Роберт Фулгам - Все самое важное для жизни я узнал в детском саду

• Название: Все самое важное для жизни я узнал в детском саду
• Автор: Роберт Фулгам
• Издательство: Журнал "Иностранная литература" 1990 № 10
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1990

---

Где-то на небесных отборочных пунктах, видимо, случилась невообразимая ошибка, и в результате дух Хайхо-Ламы переселился в Илию Шварца — тут у меня сомнений нет.

Впервые я об этом догадался, когда понес в починку свои старые туфли из мягкой кожи. Их надо было полностью обновить. Работенка немалая. Илия тщательнейшим образом осмотрел туфли и с сожалением в голосе объявил, что чинить их уже бесполезно. Пришлось, увы, принять этот горький приговор. Потом Илия взял туфли и скрылся где-то в глубине мастерской. Я ждал и недоумевал. Илия вернулся с коричневым пакетом, в котором лежали мои туфли. Наверное, чтобы мне нести было удобнее, подумал я.

В тот же вечер дома я. заглянул в пакет и обнаружил гостинцы и записку. В каждой туфле лежало по шоколадному печенью, завернутому в вощеную бумагу. А записка была такая: «То, что делать бесполезно, можно делать кое-как. Поразмыслите над этнми словами. Илия Шварц».

Вот вам и послание от Хайхо-Ламы.

А монахи пусть продолжают поиски. Потому что им я ни за что не скажу — ламы нам самим нужны, все, какие только есть.

Переезд больно ударяет по моему представлению о себе. Не скрою: приятно думать, что я вполне опрятен и аккуратен. Но вот наступает прощальный момент, когда все вещи и мебель уже вынесены; я возвращаюсь взглянуть напоследок, не забыл ли чего, и вдруг вижу, что на полу всюду полно ПЫЛИ! И где стоял письменный стол, и где стоял книжный шкаф, и где стояла кровать, и в углу, где стоял комод.

Пыль. Свалявшаяся в серые, безобразные мохнатые комки пыль.

Посмотри-ка, сколько грязи, говорю я себе. Выходит, не такой уж я опрятный и чистый. А что сказали бы соседи? А что сказала бы мама? А если они это все увидят? Надо скорее тут подмести! Надо все вымести. Всякий раз, когда переезжаешь, обязательно остается Пыль. И откуда она только берется!

Я вычитал в одном медицинском журнале, что в какой-то лаборатории проводили анализ этой Пыли. И хотя там исследовалась аллергия, результаты по-своему интересны не только врачам.

Установлен состав пыли: частички шерстяной и хлопчатобумажной ткани, а также бумаги, останки насекомых, остатки пищи, растений, листьев деревьев, пепел, микроскопические споры грибков, одноклеточные организмы и множество всяких мелких частиц, в основном, естественного, органического происхождения.

Но тут перечислены лишь второстепенные компоненты; основных же источников всего два: люди — их волосы и чешуйки отмершей кожи — и метеориты, распавшиеся на мельчайшие кусочки при столкновении с атмосферой. (Кроме шуток — они действительно каждый день тоннами падают на Землю.) Иными словамн, то, что есть под кроватью, книжным шкафом, туалетным столиком и комодом, — главным образом я сам и звездная пыль.

Один ботаник рассказал мне, что если набрать в колбу Пыли, добавить води, посадить семечко и поставить колбу на солнце, то семечко будет расти прямо на глазах. А если ту же колбу поставнть в темное, влажное место, в ней вырастут грибы. Ну а кто их съест, у того сразу в глазах и темно станет, н звезды засияют.

Если же очень хочется увидеть целое облако настоящей звездной пыли, нужно снять с кроватн простыню, хорошенько ее встряхнуть в темной комнате, а затем включить электрический фонарик. Вот она! Переливается, как снеговичок в стеклянном шаре у бабушки на камине. Падает Лондонский мост, падаю я, падают звезды. Говорят, все на свете падает, чтобы потом возродиться.

Ученые доподлинно установили, что люди рождены от звезд. Люди — это звездная Пыль. Значит, там, под письменным столом, я незаметно возвращаюсь к своим истокам. Воссоединяюсь с Пылью нашей Вселенной и превращаюсь в нечто новое и неведомое. Теперь я с особым уважением отношусь к тому, что происходнт в укромных уголках и щелях моей — именно моей — комнаты. Там не мусор и не просто пыль. Там — мой союз с космосом.

Священник обязан, кроме всего прочего, быть рядом с умирающими и усопшими. В больничной палате, в морге, в похоронном бюро, на кладбище. То, что я знаю об этом, наложило особый отпечаток на мое восприятие остальных сторон жизни, То, что я знаю об этом, объясняет, почему я не стану тратить жизнь на то, чтобы, скажем, подстригать газон, или мыть машину, или подметать опавшую листву, или убирать постели, или чистить обувь, или мыть посуду. По той же причине я не стану гудеть и сигналить, если при зеленом свете замешкался водитель стоящей впереди машины. И по той же причине не убиваю пауков. Зачем, да и когда все это делать? На кладбищах и в подобных им местах я кое-что понял и именно поэтому иногда заглядываю в таверну под названием «Бизон».

