Люциус Шепард - Красавица дочь добытчика чешуи

• Название: Красавица дочь добытчика чешуи
• Автор: Люциус Шепард
• Издательство: АСТ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1997
• ISBN: 5-15-000312-3

С незапамятных времен городок Хэнгтаун располагался на спине дракона Гриауля, что правил долиной Карбонейлс, вмешивался в судьбы населявших ее людей и диктовал свою волю, внушая те или иные мысли.

Кэтрин была дочерью одного из добытчиков чешуи, у нее начисто отсутствовал мрачный взгляд горожан на жизнь, их пугливая настороженность. Может все это и послужило толчком к странной цепи событий, которые начались с убийства, а закончились тем, чтo Кэтрин попала внутрь дракона Гриауля…

---

— Я, наверное, не то сказал, — пробормотал он. — Простите. Я не хотел вас смущать.

— Я не… То есть… — Она рассмеялась. — Я отвыкла от нормального общения.

Он улыбнулся, но промолчал.

— Что такое? — спросила она резко, решив, что он смеется над ней.

— Простите?

— Чему вы улыбаетесь?

— Если вам будет приятнее, я могу нахмуриться.

Кэтрин опустила голову, чтобы он не видел краски, которая бросилась ей в лицо, растерла пасту на медной тарелке, отделанной по ободу мелкими алмазами, затем скатала ее в шарик.

— Я пошутил, — сказал Джон.

— Знаю.

— Что случилось?

Она помотала головой:

— Ничего.

— Послушайте, — не отступал он. — Я не хотел сделать вам больно, честное слово. Что я такого натворил?

— Вы тут ни при чем. — Кэтрин вздохнула. — Я просто никак не могу привыкнуть к вашему присутствию здесь, вот и все.

Снаружи донеслось лепетание филиев, спускавшихся по веревкам на дно пещеры.

— Понимаю, — проговорил он. — Я… — Он замолчал и уставился в пол, его толстые пальцы ощупывали записную книжку.

— Что вы собирались сказать?

— Вы заметили, чем мы занимаемся? — Он откинул голову и расхохотался. Только и делаем, что объясняемся, как будто боимся обидеть друг друга не тем словом.

Она посмотрела на него, встретилась взглядом и отвернулась.

— Но не такие уж мы и хрупкие, — продолжал он, потом добавил, словно поясняя: — Не такие уж уязвимые.

Они вновь встретились взглядами, и на этот раз отвернулся Джон, а улыбнулась Кэтрин.

Если бы она и не догадывалась о том, что влюблена, то рано или поздно сообразила бы, как обстоят дела, хотя бы по тому, как изменилось ее отношение к Гриаулю. Она теперь как бы видела все в новом свете. К ней возвратилось давнее восхищение размерами и чудесами Гриауля, и она с удовольствием открывала тайны дракона Джону: показывала ему ласточек, которые никогда не взмывали в небо; демонстрировала сверкающее драконье сердце; пещерку, где рос призрачный виноград (и откуда она поспешила удалиться); крохотную полость у самого сердца, освещенную не золотистой кровью Гриауля, а тысячами белых паучков-светляков, что сновали по ее потолку, образовывая на нем своего рода созвездия. Именно в той полости они впервые поцеловались. Кэтрин поначалу целиком отдалась охватившему ее восторгу, но потом вырвалась из объятий Джона, ошеломленная чувствами, которые внезапно нахлынули на нее, знакомыми и давно позабытыми, обескураженная тем, как быстро ее фантазии слились с действительностью. Кэтрин выбежала из полости, предоставив Джону, который все еще прихрамывал, добираться домой самому.

Остаток того дня она избегала его и сидела, поджав колени, на лоскуте персикового шелка у отверстия посередине пещеры, в которой располагалась колония, а вокруг мельтешили одетые в роскошные лохмотья филии. Некоторые из них угадали настроение Кэтрин и теперь толпились рядом с ней, изредка прикасаясь к ее одежде. Они издавали скулящие звуки, которые на их языке выражали сочувствие. Собачьи лица филиев были грустными, и, словно заразившись их печалью, Кэтрин заплакала. Она оплакивала свою неспособность совладать с любовью, всю свою безрадостную жизнь, дни, недели, месяцы и годы, проведенные в теле дракона; и в то же время чувствовала, что ее тоска — это тоска Гриауля, обреченного на вечную неподвижность. При мысли о том, что дракон, подобно ей, страдает от безысходности, слезы Кэтрин высохли сами собой. Она никогда раньше не воспринимала Гриауля как существо, которое заслуживает сострадания, да и сейчас не стала относиться к нему иначе, но, подумав о том, какой паутиной древней магии опутан дракон, девушка упрекнула себя, что дала волю слезам. Она осознала вдруг, что плакать можно по любому, даже самому счастливому поводу, если видишь мир не таким, какой он есть; но когда ты различаешь все многоцветие тонов и оттенков, то, понимая, что всякий человеческий поступок может обернуться бедой, хватаешься за первую подвернувшуюся возможность действовать, сколько бы малореальным ни казалось достижение цели. Так и поступил Гриауль, который, будучи обездвиженным, сумел найти способ воспользоваться своей силой. Это неожиданное сравнение себя с Гриаулем даже рассмешило Кэтрин. Стоявшие поблизости филии тоже расхохотались. Один из них, самец с клочьями седых волос на голове, придвинулся к девушке.

