Павел Загребельный - Разгон

• Название: Разгон
• Автор: Павел Загребельный
• Жанр: Современная проза

Павло Загребельный - один из ведущих современных украинских писателей, автор многочисленных романов, вышедших на родном языке и в переводе на русский язык.

Многогранный талант Павла Загребельного позволяет ему масштабно решать в своем творчестве и большие темы исторического прошлого, и актуальные проблемы нашей современности.

Роман "Разгон" - художественное исследование истории того поколения, к которому принадлежит и автор. Это произведение о нашем сложном, прекрасном и героическом времени, в котором живут и трудятся, творят и мечтают, любят и побеждают герои книги - ученые, рабочие, колхозники.

Постановлением Центрального Комитета КПСС и Совета Министров СССР писателю Загребельному Павлу Архиповичу за роман "Разгон" присуждена Государственная премия СССР 1980 года.

---

Сколько помнит себя Карналь после университета, у него никогда не было ни единой свободной минуты. Его мозг работал даже во сне, это был какой-то сплошной кошмар, и кошмар тот с годами становился тяжелее, так как времени оставалось все меньше и меньше, приходилось чуть ли не красть крохи времени для размышлений - все остальное поглощала так называемая руководящая работа. Двадцать лет он начальник СКБ электронных машин. От зарождения, от первого дня, от нуля и вот до сегодня, когда уже изданы чертежи машин третьего поколения и на кульманах расчеты машин поколения четвертого.

Теперь еще и завод электронных машин. То ли СКБ присоединили к заводу, то ли завод присоединили к СКБ, образовалось научно-производственное объединение, и Карналь вынужден был стать его директором. Его успокаивали тем, что дадут сметливых заместителей. Никогда нет недостатка в тех, кто умеет успокаивать. Так же никогда нет недостатка и в заместителях. Заместителем по общим вопросам сделали Кучмиенко. В СКБ он заведовал сектором общих разработок. Карналь мечтал выгнать Кучмиенко уже через год после создания СКБ, для такого человека там не было ни места, ни работы, он способен был только испортить сделанное другими, возле него самые талантливые, самые умные становились бездарностями и дураками, это был не человек, а какой-то ходячий нивелятор, интегратор в направлении исчезновения любых способностей, от таких следует спасаться, как от чумы, но кто-то выдумал для Кучмиенко сектор общих разработок, и Карналь был бессилен. Иногда Карналю казалось, что и директором он сам был поставлен именно для того, чтобы Кучмиенко стал его заместителем. Кучмиенко, как медведь из известной притчи, идти за тобой не хочет, но и одного тебя не пускает. Ты прикован к нему, как Прометей к скале. Казалось бы, что может быть проще: возьми порви цепь, стань свободным. Ничего не получалось.

Кучмиенко позвонил по телефону:

- Я слышал, Петр Андреевич, что у тебя компликации с журналистами.

Он любил модные словечки. Карналь легко вообразил лицо Кучмиенко, широкое, тяжелое, от глаз тянутся какие-то странные валики жира, пивного цвета глаза не могут сосредоточиться ни на чем, так как их никогда не сопровождает мысль, дебелая спина угодливо выгнута даже перед телефонной трубкой, высокий, неуклюжий и... никчемный. Но его никчемность видит только Карналь, все другие почему-то ослеплены деланным добродушием Кучмиенко. Это длится уже много-много лет, целую вечность.

- С журналистами мы как-нибудь договоримся. У меня для этого есть Алексей Кириллович, - сказал Карналь, чтобы отвязаться от Кучмиенко.

- Мои кадры! - довольно засмеялся тот. Никогда не скрывал своих действий. Подсылая кого-нибудь к Карналю или подсаживая ему в ближайшие сотрудники, всегда хвалился: "Мои кадры!" Когда Карналь убирал этих людей из-за их непригодности, Кучмиенко находил еще похуже.

- Ты вот что, - сказал ему Карналь, - за тобой план социального развития объединения. Где он? Или ждешь, пока начнется следующая пятилетка? Кажется, договорились, что перспективный план разрабатывает твое ведомство.

Кучмиенко словно бы только и ждал этого, сразу зашуршал на том конце провода бумагами, стал перечислять:

- План будет из нескольких разделов. Первый: общая социально-экономическая характеристика объединения и его перспективные научные задачи. Второй: совершенствование социальной структуры коллектива...

- Погоди, - прервал его Карналь, - это я знаю. Все знают. А где разработки? Нужны конкретные разработки. Институт Патона, кстати, уже представил свой план.

- Так то институт Патона...

Карналь положил трубку, не слушая оправданий Кучмиенко, позвал Алексея Кирилловича. Тот вскользнул в кабинет, как тень, приблизился и не приблизился, был, наверное, между Карналем и Кучмиенко, между небом и землей, между присутствием и отсутствием, неуловимый и неопределенный человек, которого не обвинишь, но которым и не восхитишься.

- Что у нас сегодня? - спросил академик.