По сути, таверна «Бизон» олицетворяет собой беспородную Америку. По субботам таверна от нее просто ломится. К одиннадцати вечера масса элементарных частиц американского общества становится критической. Катализатором служит их любимый ансамбль «Огневые парни». Восемь хиппи, словно мухи в янтаре, застывшие в эпохе своего расцвета — в конце шестидесятых. Они играют донельзя заводной фолк-рок, да с такой страстью, что и хромой пустится и пляс. Беспородная Америка заходит в «Бизон» выпить пива, сразиться в бильярд и — самое главное — «поразмяться», то есть потанцевать. Потрястись, попрыгать, потопать, покуражиться, погорланить, да так, чтобы взмокнуть, — словом, потанцевать. Субботним вечером, когда «Огневые парни» заходятся в роке, а посетители — в танце, смерти просто нет.

В один из таких вечеров в таверну нагрянули местные рокеры. Обличьем им очень хотелось быть похожими на «Ангелов ада», и в этом они преуспели. Таких нарядов ни в одной костюмерной не сыщешь. Кроме того, и от них, и от их дам исходил такой аромат, что становилось ясно: мыло и вода в их жизни — гости не частые и не почетные, во всяком случае не ежедневные. Вслед за компанией явился индеец: постарше их, волосы заплетены в косички, на груди болтаются бусы, одет в безрукавку и безразмерные солдатские штаны, на ногах — спортивные тапочки. Лицо — страшнее не бывает. Запас слов у меня, конечно, большой, и я мог бы с фотографической точностью описать это лицо, если надо. Но как ни описывай — все сведется к одному: страшнее не бывает. Индеец не спеша потягивал пивко. Когда же «Огневые» с виэгом и воем грянули «Тюремный рок», индеец встрепенулся. Подрулил к одной из рокерш и пригласил ее на танец. Любая дама на ее месте наверняка отказалась бы, но эта, пожав плечами, приняла приглашение дивного кавалера.

Без лишних слов скажу: индеец — эта шатающаяся образина — т а н ц е в а л. Как он двигался! Без кривляний и выкрутасов, легко и свободно, в такт музыке, с уверенностью настоящего танцора. Он вертел партнершу и так и сяк, и до того непринужденно, что поневоле залюбуешься. Остальные пары постепенно уступили им место в центре. Но вот музыканты один за другим стихли, и только ударник продолжал выстукивать ритм. Рокеры вскочили и шумно потребовали, чтобы ансамбль играл дальше. И те снова заиграли. И индеец танцевал еще. В конце концов рокерша «сломалась» и рухнула кому-то на колени. А индеец продолжал танец в одиночку. Зрители хлопали в такт мелодии. Индеец начал танцевать со стулом. Зрители взревели от восторга. Ансамбль смолк. Благодарные зрители орали, топали, свистели. Индеец вскинул руки, требуя тишины, словно собирался произнести речь. Он взглянул на музыкантов, на зрителей и крикнул:

— Эй, чего ждете-то? ТАНЦУЙТЕ!

«Огневые» грянули по новой, и все точно ополоумели. Плясали кто где был: между столиками, у стен, у стойки бара, в туалетах, вокруг бильярда. Плясали на радость себе, индейцу, Богу и мамоне. Наперекор больничным палатам, моргам, похоронным бюро и кладбищам. И при виде такого танца смерть отступила.

— Эй, чего ждете-то? — крикнул нндеец. — Танцуйте!

— Эй, дружище! Соединительного провода не найдется?

— Найдется! Еще как найдется!

Так я повстречался с учителем английского языка и его прелестной женушкой. Как потом выяснилось, они из штата Айдахо, из города Нампа, в Сиэтл добрались в своем чудно́м автомобильчике иностранной марки. Утром стоял сильный туман, и пришлось включить фары, а выключить забыли, так весь день и ездили по городу… Аккумулятор теперь, конечно, на нуле. Нужен соединительный провод. Нужно подзарядиться. Нужен добрый самарянин, нужен милосердный помощник, который — сразу видно — знает, что́ с этими проводами надо делать. И добрая волшебница-Судьба послала им меня.

Настоящий мужчина должен об этих проводах знать все, правильно? Ведь это в генах заложено. Но среди мужчин попадаются недоразвитые и дегенераты, и ковыряться в моторе они не способны, ибо автомобильное нутро для них — китайская грамота.

Кроме того, меня спросили только об одном: «Не найдется ли соединительного провода?»; а умею я им пользоваться или нет — никто не спрашивал! Я-то думал, что как раз он знает, что с этим проводом делать: спрашивает уверенно, приехал аж из Айдахо, да и вид впечатляющий — бейсбольная кепочка и ковбойские сапоги. Такие люди уже в колыбели все знают о соединительных проводах. А он, должно быть, решил, что солидному, седобородому дяде в спортивных туфлях, да к тому же владельцу старенького «фольксвагена», просто на роду написано пользоваться соединительными проводами. В общем, достал я свои провода, и мы принялись важно расхаживать и, как подобает настоящим невозмутимым мужчинам, рассуждать о делах автомобильных. Под капот его драндулета заглянули — а аккумулятора-то и нет!