Пока отец берег ее, она чувствовала себя хорошо, но достаточно было первого же сильного нравственного потрясения, чтобы ее некрепкие силы надломились.

Артемий сидел, по приказанию князя, в своей комнате, под ключом, безвыходно. Участь его была решена: его отправляли в действующую армию солдатом.

Один Торичиоли еще надеялся, что все уладится, лишь бы поскорее услали Артемия. Перспектива ста тысяч придала ему бодрости, и он не хотел допустить и в мыслях, что это опьянившее его уже заранее богатство ускользнет от него, а потому горячо взялся за свое дело. Он вытащил запыленные книги, к которым давно не прикасался, сделал выкладки, отыскал на дне своего сундука коробку с засохшими корешками и к удовольствию своему убедился, что все, нужное ему, было налицо. Оставалось набрать розовых лепестков для эссенции.

Мнимобольной Карл лежал у себя во флигеле, скучая своим положением и отчасти уже раскаиваясь, что представился больным, — так, казалось ему, несносно проводить весь день у себя в неволе. Он спрашивал у Торичиоли, нельзя ли ему выздороветь, говорил, что ему скучно, но тот принес ему из библиотеки груду книг для развлечения и сказал, что выздоравливать рано, потому что самое лучшее сделать это днем позже того, как старый князь, отсидевшись у себя в кабинете, выйдет оттуда, тем более что к тому времени и Артемия по всей вероятности уже ушлют. Карл проклял в несчетный уже раз Артемия и остался лежать.

Он попробовал утешить себя книгами; он их вообще недолюбливал, но ему попался под руку один из безнравственных романов, довольно многочисленных в литературе XVIII века, и он стал читать его не без интереса. В этом случае он делал только то, что делало почти все общество его времени.

Роман подходил к развязке, и Карла очень занимало, женится в конце концов герой или нет, как вдруг, на самом интересном месте, раздались в комнате, соседней с его спальнею, быстрые шаги и, распахнув широко дверь, вбежал растерянный и сам на себя не похожий Торичиоли. Он был без шляпы, парик сбился слегка у него набок, дрожащими руками он силился расстегнуть камзол на груди.

— Что такое, что с вами? — проговорил барон, приподымаясь на постели.

Итальянец махнул рукой и в изнеможении не опустился, а просто упал на попавшийся ему стул, причем испуганными, широко открытыми глазами уставился на Карла. Он тяжело дышал, точно ему пришлось пробежать целую версту.

— Это невероятно, непостижимо, это выше моего понимания, но между тем я видел е_г_о… я видел собственными глазами, — запинаясь произнес он.

Карл испугался: Торичиоли, казалось, с ума сошел.

— Да ведь как видел, вот не дальше пяти шагов! — продолжал, все еще едва переводя дух, итальянец. — Мне нужны были розаны… я рвал их и вдруг вижу — он идет по дорожке… Да, да, это был он, я не мог не узнать его!.. В девятнадцать лет его лицо нисколько не изменилось, как будто время совершенно не оставило на нем следов… И как раз теперь, когда я чуть было не нарушил…

— Да кого вы видели? — возвышая голос, перебил Карл, которому невольно передавался ужас Торичиоли, видимо потерявшего голову.

— Да, я видел… Вот, возьмите назад; я — не слуга вам… Нет, не надо… Возьмите вашу записку, рвите ее… я ни за что, ни за какие деньги… Ах, барон, барон!..

И, говоря это, итальянец расстегнул свой камзол, достал висевший на груди у него полотняный мешочек, а затем, выхватив из него расписку Карла, бросил ее ему.

— Что с вами, кого вы видели наконец? Дьявола, что ли? — рассердился барон.

— Не знаю… может быть… может быть… но только это почти сверхъестественно… Я наклонился над кустом, подымаю голову… и вижу…

Торичиоли не договорил. Он замер почти на полуслове, остановив глаза на окне.

Эйзенбах взглянул за ним туда же. Сквозь частую сетку оконной рамы виднелся цветник, между подстриженными деревьями, по дорожке, на которой Карл в памятный ему вечер видел Ольгу, шел теперь к большому дому человек небольшого роста, коренастый, мускулистый, бодрою и твердою походкой. Он шел уверенно, просто, вполне владея тем, что называют "видной осанкой". Одет он был скромно, но его коричневый кафтан прекрасно сидел на нем, ноги, обутые в башмаки дешевой кожи, казались невелики (признак породы), а широкополая шляпа красиво оттеняла его выразительное, несколько смуглое лицо. Парика он не носил, и черные волосы его темнели издали.

— Кто же это? — спросил опять Карл.

Но Торичиоли не слыхал этого вопроса и снова не ответил. Эйзенбах стал настаивать дольше.

Мало-помалу, медленно Торичиоли пришел в себя. Он выпил воды, отер платком бледный свой лоб, глубоко вздохнул и заговорил:

— Если бы за минуту пред тем мне сказали, клянусь всеми святыми… голову свою заложить… я не поверил бы, что это могло случиться… Откуда ему попасть сюда?

Эйзенбах повернулся на кровати и сказал, видя, что теперь наконец можно говорить с итальянцем:

— Ну, постойте! Чего же вы так испугались? Что случилось особенного в том, что вы увидели этого господина? Воскрес он, что ли? Были вы уверены, что он умер?

— Нет.

— Ну, так что ж тогда? Это — ваш соотечественник, как его зовут?

— Comte Soltikoff.

— "Comte Soltikoff", — повторил Карл, пожав плечами. — Это — русская фамилия: "граф Солтыков". По всей вероятности, проезжий или, может быть, новый сосед здешний, подъехал к княжескому парку и вышел погулять… Вы давно знакомы с ним?

— Да… да, — все еще рассеянно повторял Торичиоли, — да, тут нет ничего особенного, все это, может быть, очень просто… Soltikoff — русская фамилия… но девятнадцать лет тому назад в Генуе, и теперь вдруг здесь… Нет, это очень странно!..

— Значит, это — ваш давнишний знакомый? Вы пойдете к нему?

— Per Bacco {Клянусь Бахусом! (ит.).}, барон! Я останусь лучше с вами, — ответил Торичиоли, испуганно взглянув Карлу в лицо, и спустил на окнах, якобы от солнца, шторы.

XIV НОВЫЙ ГОСТЬ

Только что Торичиоли успокоился немного, выразив намерение остаться в комнате барона, как появился лакей. Итальянец с новым испугом взглянул на него.