- Я связался с той журналисткой, - тихо сказал помощник. - Она уже здесь.

- Где?

- В приемной.

- Почему же меня не предупредили?

- Вы сказали, когда у вас будет "окно". Я выбрал.

Странная жизнь. Тебя даже не спрашивают. Находят "окна" в твоем времени и пихают туда кто что хочет. Каждый что-то требует от тебя, каждому что-то надобно, каждому должен давать, давать, и чем дальше, тем больше, становишься как бы своеобразным устройством, автоматом, который приводится в действие уже и не монеткой, а самыми разнообразными способами: телефонным звонком, голосом, взглядом, желанием, капризом, улыбкой, неуловимым настроением. О твоем же настроении никто не спросит.

- Хорошо, зовите, пусть войдет.

Алексей Кириллович выскользнул из кабинета, подмигнул заговорщически Анастасии, успел шепнуть ей на ходу: "Не в духе!" Тихо прикрыл за нею дверь, оставив с глазу на глаз с академиком. Карналь встал навстречу молодой женщине, предложил сесть.

- Меня вы знаете, - после первых слов приветствий сказал он, позвольте спросить, как я должен обращаться к вам.

- Меня зовут Анастасия.

- То есть Настя.

- Можно и так, но я бы хотела остаться Анастасией.

Высокая, худая. Карналь не любил высоких женщин, и вообще сейчас ему это было все равно.

- Слушаю вас.

- Ваш помощник...

- Оставим помощников.

- Редакция имеет намерение открыть рубрику "Рассказы известных людей об одном дне войны"...

- Как понимать: известных?

- Буквально.

- Но ведь я не маршал, не Герой Советского Союза.

- Вы академик. Вас могли убить, человечество утратило бы редкостный ум.

- Война не выбирала. Вполне вероятно, что миллионы намного более ценных умов утрачены трагически и бесповоротно.

- Вот поэтому-то воспоминания таких людей, как вы, имели бы особую ценность...

- К сожалению, моя профессия не дает возможности предаваться воспоминаниям. Не говоря уж о моем нежелании. Думаю, вы не станете меня вынуждать.

Анастасия бросила на него быстрый взгляд, во взгляде была почти ненависть, Карналь уловил это, подумал, что мог бы вести себя с девушкой поприветливее, но что-то ему мешало. Это уж было совсем невыносимо! Мало из него тянули идей, разработок, теорий, это требовало энергии, бессонных ночей, постоянного сверхчеловеческого напряжения - теперь хотят еще воспоминаний!

- Я слишком занятой человек, - сказал почти сурово.

- Человек не может быть в едином измерении.

- Спасибо, что объяснили.

- Вы разрешите хотя бы сфотографировать вас?

- Зачем?

- Мы не смогли дать ваше фото к отчету о встрече ученых с журналистами. У меня просто не вышел ваш снимок. Вы показались мне... не очень фотогеничным.

- Думаете, я стал фотогеничнее за эти дни?

- Тогда я не очень-то и старалась. Теперь попробую.

- Наверное, это страшно капительное дело: позировать.

- Не беспокойтесь. Эта камера автоматическая. Она все сделает сама.

- Тогда...

- Вы хотите спросить: зачем я здесь?

- Приблизительно.

- Заодно вам хочется выбросить и мою японскую камеру?

- Угадали.

- Знаете, мне тоже как-то неинтересно здесь. Может, и... моей камере. Вы просто на редкость неинтересный человек. Ничего поучительного. Ваш мозг вполне вероятно. Но как человек...

Карналь засмеялся. Так с ним давно никто не разговаривал.

Анастасия уже шла к двери. Так оно лучше. Он никогда не казнился, когда приходилось буквально выбивать себе крохи времени, отбиваясь от настырности и любопытства множества людей, которым просто нечего было делать. Эта девушка, похоже, принадлежит к той распространенной нынче категории людей, которые, абсолютно ничего не умея делать, готовы болтать обо всем на свете, выказывать информированность, делая вид, что именно они решают все проблемы.

- Кстати, моей дочке, пожалуй, столько же лет, сколько вам, неожиданно для самого себя сказал Карналь вдогонку Анастасии.

Она остановилась у двери, глянула на него без любопытства.

- Очевидно, я должна сказать, что моему отцу столько же лет, как и вам. К сожалению, это не играет никакой роли.

- Ошибаетесь, в этом мире все играет роль и все имеет значение. Для начала вы могли бы записать воспоминания о войне вашего отца.

- Он погиб.

- На войне? Но ведь...

- Вы хотите сказать, что тогда я не могла бы родиться? Он погиб, когда я училась в девятом классе. Испытывая новую военную технику.

- Простите, если причинил вам боль.

- Но о войне он не рассказывал мне никогда. Не знаю, почему. Может, собственным детям отцы никогда об этом не рассказывают. Мне кажется, что даже генералы рассказывают о войне лишь чужим детям - не своим. Пионерам, красным следопытам...

- А ваш отец?..

- Он был полковник.