Александр Осокин - Великая тайна Великой Отечественной. Ключи к разгадке

• Название: Великая тайна Великой Отечественной. Ключи к разгадке
• Автор: Александр Осокин
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9691-0502-7

Почему 22 июня 1941 года обернулось такой страшной катастрофой для нашего народа? Есть две основные версии ответа. Первая: враг вероломно, без объявления войны напал превосходящими силами на нашу мирную страну. Вторая: Гитлер просто опередил Сталина. Александр Осокин выдвинул и изложил в книге «Великая тайна Великой Отечественной» («Время», 2007, 2008) cовершенно новую гипотезу начала войны: Сталин готовил Красную Армию не к удару по Германии и не к обороне страны от гитлеровского нападения, а к переброске через Польшу и Германию к берегу Северного моря. В новой книге Александр Осокин приводит многочисленные новые свидетельства и документы, подтверждающие его сенсационную гипотезу. Где был Сталин в день начала войны? Почему оказался в плену Яков Джугашвили? За чем охотился подводник Александр Маринеско? Ответы на эти вопросы неожиданны и убедительны.

---

Мы шли всю ночь и весь день и только в середине следующего дня, едва передвигая ноги, увидели тяжелые форты и стены Каунаса… В знойном мареве расплывался над городскими крышами дым, чадили не потушенные пожары. Мы не знали, что сталось с нашими семьями после первой бомбежки, не знали, цел ли мост через широкий Неман или нам придется переправляться на подручных средствах…

Не доходя несколько километров до Каунаса, мы увидели сожженный разбитый аэродром…

(Неман – Волга – Дунай. М.: Воениздат, 1961, c. 5—24)

Воспоминания замполита 5-й стрелковой дивизии полкового комиссара Петра Васильевича Севастьянова дают яркую и правдивую картину происходившего близ границы на рассвете и в течение дня 22 июня 1941 г. Причем в них нет никакой путаницы в том, кто как себя вел и из-за кого в частях и подразделениях не было боеприпасов. Все кристально ясно: никаких предателей-генералов, которые якобы мечтали на блюдечке поднести Гитлеру советские территории, никаких пьяниц и раздолбаев – начальников артснабжения, из-за чьей халатности в части якобы не завезли снаряды, патроны и бензин. Это приказы из штаба округа, дублируемые штабом корпуса, требовали сделать всё, чтобы не допустить боя, для этого всё и убирали. За всем этим лишь одна фамилия – Диброва, а ведь он участник последнего предвоенного самого секретного совещания в кабинете у Сталина!

А вот комдив Озеров и полковой комиссар Севастьянов не выполнили приказ командования – оставили снаряды и патроны и дали бой напавшему на нашу страну врагу, да еще какой! Приведенные отрывки из воспоминаний генерал-майора П. В. Севастьянова убедительно показывают, какой отпор могли получить немецко-фашистские войска по всей советско-германской границе, несмотря на десятки причин, которыми объясняют катастрофу 22 июня в своих научных исторических статьях и самодеятельных версиях многие современные авторы.

Но из рассказа Севастьянова вырисовывается главная причина, так упорно скрываемая много лет от детей и внуков тех, кто погиб, пропал без вести, был ранен, попал в плен и в окружение или с боями отступал в те страшные дни, – от нас с вами!

* * *

С. М. Борзунов, полковник в отставке, член Союза писателей СССР c 1973 г.:

…Уже шел июнь 1941 года. Наша 32-я тяжелая танковая дивизия 4-го мехкорпуса 6-й армии Киевского Особого военного округа только еще формировалась. Ее полки дислоцировались вблизи западной границы, начиная от Перемышля и до Равы-Русской. Командование дивизии, пограничники и пехотинцы 99-й стрелковой дивизии с тревогой наблюдали, как по ту сторону реки Сан с каждым днем становилось все больше немецких войск.

Полковник Е. Г. Пушкин, командир дивизии, несмотря на запрет высшего командования, под предлогом обкатки новой техники и танков КВ и ИС, а также для слаженности танковых экипажей решил провести дивизионные тактические учения. С этой целью в ночь на 20 июня в дивизии была объявлена боевая тревога.

В отличие от других подобных она отличалась тем, что командному и политическому составу предписывалось взять с собой так называемые тревожные чемоданы. Стало ясно: возможно, предстоят бои. Семейные командиры прощались с женами и детьми, я же стал собираться. Вместе с походным чемоданом взял с собой подаренную в минувшем году командующим округом генералом армии Г. К. Жуковым гармошку, в карман гимнастерки положил фотографию отца, участника Первой мировой войны, кавалера Георгиевского креста и медали «За храбрость», погибшего под Воронежем в годы Гражданской войны… Так для меня началась война…

Хотя по должности я был литературным сотрудником редакции дивизионной газеты, меня на время учений назначили заместителем командира по политической части одного из танковых подразделений. Хорошей тренировкой это оказалось на будущее…

В ночь на 22 июня наша танковая рота и группа десантников расположились на опушке леса недалеко от знаменитой крепости Перемышль и реки Сан.

