Чарльз Диккенс - Домби и сын

• Название: Домби и сын
• Автор: Чарльз Диккенс
• Жанр: Классическая проза

Москва - Ленинград, 1929 год. Государственное издательство.

Роман создавался в годы наивысшего подъема чартизма - наряду с другими шедеврами английского критического реализма.

Роман выделяется особенно острым и многообразным сатирическим обличением английской буржуазии. Созданный Ч.Диккенсом образ мистера Домби - один из наиболее ярких образов английского капиталиста, холодного дельца, знающего одно мерило поступков и чувств - выгоду.

---

— Я, — отвѣчалъ дядя, — она теперь не нужна; мы сегодня станемъ пить изъ стакановъ, Вальтеръ, какъ люди дѣловые, какъ граждане. Не такъ ли? Вѣдь съ нынѣшняго утра мы вступили съ тобой на широкую дорогу жизни.

— Хорошо, дядюшка, — сказалъ мальчикъ, — я буду пить за твое здоровье изъ чего угодно и сколько могу. Да здравствуетъ дядюшка Соль и…

— Лордъ-меръ! — прервалъ старикъ.

— Да здравствуетъ лордъ-меръ и вся городская дума! — вскричалъ мальчикъ.

Дядя съ величайшимъ удовольствіемъ кивнулъ головой.

— Ну, теперь раскажи-ка намъ про свой торговый домъ! — прибавилъ Соломонъ Гильсъ.

— О, дядюшка, про него нечего много разсказывать, — отвѣчалъ мальчикъ, усердно работая ножемъ и вилкой, — контора ужасно темна и угрюма; въ той комнатѣ, гдѣ сижу я, — высокій каминъ, желѣзная касса, нѣсколько картъ, календарь, пюпитры, стулья, чернильница, книги, коробки и пропасть паутины, такъ что одна густая гряда прямехонько виситъ надъ моей головой.

— И больше ничего? — спросилъ дядя.

— Ничего, кромѣ старой клѣтки, — не знаю, какъ она туда попала! — да еще корзинки съ углями.

— A счетныя, вексельныя, долговыя книги и другія принадлежности коммерческихъ оборотовъ богатаго дома? — сказалъ старикъ, внимательно взглянувъ на племянника сквозь туманъ, постоянно помрачавшій его глаза, и придавая особенное выраженіе словамъ.

— О, этого добра я думаю, очень много, — отвѣчалъ безпечно мальчикъ, — но вѣдь все это лежитъ въ комнатахъ м-ра Каркера, м-ра Морфина или м-ра Домби.

— Былъ сегодня въ конторѣ м-ръ Домби? — спросилъ дядя.

— О, да! Онъ очень часто приходилъ и уходилъ.

— Съ тобой, разумѣется, ничего не говорилъ?

— Нѣтъ, говорилъ. Проходя мимо меня — какой суровый, жестокій человѣкъ! — онъ сказалъ: — "а, ты сынъ м-ра Гильса, мастераморскихъ инструментовъ?" — Племянникъ, сэръ, — отвѣчалъ я. — "Ну, да, любезный, я и говорю, племянникъ", — возразилъ онъ. A право, дядюшка, онъ назвалъ меня твоимъ сыномъ, a не племянникомъ.

— Ты ошибся, мой другъ, — вотъ и все. Да впрочемъ небольшая бѣда.

— Конечно, небольшая. Только непріятно, что онъ такъ гордъ и грубъ. Потомъ м-ръ Домби сказалъ, что ты говорилъ съ нимъ обо мнѣ, что онъ нашелъ мнѣ мѣсто въ своей конторѣ, что я долженъ быть прилеженъ, аккуратенъ и… уменъ. Кажется, я не слишкомъ ему понравился.

— Ты хочешь сказать, — замѣтилъ старикъ, — что онъ не слишкомъ тебѣ понравится.

— Можетъ быть, и такъ, дядюшка, — отвѣчалъ улыбаясь мальчикъ, — только я объ этомъ не думалъ.

