Николай Вагнер - Преодоление

• Название: Преодоление
• Автор: Николай Вагнер
• Издательство: Пермское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1980

Жизнь и творчество Николая Николаевича Вагнера тесно связаны с городом на Каме — Пермью. Здесь он родился, учился, здесь в молодости работал на моторостроительном заводе, стал журналистом.

Первая книжка Н. Вагнера — повесть «Не той дорогой» — вышла в 1955 году. В последующее время он создает романы «Счастье рядом», «Преодоление», «Ночные смены», документальную повесть «За высотою высота».

Работал писатель и над созданием документальных книг из истории промышленных предприятий Перми, Березников, Соликамска, Кунгура, Чусового.

Его романы посвящены созидательному труду советских людей.

Герои романа «Преодоление» — гидростроители. В романе делается попытка проследить, как разительные перемены, вызванные масштабной стройкой, влияют на людей — творцов новой жизни.

---

— Не дури. Я спрашиваю, согласен ли принять институт?

— Я?! Институт! Ну нет. Шутишь ты или серьезно?.. Благодарю за доверие, но эта работа мне не по душе. Хочу проситься на стройку.

— Вон как! — удивился Соколков. — А ты все-таки подумай. Кроме тебя, кандидатуры не вижу.

Василий спешил. В аудиторию он вошел вовремя. Студенты собрались и ждали его. Это была последняя консультация перед экзаменом, и поэтому она началась бурно. Вопросы, как нарочно, сыпались без конца. «Вот уж воистину вознамерились нагреть шилом море. Ничего не поделаешь — надо растолковывать, доказывать, объяснять». Прошло более трех часов, когда студенты наконец-то устали, сникли и заметно потеряли интерес к решению задач. Василий пожелал им лучше подготовиться и отпустил домой. Теперь он мог идти к Лене. Только бы застать ее дома! Рассказать ей о встрече с Соколковым. Обрадовать…

Дверь открыл Борис. Лицо его было озабоченным.

— Проходите, — сказал он. — Катя в больнице, один вот хозяйничаю. У вас что-нибудь случилось?

— Да нет. Хотелось бы увидеть Елену Андреевну.

— Сам не знаю, где она. Утром Катю вместе проводили и больше не видел. Раздевайтесь, возможно, скоро придет. Перекусим, как говорят, чем бог послал. Вы ведь с работы? Они тут много о вас говорили. Я сразу узнал вас.

Василий снял пальто, прошел к столу. Он молча наблюдал, как Борис резал пузатые соленые огурцы с крупными семечками, доставал кастрюльку с мясом и картошкой, издававшей дух лаврового листа, ставил на стол початую бутылку водки.

— Извините, заскучал я тут без Кати. Да и боюсь я за нее — на месяц раньше рожать собралась.

— Да, — сочувственно проговорил Василий. — Я вас понимаю. — Он жадно ел картошку. Потом отодвинулся вместе со стулом, поблагодарил и достал папиросы. — Закуривайте!

— С удовольствием бы. Бросил. Давайте я лучше изображу вам чего-нибудь.

Борис взял баян, приник к нему щекою. Он долго играл протяжную заунывную песню. Тоскливо стало на сердце Василия, и он почувствовал себя до жути одиноким.

— Хороша песня? — спросил Борис, бережно ставя баян на сундук. — Они обе любят ее. По нескольку раз в вечер запевали одну и ту же.

— Хороша…

Василий обвел глазами стены, печку, уткнувшуюся в угол комнаты, сжал рукою лоб. Все не ладилось последние полгода — дома, на работе. Плохо и беспокойно было на душе. «Кто я? — подумал Василий. — И в самом деле, чего достиг, к какому берегу пристал? Все потерял, даже то, что имел до этого».

Василий встал, прошелся по комнате. Мысли были четкими, как будто позади не было хлопотного дня без завтрака и обеда. Вспомнилось предложение Соколкова — принять институт. «Стало быть, Коростелев все-таки уезжает. Бежит от жизни в Речном. А Люба? На что надеется Люба? Ведь это так непросто — начать все сначала, все по-новому и все — вдруг!..»

Стало тоскливо и беспокойно. Хотелось убежать куда-то от одиночества, от пустоты, от самого себя. Василий решил было уйти, но тут же подумал, что сейчас для него Борис — самый близкий человек. Да и самому Борису тоже трудно. Нельзя вот так — взять и уйти. Но как утешить этого милого человека, когда самого словно обокрали?.. Василий сел возле стола, протянул руку к баяну, погладил его прохладную глянцевую поверхность. Подумал о Лене. «А чего достигла она? — И сразу пришел ответ: — Многого. И Катя, и Борис. Все, кто строил гидроузел. Монолит бетона всегда будет напоминать о деле их рук. И — рук Груздева Ильи Петровича тоже».

Наблюдавший за Василием Борис рассеянно улыбнулся.

— Сейчас бы нам с вами чай — в самую пору, — сказал он. — Плитка у нас мощная. Мигом закипит. Ну чего вы заскучали, Василий Иванович?

— Да нет… А вообще-то, не весело. Не знаю, как вам объяснить. Словом, очень хотелось увидеть Лену. Именно сегодня. Был у меня для нее сюрприз.

