Ефим Лехерзак - Москва-Лондон

• Название: Москва-Лондон
• Автор: Ефим Лехерзак
• Жанр: Исторические приключения

---

о выходе их сиятельств графинь де Вервен и о начале всей церемонии свершения приговора верховного суда графства…

…Когда Чанслер и Смит рассказали старшей графине о происшествии

в таверне «Ангелочек Жан», она хохотала до слез.

— Ах вы мои дорогие проказники! — сквозь смех говорила она. — Это была превосходная шутка! Жаль только, что вы не взяли меня с собой, —

учтите это наперед.

Но когда она узнала о том, что произошло в одной из ее деревень, и о той роли, которую играет за спинами своих повелительниц их первый министр, месье Роже Дюран, больше известный в народе под кличкой Вампир, лицо ее вдруг вытянулось, губы плотно сжались, глаза потемнели и словно потухли, а брови вытянулись над сморщившейся переносицей — графиня будто вошла в свой возраст.

— Я никогда не верила этой семейке, — проговорила она, усаживаясь

в кресло напротив ярко пылавшего камина и протягивая руки к огню. — Особенно противен был мне именно этот ее представитель. Я ведь знаю его с самого рождения… Я всегда чувствовала, что он во всем лжив и обманывает нас, но мы бываем здесь так редко… даже не каждый год… и очень недолго. Вы знаете, что у нас множество всевозможных доходных предприятий по всей Европе. За ними нужен очень зоркий глаз. Ведь для того чтобы они обогащали нас, мы должны держать в своих руках троны тех монархов, в государствах которых они находятся. Мы постоянно должны находиться на кухне большой европейской политики. Поверьте, нелегко было придать внешний и внутренний облик и лоск нашего родового заведения «Жемчужина Шельды». У нас много забот. Гораздо больше, чем все это себе представляют. Мы ведем крайне напряженную и активную жизнь, расписанную по часам,

а зачастую — и по минутам. Блеск же нашей «Жемчужины» — это лишь великолепная скорлупа, внутри же — почти всегда сумрачно, как в этот январский день… — Она долго молчала, сидя в кресле с закрытыми глазами. Потом вновь заговорила: — В этом несчастном графстве давно уже, а вполне возможно — и всегда, фактически правят Дюраны. От имени графов и графинь они издают законы, вводят налоги и сами же их собирают, назначают себя министрами и советниками, денно и нощно обирают нас и обогащаются сами. Прекрасно зная все это, мы уже давно тяготимся этим злосчастным графством. Ведь, помимо всего прочего, оно ежегодно обходится нам в пять-десять тысяч экю.

— Оно приносит вам такие огромные убытки? — изумился Смит.

— О да, мой мальчик, — и я всегда догадывалась о причине этого. Но оно нам совершенно необходимо по очень многим и очень важным обстоятельствам, мы дорожим обладанием этим графством и ради этого охотно тратим на него свои деньги. Но при этом мы думаем только об интересах нашего рода и, увы, совершенно сбросили со счетов то обстоятельство, что от нас зависят жизни и состояния многих тысяч людей. Мы просто никак не можем признать за истину, что мы еще и сеньоры, государи… ну, государыни… хотя и не слишком уж большие, настоящие… К несчастью, я лишь теперь поняла, насколько велика наша вина перед людьми этого несчастного графства… нашего графства. Я думаю, что Господь Бог сможет простить нас только тогда, когда мы, графини де Вервен, сделаем всех людей нашего графства счастливыми, а их хозяйства — процветающими. Мы вполне

в состоянии сделать это, мы обязаны сделать это, и мы сделаем это. Надеюсь, вы поможете нам в этом, дети мои?

— О, матушка! — возбужденно воскликнул Чанслер. — Вы — святая женщина! Приказывайте — мы ведь ваши сыновья!

— Это каждый вам скажет, — взволнованно проговорил Смит. — Что мы должны сейчас делать?

— Немедленно арестуйте этого негодяя, — жестко приказала графиня, поднимаясь с кресла. — А заодно — и всю эту мерзкую семейку. Боюсь, более удачного момента осушить это болото может не представиться еще

сто лет. Править отныне своим графством будем мы, графини де Вервен,

и править по-настоящему… а мы умеем это делать… и наши люди очень скоро почувствуют это. Далее, разыщите, в каком из подземелий замка находится наша тюрьма, найдите моих судей, палача и все такое прочее. Когда закончите следствие, подумаем о приговоре. На некоторое время я передаю вам, дети мои, всю полноту власти в своем графстве. Да, кстати, попробуйте заодно навести хоть какой-нибудь изначальный порядок во всех наших государственных делах, отыщите новых людей для всех ступеней управления, полностью замените весь придворный штат, сократив его до абсолютного минимума, полюбопытствуйте, что собой представляет наша армия

и есть ли она вообще, проверьте нашу казну и… Ах, дорогие мои, сколько дел свалилось на вас, а ведь вы наши самые дорогие гости, какие только могут быть на этом свете! Но, увы, нам больше неоткуда ждать помощи. Представьте себе, что на этот раз турки взяли в плен сразу всех трех графинь де Вервен.