Послѣ обѣда Соломонъ развеселился и отъ времени до времени посматривалъ на племянника. Когда убрали со стола и сняли скатерть, — кушанье было принесено изъ сосѣдняго трактира, — онъ спустился въ погребъ въ сопровожденіи мальчика, который со свѣчею въ рукахъ остановился на сырой лѣстницѣ. Порывшись нѣсколько времени въ разныхъ углахъ, онъ воротился со старой, заплесневѣлой бутылкой, покрытой пылью и пескомъ.

— Что ты дѣлаешь, дядюшка, — вскричалъ мальчикъ, — вѣдь это твоя завѣтная мадера? Ея всего двѣ бутылки.

Старикъ Соль значительно кивнулъ своей головой, давая знать, что понимаетъ въ чемъ штука, и съ торжественной важностью вытащилъ пробку. Потомъ онъ налилъ два стакана и поставилъ бутылку на столъ вмѣстѣ съ третьимъ пустымъ стаканомъ.

— Другую бутылку, Валли, — сказалъ онъ, — мы разопьемъ, когда ты составишь свою карьеру, то есть когда сдѣлаешься ты порядочнымъ, почтеннымъ, счастливымъ человѣкомъ, — то есть когда путеводная звѣзда новой, сегодня начатой тобой жизни, — о, если бы Богь услышалъ мою молитву! — выведеть тебя на ровный, гладкій путь того поприща, на которое ты вступилъ. Благословляю тебя отъ всей души!

Туманъ, постоянно висѣвшій на глазахъ старика, какъ-будто опустился ему на горло: голось его сдѣлался хриплымъ и рука дрожала, когда онъ начиналъ чокаться съ племянникомъ, Но лишь только онъ попробовалъ вина, тяжелое бремя свалилось съ его плечъ, и ясная, спокойная улыбка показалась на лицѣ.

— Любезный дядюшка, — сказалъ растроганный мальчикъ, стараясь улыбнуться сквозь слезы, — приношу тебѣ мою глубокую благодарность за честь… и прочая, и прочая, и прочая! Теперь позволь мнѣ предложить тостъ. Vivat, м-ръ Соломонъ Гильсъ! Да здравствуетъ онъ сто тысячъ разъ! ура!.. Ты отплатишь мнѣ, дядюшка, когда разопьемъ съ тобой послѣднюю бутылку: не правда ли?

Они опять чокнулись. Вальтеръ, бережливый на вино, только обмочилъ губы и, поднявъ стаканъ, принялся разсматривать его съ напряженнымъ вниманіемъ. Нѣсколько минутъ дядя безмолвно смотрѣлъ на племянника, и потомъ, когда глаза ихъ встрѣтились, Соломонъ громко продолжалъ свою мысль, какъ будто не переставалъ говорить:

— Ты видишь, Валли, — сказалъ онъ, — я совершенно сроднился со своимъ мастерствомъ. Я такъ къ нему привыкъ, что не могу и жить безъ этихъ занятій. И между тѣмъ дѣла идутъ дурно, очень дурно. Когда носили вотъ эти мундиры, — прибавилъ онъ, указывая на деревяннаго мичмана, — такъ можно было заниматься дѣломъ и стоило! A теперь… конкурренціи, новыя изобрѣтенія, моды… свѣтъ перегналъ меня. Не знаю, куда дѣвались мои покупатели, да и самъ я Богъ знаетъ гдѣ.

— Полно, дядюшка, не думай объ этомъ.

— Съ тѣхъ поръ, какъ ты воротился изъ пансіона, a этому ужъ десять дней, — продолжалъ Соломонъ, — я помню, только одинъ человѣкъ и заглянулъ въ нашу лавку.

— Нѣтъ, двое, дядюшка! Развѣ ты не помнишь? Сперва приходилъ мужчина размѣнять червонецъ…

— Ну, да, — и больше никого.

— Какъ, дядюшка! A развѣ ты забылъ женщину, помнишь, что входила спросить, гдѣ пройти въ Тернпэйкъ?

— Да, я и забылъ. Точно, двое.

— Но, вѣрно, они ничего не купили? — вскричалъ мальчикъ.

— Разумѣется, не купили ничего! — спокойно отвѣчалъ Соломонъ.

— Да, кажется, имъ ничего и не нужно было?