— Она хорошая, — вкладывая в эти слова все свое уважение к Катиной подруге, проговорил Борис. — Особенная. Моей Катюхе до нее и за жизнь не дотянуться. И как это у нее пошло все наперекосяк? Уж мы-то ее знаем. С какой стороны ни возьми, кругом положительная. Жаль, я ни в какие постройкомы не вхожу и вообще человек тут новый. Иначе вправил бы кое-кому мозги. Оно и сейчас не поздно, только закрутились мы…

— Все у Лены уладилось, — сказал Василий. — Восстановят, как говорится, во всех правах. А вот сказать ей об этом не могу…

— Еще скажете! — Борис достал чашки, сахарницу, тарелку с мелкими бубликами и снова сел к столу, озабоченно потер ладонью худую скуластую щеку и невпопад сказал: — Есть у нас негодные люди. Норина-то вы знали? Поначалу он мне нравился. Веселый, расторопный. Делами, как черт, ворочал. А оказался пустоцвет. Верхушки сшибал. Как говорят: сверху гладко, да в середке гадко. Не мешало бы ему знать, что не всюду поверху пройдешь, где-нибудь и завязнешь.

Задребезжала крышка чайника. Борис выключил плитку и поспешил изменить неладно сложившийся разговор.

— Ну вот и готов чай… Дали нам, между прочим, квартиру с газом. — Борис налил в стаканы кипяток. — Катерину с наследником уже в новые хоромы повезу. Это сейчас у нас ничего нет — ставить некуда. В новой квартире все будет — и мебель, и телевизор. И холодильник — тоже. Подсаживайтесь, Василий Иванович. — Он налил густозаваренный чай. — Жизнь пошла вполне хорошая. Я, Василий Иванович, не могу назвать себя кадровым рабочим, тем более потомственным. До армии на первом курсе музыкального учился. А вот теперь все равно что прилип к месту. Нравится. Как говорят, нашел, что искал. Понимаете? Это здорово, когда так себя чувствуешь.

— Чувствовать себя на своем месте необходимо, — согласился Василий. — А вот училище бросил зря. Обидно на полдороге останавливаться.

— Каких тут полдороги? — возразил повеселевший Борис. — Стройка и есть моя дорога! Одно жалею, что до армии в Касатку не подался. Слыхал ведь о ней, неподалеку жил. А учиться и в техникуме можно. Все у меня будет, как надо, Василий Иванович! Все в русле будет. Давай-ка выпьем еще чайку, — предложил он, берясь за чайник.

«Борис прав, — подумал Василий. — Пора и мне сворачивать в свое русло. Это не поздно никогда — повернуть на свою дорогу».

Василий поднял чашку и взглянул на часы.

— Ого! Засиделись мы с вами, Борис Сергеевич. Спасибо! — Он допил чай и вышел из-за стола. — Лена, наверное, не придет.

— Да, теперь уж навряд ли, — согласился Борис. — Что думает, где ночевать будет? А может, общежитие дали, обещали дать.

Глава двадцать первая ПОСЛЕДНИЙ СУББОТНИК

Во сне Василий увидел Любу. Она ставила на стол белоснежные, поблескивающие тарелки из сервиза, о котором всегда мечтала, раскладывала возле них ложки, ножи, вилки. И улыбалась, как всегда, подкупающе — полными губами, чуть проступающими ямочками на смуглых щеках и обволакивающим взглядом больших глаз.

— Наконец-то никого нет и мы можем побыть совсем одни. Ты, наверно, устал?

Люба протянула руку, чтобы усадить Василия за стол, растормошить, согнать с его лица равнодушие. Но он отступил на шаг и потом — еще, сжал ручку двери. Ему надо было куда-то бежать — не от Любы, а по какому-то неотложному, очень важному делу. Эта необходимость и заставила Василия проснуться. Он сразу вспомнил о предстоящем субботнике, быстро оделся и вышел на улицу.

Миновав два квартала, Василий повернул за угол, к автобусной остановке. Здесь толпилось много людей. Василий сразу приметил среди них высокорослого сутуловатого человека с седой прядью. Это был Евгений Евгеньевич Коростелев. Он тоже увидел Василия, кивнул, улыбнулся чуть виновато.

— Вы, конечно, на субботник? — спросил Коростелев. — Наши институтские уже там. Я не успел сесть в автобус. Небывалое столпотворение. Все хотят участвовать в этом последнем субботнике. Очень хорошо, что мы встретились. Поедем вместе.

Им достались места на последнем скрипучем и прыгающем сиденье. Василий держался за поручень, чтобы трясло не так сильно, и слушал, что говорил Коростелев.

— Вот так, Василий Иванович. Скоро прибудет государственная комиссия. Загремят оркестры на торжественных вечерах, поздравительные речи. Станция почти готова, но сделано еще не все. Это обычное явление, и чем скорее будут устранены разные мелочи, тем раньше кончаются работы, идущие в убыток. Очень хорошо, что придумали субботник. Прямо-таки молодец Соколков. Развернулся и поднял буквально всех.

Выйдя из автобуса, Василий вместе с людьми, одетыми в ватные телогрейки и брезентовые упругие спецовки, пошел вниз по извилистой бетонной дороге. Вскоре он понял, что все идут к шлюзу, к нижней его голове. «Наверное, будем убирать землю с откосов подходного канала», — подумал Василий и снова увидел Коростелева. Он стоял на берегу и держал две лопаты. Точно такая же, немного виноватая, улыбка была на его лице.