— Кэтрин щас веселить с мы, — проговорил он, крутя пальцами пуговицу своего грязного, расшитого серебром камзола. — Хнычь уже нет.

— Нет, — сказала она. — Хныкать я больше не буду.

На другом краю отверстия обнимались множество раздетых догола филиев, мужчины натыкались на мужчин, приходили в раздражение, колошматили друг друга, но тут же успокаивались, едва им попадались самки. Раньше Кэтрин наверняка бы возмутилась, но то было раньше. С точки зрения стороннего наблюдателя, обычаи филиев не вызывали ничего, кроме отвращения. Кэтрин теперь жила вместе с ними и наконец-то приняла это как данность. Она поднялась и направилась к ближайшей корзине. Старик последовал за ней, чинно расправляя на ходу отвороты камзола; он как будто назначил себя глашатаем и объявлял всем встречным:

— Хнычь уже нет! Хнычь уже нет!

Подъем в корзине походил на перемещение от одной театральной сцены к другой, причем на всех на них разыгрывалась, похоже, та же самая пьеса: бледнокожие существа валялись на шелковых подстилках и забавлялись драгоценными безделушками. Кэтрин подумала, что, если не обращать внимания на вонь и атмосферу обветшания, можно представить, будто находишься в каком-нибудь экзотическом королевстве. Прежде ее поражали размеры колонии и свойственная ей гротескность, а сейчас сюда добавилось богатство. Интересно, мелькнула у девушки мысль, у филиев просто не было возможности раздобыть другую одежду или тут опять вмешался Гриауль и по странной прихоти облачил отребье рода человеческого в наряды королей и придворных? На душе у Кэтрин было легко, но, когда корзина почти достигла того уровня, где помещалось ее жилище, она заволновалась. Сколько лет прошло с тех пор, как она была с мужчиной! Быть может, она не сумеет его удовлетворить…

Она привязала корзину к специальному крюку, выбралась на помост, глубоко вздохнула, проскользнула в дверь между занавесок и плотно задернула их за собой. Джон спал, укутавшись до подбородка в меха. В полумраке комнаты его лицо с отросшей за последнее время щетиной приобрело выражение необычной умиротворенности, какая присуща разве что погруженному в молитву монаху. Она решила было не будить его, но сообразила, что это проявление нервозности, а никак не участия. Нужно было как-то преодолеть ее, справиться с собой как можно быстрее. Кэтрин разделась и встала над Джоном, чувствуя себя так, будто сбросила нечто большее, чем просто одежду. Потом она скользнула под мех и прижалась к Джону. Он пошевелился, но не проснулся, и она даже обрадовалась этому, ибо мысль, что она придет к нему как бы во сне, доставила ей необъяснимое наслаждение. Он повернулся на бок, лицом к ней, и она тесно прильнула к нему, удивляясь собственному возбуждению. Джон пробормотал во сне что-то неразборчивое, но ее возбуждение уже передалось ему, она почувствовала твердость его фаллоса, приняла его в себя и начала медленно двигаться навстречу, и еще раз, и еще, и еще… Ресницы Джона дрогнули, он изумленно открыл глаза. Его кожа в полумраке отливала золотом.

— Кэтрин, — выдохнул он, и она коротко рассмеялась в ответ, потому что ее имя прозвучало у него как заклинание.

Он обнял ее теснее, она откинула голову, закрыла глаза и сосредоточилась на своих ощущениях. Неожиданно она проговорила: «Подожди», и он замер в неподвижности, а Кэтрин без сил откинулась на шелк, испуганная захлестнувшей ее волной наслаждения.

— Что случилось? — прошептал он. — Ты не хочешь?..

— Подожди… подожди немного. — Вся дрожа, она прижалась лбом к его лбу, потрясенная тем, что он творил с ее телом: она то как будто парила над полом комнаты, то, когда он шевелился или проникал глубже, на нее словно наваливался тяжкий груз и она тонула в прохладных шелках.

— Ты в порядке?

— М-м-м… — Она открыла глаза. Его лицо было совсем рядом, в каких-то дюймах, и Кэтрин подивилась тому, что ей кажется, будто они с Джоном знакомы уже очень давно.

— Что? — спросил он.

— Да так, думаю.

— О чем?

— О том, кто ты такой. Странно: глядя на тебя, я уже знаю ответ. — Она провела пальцем по его верхней губе. — Кто ты?

— Ты же сказала, что знаешь.

— Может быть… Но ничего конкретного, кроме того, что ты был профессором.

— А тебе нужны подробности?

— Да.

— Я рос сорванцом, — начал он, — отказывался есть луковый суп и никогда не мыл за ушами.

Он притянул ее к себе, поцеловал в губы и в глаза и снова, медленно и глубоко, вошел в нее.