— Конечно, иначе они купили бы въ другой лавкѣ, — проговорилъ Соломонъ тѣмъ же тономъ.

— Но все же приходило двое, a ты говоришь, что одинъ! — проговорилъ мальчикъ торжествующимъ тономъ, какъ будто открытіе забытой посѣтительницы было важною находкой.

— Эхъ, Вальтеръ, — началъ старикъ, помолчавъ немного, — вѣдь мы не дикари на пустомъ острову Робинзона Крузо. Ну, что толку, что одинъ размѣнялъ y насъ червонецъ, a другая справилась о дорогѣ: будешь ли съ этого сытъ? Право, свѣтъ перегналъ меня и не подъ силу мнѣ идти за нимъ. Все теперь не то, что прежде: и мастера не такіе, и ученики не такіе, и дѣла не тѣ, и товары не тѣ. Инструменты мои вышли изъ моды, и я старый торговецъ въ старой лавкѣ… куда и къ чему я пригоденъ? Улица наша тоже не та… все рѣшительно не такъ, какъ прежде. Да, я отсталъ отъ времени и поздно, очень поздно догонять его. Шумъ жизни тревожитъ меня…

Вальтеръ хотѣлъ отвѣчать, но дядя остановилъ его.

— Вотъ почему, Валли, мнѣ хотѣлось бы поскорѣй пристроить тебя на этомъ дѣловомъ свѣтѣ. Я ужъ не дѣлецъ, a такъ себѣ, только тѣнь дѣлового человѣка: умру — и тѣни не будетъ. Это плохое для тебя наслѣдство! Хорошо еще, что могъ употребить въ твою пользу почти единственный остатокъ моихъ старыхъ связей. Сосѣди думаютъ, что я богатъ. Желалъ бы для твоего счастья, чтобъ это была правда. Во всякомъ случаѣ, поступивъ въ контору Домби, ты выбралъ прекрасную дорогу. Будь дѣятеленъ, дитя мое, трудись, устраивай свою карьеру, и… Господь благословитъ тебя!

— Постараюсь всѣми силами оправдать твои надежды, любезный дадюшка, и не забуду твоихъ совѣтовъ, — съ твердостью отвѣчалъ мальчикъ.

— Знаю и не сомнѣваюсь въ этомъ, — отвѣчалъ Соломонъ и съ возрастающимъ удовольствіемъ принялся за второй стаканъ мадеры. — Ну, a что касается до морской службы, Валли, — продолжалъ онъ, — такъ это довольно хорошо въ воображеніи, въ мечтахъ, a на дѣлѣ не годится, совсѣмъ не годится! Разумѣется, глазѣя на эти снаряды, ты привыкъ мечтать о морѣ, — но все это вздоръ, другъ мой, то есть рѣшительный вздоръ!

Однако-жъ Соломонъ Гильсъ, говоря о морѣ, потиралъ руки съ тайнымъ удовольствіемъ и смотрѣлъ на свои морскіе инструменты съ невыразимымъ наслажденіемъ.

— Вотъ, напримѣръ, это вино, — продолжалъ старикъ, — оно Богъ знаетъ сколько разъ прогуливалось въ Остъ-Индію взадъ и впередъ и даже совершило путешествіе вокругъ свѣта, — видѣло ночи, черныя какъ смоль, слышало свистъ вѣтровъ, ревъ моря…

— Громъ, молнію, дождь, градъ, — всевозможныя бури! — съ живостью вскричалъ мальчикъ.

— Да, — сказалъ Соломонъ, — это винцо прошло по всѣмъ мытарствамъ. Вообразь, мой милый, какъ скрипятъ и трещатъ корабельныя мачты, какъ воетъ вѣтеръ между канатами и снастями.

— Какъ матросы бѣгаютъ взапуски и карабкаются на реи, какъ спѣшатъ укрѣпить паруса, a корабль между тѣмъ летитъ и прыгаетъ, какъ бѣшеный! — вскричалъ племянникъ.

— Все, все видала старая бочка съ этой почтенной мадерой, — сказалъ Соломонъ. — Когда "Прекрасная Салли" отплыла…