Чарльз Диккенс - Очерки Лондона

• Название: Очерки Лондона
• Автор: Чарльз Диккенс
• Издательство: Современникъ.- Т. 33, No 6.
• Жанр: Публицистика
• Год: 1852

Нравоописательные очерки Ч. Диккенса.

Переводчик неизвестен (1852).

---

Началось представленіе, и вниманію мальчиковъ не было предѣловъ. Па также принималъ живѣйшее участіе въ игрѣ, хотя и старался показать видъ, что она вовсе не интересуетъ его. Что касается ма, то восторгъ ея отъ шутокъ главнаго комедіанта доходилъ до изступленія: она такъ усердно хохотала, что ни одинъ бантъ на ея огромномъ чепчикѣ не оставался въ покоѣ. Гувернантка отворачивалась отъ столба, и каждые разъ, какъ только глава ея встрѣчались съ глазами ма, она прикрывала платкомъ нижнюю часть лица и, какъ слѣдуетъ, предавалась судорожному смѣ;ху. Въ то время, какъ одинъ изъ актеровъ, въ блестящихъ датахъ, давалъ клятву увезти прекрасную дѣвицу, или погибнуть въ предпріятіи, рукоплесканія мальчиковъ были оглушительны, особливо одного изъ нихъ, который, повидимому, былъ гостемъ въ семействѣ и который весь вечеръ говорилъ любезности маленькой двѣвадцатилѣтней кокеткѣ, представлявшей изъ себя прекрасную модель своей мама.

Но вотъ начались конскія ристалища, и восхищеніе дѣтей удвоилось. Желаніе видѣть, что происходило впереди, окончательно побѣдило достоинство родителя; поднявшись на ноги, онъ апплодировалъ громче каждаго изъ своихъ дѣтей. Гувернантка между тѣмъ, нагнувшись къ матери семейства сообщала ей остроумныя замѣчанія своихъ питомцевъ на сценическія происшествія. Мама, въ безпредѣльномъ восторгѣ отъ этихъ замѣчаній и отъ сцены, награждала гувернантку пожатіемъ руки, а гувернантка, совершенно довольная тѣмъ, что успѣла обратить на себя вниманіе, прислонялась къ столбу съ лицомъ, сіяющимъ отъ радости; короче сказать, общество казалось совершенно счастливымъ, исключая мистера Джоржа, который былъ слишкомъ великъ, чтобы принимать участіе въ дѣтскихъ удовольствіяхъ, и слишкомъ незначителенъ, чтобы обратить на себя вниманіе постороннихъ. Онъ, время отъ времени, развлекалъ себя, приглаживая тѣ мѣста, гдѣ черезъ нѣсколько лѣтъ должны показаться бакенбарды, и оставался какъ нельзя болѣе доволенъ великолѣпіемъ своей персоны.

Мы не думаемъ, чтобы кто нибудь, побывавъ въ Астли два-три раза, и слѣдовательно получивъ способность оцѣнить постоянство, съ которымъ одни и тѣ же фарсы повторяются вечеръ за вечеромъ, сезонъ за сезономъ, мы не думаемъ, чтобы онъ не находилъ удовольствія по крайней мѣрѣ хота въ одной части всего предстявленія. Что до насъ, то при первомъ поднятіи занавѣса мы испытываемъ точно такое же удовольствіе, какое выражаетъ самый младшій изъ описаннаго нами семейства, и, по старой привычкѣ, присоединяемся ко всеобщему смѣху, сопровождающему пронзительный крикъ паяца: "вотъ и мы къ вашимъ услугамъ!" Мы не можемъ даже измѣнить старинному чувству уваженія къ берейтору, который, съ бичемъ въ рукѣ, слѣдуетъ за паяцомъ и дѣлаетъ передъ публикой граціозный поклонъ. Онъ не принадлежитъ къ числу обыкновенныхъ грумовъ, въ нанковыхъ курткахъ, обшитыхъ коричневыми снурками; напротивъ того, онъ выглядитъ настоящимъ джентльменомъ, въ военномъ вицъ-мундирѣ, подъ которымъ подложено нѣсколько фунтовъ ваты. Скорѣе онъ похожъ…, но къ чему мы станемъ покушаться описывать то, о чемъ никакое описаніе не можетъ сообщить посредственнаго понятія? Мы скажемъ одно: что каждый изъ нашихъ читателей знакомъ съ этимъ человѣкомъ; каждый изъ нихъ помнитъ его полированные сапоги, его граціозную осанку, немного стянутую (какъ другіе весьма справедливо замѣчаютъ), его прекрасную голову, украшенную черными, зачесанными кверху волосами, для того, чтобы придать лицу выраженіе глубокомыслія и поэтической меланхоліи. Его звучный и пріятный голосъ находится въ прекрасной гармоніи съ его благородными движеніями, которыми онъ вызываетъ паяца на шутки. Поразительное воспоминаніе о его достоинствѣ, когда, онъ восклицаетъ: "Ну-съ, милостивый государь, что же вы мнѣ скажете о миссъ Вудфордъ?" оставило въ душѣ нашей неизгладимое впечатлѣніе. А его удивительная ловкость, съ которой онъ выводитъ миссъ Вудфордъ на арену, сажаетъ ее на сѣдло и слѣдуетъ по цирку за ея легкимъ скакуномъ, постояано и сильно волновала грудь хорошенькихъ горничныхъ, внимательно слѣдившихъ за каждымъ его шагомъ и каждымъ движеніемъ.

Когда миссъ Вудфордъ, ея лошадь и оркестръ внезапно останавливались, чтобы перевести духъ, берейторъ вступалъ съ паяцомъ въ разговоръ обыкновенно слѣдующаго рода:

— Послушайте, милостивый государь, начинаетъ паяцъ.