На мою долю выпала дополнительная обязанность – дежурить у телефона. Так что спать мне не довелось. Как же прекрасно было то последнее мирное летнее утро! Над головой простиралось изумрудно-голубое небо, на разные голоса щебетали птицы, где-то на старой сосне усердно стучал дятел.

И вдруг утреннюю тишину расколола артиллерийская канонада, залаяли минометы, по всей границе разразилась ружейно-пулеметная стрельба. В небе появилась армада фашистских самолетов. Так наши не начавшиеся учения переросли в настоящие бои.

[16, c. 18]* * *

Маршал артиллерии Н. Д. Яковлев:

…Назначение начальником ГАУ[56] было довольно почетным повышением, но очень уж неожиданным. Ведь всю свою службу до этого я прошел строевым артиллеристом и к вопросам, входящим в круг деятельности ГАУ, почти никакого отношения не имел. Кроме, пожалуй, лишь того, что артиллерийское снабжение округа имело двойное подчинение. С одной стороны, в округе – мне, как начальнику артиллерии, с другой – ГАУ.

…Артиллерия Киевского Особого военного округа по состоянию боеготовности в 1940 году вышла на первое место в артиллерии РККА. Этим я не мог не гордиться. И вот теперь, в преддверии неизбежной войны, мне приходилось оставлять строевую артиллерийскую службу. Уходить от повседневной заботы о ней, менять привычное и знакомое дело на малоизвестное. И это меня беспокоило…

К 19 июня (1941 г. – А. О.) я уже закончил сдачу дел своему преемнику и почти на ходу распрощался с теперь уже бывшими сослуживцами. На ходу потому, что штаб округа и его управления в эти дни как раз получили распоряжение о передислокации в Тернополь и спешно свертывали работу в Киеве.

21 июня около 14 часов приехал в Москву. Буквально через час уже представлялся наркому обороны Маршалу Советского Союза С. К. Тимошенко. В кабинете наркома как раз находился начальник Генштаба генерал армии Г. К. Жуков. Мы тепло поздоровались. Но С. К. Тимошенко не дал нам времени на разговоры. Лаконично предложил с понедельника, то есть с 23 июня, начать принимать дела от бывшего начальника ГАУ Маршала Советского Союза Г. И. Кулика. А уже затем снова явиться к нему для получения дальнейших указаний.

Во время нашей короткой беседы из Риги как раз позвонил командующий войсками Прибалтийского военного округа генерал Ф. И. Кузнецов. Нарком довольно строго спросил его, правда ли, что им, Кузнецовым, отдано распоряжение о введении затемнения в Риге. И на утвердительный ответ распорядился отменить его.

Здесь интереснее даже не то, что нарком распорядился отменить введение затемнения в Риге – он в этот день все отменял, что могло немцев «спровоцировать», – а то, что из пяти западных военных округов ввели затемнение только лишь в ПрибОВО! На взгляд автора, причина этого в том, что именно ПрибОВО находится ближе всего к Англии и в момент начала Великой транспортной операции с 20 июня он мог подвергнуться атаке английской авиации. Любопытно отметить, что единственным местом, где до начала войны все-таки успели ввести затемнение, был Севастополь, тоже военно-морская база, подвергшаяся, по мнению автора, 22 июня 1941 г. налету английских бомбардировщиков.

…Продолжения этого телефонного разговора я уже не слышал, так как вышел из кабинета наркома и из его приемной позвонил Г. И. Кулику. Тот согласился начать сдачу дел с понедельника, а пока предложил к 20 часам приехать в ГАУ и неофициально поприсутствовать на совещании, связанном с испытаниями взрывателей к зенитным снарядам.

На совещании собралось около 30 человек военных и гражданских лиц. Для меня все на нем было ново. Примостившись в углу кабинета, я с недоумением осматривал непривычные штатские пиджаки среди гимнастерок военных. И это можно было понять, ведь за моими плечами было почти двадцать пять лет армейской службы с ее известным порядком и формой обращения. А здесь…

Г. И. Кулик почему-то ни с кем меня не познакомил. То ли потому, что, являясь заместителем наркома обороны и Маршалом Советского Союза, не счел удобным это сделать. Ведь он-то, видимо, хорошо понимал, что сдает должность начальника ГАУ вопреки своему желанию. И кому! Какому-то малоизвестному генералу из войск!

Поэтому, вероятно, и счел, что ему не к лицу рекомендовать такого преемника. Но это, как говорится, было его дело. Важно, что я все-таки присутствовал на данном совещании.

Г. И. Кулик вел совещание с заметной нервозностью, но высказывался крайне самоуверенно, вероятно надеясь, что авторитет его суждений обязан подкрепляться высоким служебным положением и званием маршала.

Слушая путаное выступление Г. И. Кулика, я с горечью вспоминал слышанное однажды: что он все же пользуется определенным доверием в правительстве, и прежде всего у И. В. Сталина, который почему-то считал Г. И. Кулика военачальником, способным на решение даже оперативных вопросов. И думалось: неужели никто из подчиненных бывшего начальника ГАУ не нашел в себе смелости раньше, чем это уже сделано, раскрыть глаза руководству на полную некомпетентность Г. И. Кулика на занимаемом им высоком посту?