Ефим Лехерзак - Москва-Лондон

• Название: Москва-Лондон
• Автор: Ефим Лехерзак
• Жанр: Исторические приключения

---

А-а-а, не о ней сейчас все думы его неотвязные, нет — не о ней, хоть во всякой семье множество пней. Баб вон наплодил… Больше в семье баб, больше и грехов… Ах, как не вижу своих, так тошно по них, а как увижу своих, да много дурных, так уж лучше б без них…

Ах, нет, нет, думы его сейчас вовсе не о них, хотя те и сбивают с толку, путаясь в голове, словно пыль на ветру…

Иные докуки гнут сейчас к земле.

Фу-у-у… Вот и дышать-то стало вроде бы полегче…

И думы стали увязываться поскладнее…

Как и где кормиться далее — вот о чем были сейчас все его помыслы

и чаяния! Ведь на вологодском кормлении он сидит уже три года и больше тому не бывать. Когда подходил к концу обусловленный законом год, ближний боярин государев — зять князя Бориса — не без знатных посулов108 сумел продлить сытное вологодское наместничество своего дорогого тестя еще на полгода, а затем и сразу на полтора. Пожалуй, никто на Руси тогда не кормился столь долго на одном месте: слишком уж толстый слой жира мог окутать мозги, размягчить кости и утопить душу наместника государева, призванного судить и ведать город или волость «для расправы людям и всякого устроения землям, себе же для покоя и прокормления». Того и гляди: проснешься однажды поутру, ан в горнице твоей хозяйствует уже другой наместник-кормленщик…

Кормление…

Люди на Руси кормили своих правителей всем, что способна была производить каждая данная область, земля. Управитель кормился за счет

управляемых в буквальном смысле этого слова. Кормление состояло из собственно кормов и из пошлин. Кормы вносились целыми обществами

в определенные сроки, пошлинами же отдельные лица оплачивали правительственные акты.

Кормы существовали самые разнообразные, но неизменно изобильные. Например, единовременный въезжий вносился по прибытии управителя на кормление, при самом вступлении его в должность: кормленщик получал на въезд от горожан и сельских людей кто «что принесет». Но главный корм, разумеется, был постоянный, ежегодный: рождественский, петров-

ский и на день святого угодника, покровителя данной местности, области. Различные праздничные кормы точно определялись уставными грамотами, каковые давались целым округам, или жалованными — отдельным кормленщикам на жалуемые им в кормление округа. В основном кормы взимались натурой: и зерно, и мясо, и шерсть, и сало, и мед, и кожи, и лен,

и пенька, и деготь, и уксус, и — неисчислимое множество предметов и продуктов жизнедеятельности людей данной местности, округи, области. И все-таки кормы — это окладные сборы, взимавшиеся в определенном постоянном размере, то есть по окладу.

Другим, не менее обильным источником дохода для всех видов и рангов кормленщиков были сборы неокладные, то есть пошлины, к которым

причислялись и пени за совершенные преступления. А поскольку правительственная деятельность областных управителей, наместников и ограничивалась-то, собственно, делами полицейскими и судебными, раскрытием преступлений, преследованием преступников и судом по делам уголовным и гражданским, постольку и пошлины были соответствующие. Например, судебные, составлявшие известный процент (скажем, десять процентов)

с общей суммы иска, или «противень против истцова», то есть пеню с виновного, равнявшуюся сумме самого иска. Или, допустим, таможенные пошлины — определенный, но далеко не всегда разумно милосердный процент со всех продаваемых товаров. Свадебные пошлины взимались при выдаче замуж обывательницы в пределах округа или за его пределы: в первом варианте кормленщик получал свадебный убрус, то есть платок, а во втором — выводную куницу, то есть мех…

При подобной системе сборов (поборов!) кормлений и пошлин учесть хотя бы с разумной долей приблизительности годовой доход кормленщика не представлялось ни малейшей возможности. Главным мерилом при этом было непреодолимое желание и стремление пополнить «животы свои до полной сытости». Князь Борис Агафонович, наместник вологодский, заметил как-то в беседе с сыном Алексеем, что, дескать, подкормился на Вологодчине за три-то годика всего-навсего тысяч на десять. Много это или мало? Чтобы выручить на рынке всего один рубль109, крестьянину нужно было бы в то время продать лошадь, или две коровы, или двадцать штук гусей, или десять штук овец, или несколько десятков четвертей ржи, или четверо саней… Обжа110 стоила восемь-десять рублей, дом — два-три рубля, зеркала — по гривне111 штука, аршин бархата полузолотного — полтора рубля, бочка белого французского вина — четыре рубля, драгоценные ожерелья — по двадцать рублей. Молодой княжич скривился в саркастической усмешке