— Клянусь вам, дорогая матушка, мы сделаем все, что сможем, — заявил Ричард взволнованно. — Но прежде чем мы отправимся выполнять все ваши приказания, скажите, ради Бога, как чувствует себя моя Диана?

— Хорошо… да, хорошо. Чего никак не могу сказать о ее матери, моей дорогой дочери. Она очень сильно простудилась и задыхается от насморка

и кашля. К тому же у нее сильный жар. Так что старая графиня должна лечить двух молодых. Но мне следует присматривать и за ходом спасения этой несчастной девочки… Люси, кажется… если, конечно, она еще жива, бедняжка… Ах, и мне, как видите, хватит работы, дети мои. Ну, за дело! В случае необходимости найдите меня в любое время суток. Благослови вас Господь!

Вероятно, как и все подобные сооружения в мире, замок Вервен начинали строить с тюрьмы. А поскольку было это в XIII веке и о комфорте заключенных имели тогда весьма своеобразное представление, постольку желающих посетить это место вторично было крайне мало, а случаи побегов скорее носили мифический, легендарный характер, чем имели место

в действительности, ибо из такой тюрьмы нельзя было бы убежать даже

во сне. Уж чего-чего, а тюрьмы тогда строить умели. Впрочем, кажется,

не только тюрьмы…

Тюрьма замка Вервен представляла собой длинный сводчатый каменный мешок без каких-либо источников света с полутора десятками невысоких нор для заключенных. Кроме того, преступник приковывался за обе ноги к тяжелой, неподъемной цепи, а лежать должен был на ледяном, одурманивающе зловонном каменном полу, поскольку испражняться приходилось тут же. Это был уже не этот свет…

Специальный камин с полками для накаливания орудий пыток, всемирно знаменитая дыба, козлы для удобства работы палачей, наборы кнутов, прутьев, игл, щепок для забивания их под ногти пальцев рук и ног, веревок с петлями и без оных, скребниц для сдирания кожи кусками и лентами, струбцин для зажима и дробления любых частей и органов человеческого тела — все это и очень многое другое было сейчас разложено, развешено

и расставлено по всем канонам тюремно-пыточной технологии и терпеливо ожидало своего применения.

Сбоку от входа, под четырьмя большими масляными светильниками, был установлен большой и массивный дубовый стол, за которым восседал верховный судья графства и двое других судей, его помощников. Трое писарей сидели за другим столом, поменьше и сбоку. Все судьи были сейчас

в глухих черных мантиях, а писари — в монашеских одеяниях. У огня, готовя свои многочисленные приборы и инструменты к работе, неторопливо священнодействовал небольшого роста, совершенно квадратный человек

в глухой кроваво-красной рубахе и кожаном жилете — ясно, палач. Рядом — молодой верзила, помощник палача по горячим пыткам и сдиранию кожи. Другой великан в кожаном фартуке — помощник палача по костоломанию и выдергиванию всяческих членов и органов из тел допрашиваемых. Только что родившийся на свет божий безгрешный ангел в этом месте и в этих руках непременно признает себя виновным во всех преступлениях и грехах рода людского!

Да, из подобных тюрем выходили только виновные и, следовательно, осужденные. Ибо осуждение — следствие признания, гласили законы того времени, а признание, считалось, — крик и раскаяние души, до которой простыми словами, как известно, не добраться. Признание! Любой сатрап, тиран, государь и даже местный управитель спокойно и бестрепетно одной рукой держит за волосы отрубленную голову своего соперника или противника, а другой — его признание в своих прегрешениях. Признание! Добыча его загнана в глухие и тайные подземелья, чтобы на поверхность выйти

в белоснежных одеяниях Истины, Справедливости и Назидания. Тираны до тех пор будут безгрешны и бессмертны, пока в их руках находятся признания их жертв…

…Месье Роже Дюран, доставленный сюда вчера поздним вечером в абсолютно невменяемом состоянии, провел ночь в одной из нор тюремного подземелья, где четкая и слаженная работа мысли восстанавливается неизмеримо быстрее, чем в любых других условиях. «Погиб», — твердо и здраво решил он. Видимо, эта мысль настолько успокоила его, что он повернулся на другой бок, подложил руки под щеку, как любил спать с самого рождения, и захрапел сном тяжело и много поработавшего человека.