— Что вамъ угодно, сэръ?

(Разговоръ продолжается съ обѣихъ сторонъ самымъ учтивымъ образомъ.)

— Неужели вамъ не случалось слышать, что я учился берейторскому искусству?

— Первый разъ имѣю удовольствіе слышатъ объ этомъ.

— Ахъ, какъ же! учился; не угодно ли, я покажу вамъ это на дѣлѣ?

— Неужели вы покажете?

— Не угодно ли, я покажу вамъ это сейчасъ…. сію минуту?

— Сдѣлайте одолженіе, сэръ, но только живѣе…. какъ можно живѣе.

И вмѣстѣ съ этимъ раздается ударъ бича.

— А такъ вотъ въ чемъ дѣло! Нѣтъ, милостивый государь, мнѣ это больно не нравится, отвѣчаетъ паяцъ и въ то же время бросается на землю и начинаетъ выказывать различныя гимнастическія конвульсіи. То перегнется надвое, то снова разогнется и, къ шумному восторгу всей галлереи, старается показать изъ себя человѣка, который находится въ самыхъ ужасныхъ мученіяхъ. Второй ударъ бича прекращаетъ въ паяцѣ всѣ крвилянья, и берейторъ приказываетъ: "взглянуть, чего же даетъ миссъ Вулфордъ!"

Паяцъ вскакиваетъ на ноги и восклицаетъ:

— Ахъ, миссъ Вулфордъ! что вы прикажете сдѣлать для васъ: принесть ли что подать ли, отнесть ли? прикажите, и я готовъ сдѣлать все, что вамъ угодно.

Миссъ Вулфордъ, съ сладенькой улыбкой, объявляетъ, что ей нужны два флага. Флаги являются и вручаются ей съ смѣшными гримасами со стороны паяца, который, исполнивъ эту церемонію, дѣлаетъ берейтору слѣдующее замѣчаніе:

— Ага! что взяли! а вѣдь миссъ Вулфордъ знаетъ меня съ прекрасной стороны: вы, вѣроятно, изволили видѣть, какъ она улыбнулась мнѣ.

Бичъ снова хлыщетъ по воздуху, оркестръ раздается, лошадь бросается въ галопъ, и миссъ Вулфордъ, къ безпредѣльному восторгу зрителей, и стараго и малаго, снова носится по цирку. Слѣдующая остановка представляетъ новый случай къ повторенію тѣхъ же самыхъ шутокъ, которыя разнообразятся забавными гримасами со стороны паяца, каждый разъ, какъ, только берейторъ отвернется въ сторону, и заключаются тѣмъ, что паяцъ кувыркается черезъ барьеръ, но предварительно постарается отвлечь вниманіе публики совсѣмъ въ другую сторону.

Неужели никто изъ нашихъ читателей не замѣчалъ того класса народа, который находитъ особенное удовольствіе толпиться въ теченіе дня у подъѣздовъ дешевыхъ театровъ? Вы рѣдко-рѣдко пройдете мимо одного изъ этихъ мѣстъ не замѣтивъ группы въ два или три человѣка, которые разговариваютъ на тротуарѣ, съ тѣмъ заносчивымъ видомъ, который можно замѣтить въ комнатномъ ораторѣ какого нибудь трактира и который составляетъ исключительную принадлежность людей этого класса. По видимому, они всегда воображаютъ себя созданными для сценической выставки; воображаютъ, что театральныя лампы освѣщаютъ ихъ и днемъ. Вотъ, напримѣръ, этотъ молодой человѣкъ въ полиняломъ коричневомъ пальто и весьма широкихъ свѣтло-зеленыхъ панталонахъ безпрестанно обдергиваетъ нарукавники своей пестрой рубашки, съ такимъ самодовольнымъ видомъ, какъ будто она сдѣлана изъ тонкаго батиста, и такъ щегольски загибаетъ на правое ухо свою бѣдую, запрошлогоднюю шляпу, какъ будто вчера только купилъ ее изъ моднаго магазина. Взгляните на грязныя бѣлыя перчатки и дешевый, шолковый платокъ, котораго полу-чистый уголокъ торчитъ изъ наружнаго кармана, на груди изношеннаго пальто. Неужели вы не догадаетесь съ перваго взгляда, что это тотъ самый джентльменъ, который вечеромъ одѣнетъ синій сюртукъ, чистую манишку и бѣлые панталоны и черезъ полчаса замѣнитъ ихъ полуоборваннымъ своимъ нарядомъ, — которому каждый вечеръ предстоитъ выхвалять свои несмѣтныя сокровища, между тѣмъ какъ строгая дѣйствительность наводитъ его на грустное воспоминаніе о двадцати шиллингахъ жалованья въ недѣлю, — которому приходится говорить передъ публикой о богатыхъ помѣстьяхъ своего родителя и въ то же время вспоминать о маленькой своей квартиркѣ въ предмѣстьяхъ Лондона, — выказывать себя лестнымъ женихомъ богатой наслѣдницы, которому всѣ льстятъ и завидуютъ, и между тѣмъ не забывать, что вслѣдствіе недостатковъ его ожидаютъ дома большія непріятности?

Вслѣдъ за этимъ молодымъ человѣкомъ, быть можетъ, вы замѣчали худощаваго блѣднаго мужчину, съ весьма длиннымъ лицомъ, въ истертой до лоска парѣ чернаго платья, задумчиво постукивающимъ камышевою тростью ту часть своихъ сапоговъ, которая нѣкогда носила названіе "высокихъ каблуковъ". Замѣтьте, что этотъ мужчина принимаетъ на себя самыя трудныя роли, какъ-то: попечительныхъ отцовъ, великодушныхъ лакеевъ, почтенныхъ куратовъ, фермеровъ и такъ далѣе.