и про себя решил: «Не меньше пяти десятков тысяч рубликов собрал мой дорогой батюшка на Вологде…»

Впрочем, кормленщик отнюдь не все, собранное им тем или иным путем, присваивал себе: он вынужден был делиться не только со своими помощниками, но и с государственной казной, а также с видными и влиятельными представителями центральной власти…

К середине XVI века все русские земли делились на административные округа, называвшиеся уездами. Они, в свою очередь, состояли из города

и сельских обществ, называвшихся волостями и станами. Стан — та же сельская волость, только пригородная, ближайшая к уездному городу, находившаяся в окологородье. Наместник правил городом и подгородными станами. Волости же управлялись волостелями, которые обычно ни в чем не зависели от наместника своего уездного города, хотя в крупных городах

и уездах наместнику принадлежал суд по важнейшим уголовным делам, случавшимся в волостях его уезда. Так вот наместники и волостели правили с помощью подчиненных им агентов, тиунов, творивших суд их именем, доводчиков, вызывавших на суд, и праветчиков, чинивших исполнение по судебным приговорам. Если функции доводчиков в известной мере напоминают нам судебных следователей, то праветчики похожи были на судебных исполнителей. Разумеется, все эти тиуны, доводчики и праветчики не были государственными служащими. Обычно это были дворовые или лично близкие, доверенные люди наместников и волостелей, зачастую — их холопы. Но их следовало кормить… Конечно же, наместники предпочитали кормить всю эту алчущую братию из своих рук — иначе нечем было бы кормиться самим…

…Князь Борис глубоко вздохнул.

Из Москвы шли самые неприятные и просто невероятные слухи: де молодой государь вовсе упразднил кормление и своих управителей на землях русских будет жаловать своею казною, рубликов по пятьдесят в год. Смехотворно сие и обидно до слез: от такого жалованья враз копыта отбросишь, с сумою по миру пойдешь! Какая уж это служба вечно натощак — срам единый! И вовсе не боярское и не княжеское дело это будет. А чье же тогда? Кто же тогда суд и закон править станет на землях-то русских? Кто?

Да и чего доброго можно было ожидать от этого молокососа московского? Вымахал с версту, а ума и чина истинного так и не набрался… Ишь, царем на трон венчался! Предки наши… и его тоже… в великих князьях хаживали да целый свет божий у ног своих держали. А этот — царь! Ишь куда гордыня безмерная вознесла детище сие неразумное! Царь! Это чтоб нас до коленостояния довести, роды боярские, княжеские под корень вывести! Божескую власть прибрать к рукам своим вознамерился, ибо до сей поры лишь единый царь небесный правил человеками с высот своих лучезарных. Под нас ямы невылазные роет, неразумный! Того не разумея, что лишь мы, князья да бояре, — суть кости да жилы тела всего державного! Вот и кидай нас в ту яму — заодно с самим собою и всем твоим государством! Тьфу на тебя! Не царь, а сущая лесная марь112!

А эти ближние его — всякие там Глинские, Мстиславские, Бельские, Воротынские, Шереметевы, Морозовы, Палецкие, Захарьины, Юрьевы

и с полсотни других фамилий?! Эти-то чего шубы свои родовые княжеские да боярские под ножки царьку новоявленному подостлали? Думают — от рабов своих прочих отличит? Погодите, недоумки трусливые, погуляет еще топор царя вашего по башкам же вашим безмозглым! Погуляет — как сейчас вижу… да радуюсь заранее… Да и то сказать — не самых родовитых пригревает мальчишка глупый! Предки вот мои дальние куда выше многих из них сиживали да местами своими только и сойтись могут что с самыми первыми князьями русскими! Коли посчитать поголовно всю родню мою княжескую…

На этом высокие и мудрые мысли князя Бориса были внезапно прерваны слабым скрипом двери.

Князь невольно вздрогнул и обернулся.

На пороге стоял сын Алексей.

— Слава богу, — облегченно вздохнув, проговорил князь Борис и тро-

екратно перекрестился. — На третьи сутки дело уж пошло… Ну, говори, княжич! Заждался я тебя. — Княжич, однако, безмолвно стоял у двери,

широко расставив ноги, заложив руки за спину и опустив голову на грудь.

— Ну!