Петр Краснов - Казаки в Абиссинии

• Название: Казаки в Абиссинии
• Автор: Петр Краснов
• Жанр: Публицистика

Дневник Начальника конвоя Российской Императорской Миссии в Абиссинии в 1897-98 году

---

Приглашение состоялось и негус назначил днем своего приезда 28-е февраля, субботу. Уже с 26-го числа, мы занялись приготовлениями. Нужно было убрать палатку для негуса, а как ее убрать, когда в Аддис-Абебе. нельзя достать ни кумачу, ни полотна, никаких других декоративных принадлежностей, пришлось украшать «царскую ставку» собственными средствами. 26-го и 27-го февраля плели гирлянды. Кипарисы, лавры, лимоны, кофе, дикий виноград, азалия, смоковница пестрели то темно-зелеными и гладкими, словно полированными листами, то нежной перистой зеленью ласкали глаз.

Круглая конвойная палатка была вынесена на поле. Гирлянды обвили ее с боков, упали звездочкой сверху от центрального столба. К гирляндам привязали казачьи русские полотенца; в промежутках повесили леопардовые шкуры, постелили драгоценные ковры, остатками кумача обвили столбики, повесили консульский и абиссинский флаги, укрепили ёлочные украшения, случайно оказавшиеся у нашего любезного Б. Г. Л-ова — и палатка вышла на славу. Она и в Красном Селе была бы не последней, а для Африки была и прямо хороша.

И только мы кончили работу, как полил африканский дождь. Небо покрылось темными тучами, молния длинными зигзагами прорезывала их, а в горах грохотал и эхом перекатывался гром. Потоки грязи поползли на лагерь, на палатки, стали мочить наши вещи, зашумела мутная Хабана, земля стала скользкой, холодной…

Что палатка? что ковры? что все убранство наше? вот мысли, которые волновали меня и моих сотрудников казаков, И едва только около полуночи дождь перестал и серебристые звезды проглянули из-за разорванных туч — я побежал на поле — слава Богу — дождь шел полосой и хотя земля и намокла немного на нашем лугу, но не поползли ковры, украшения не были тронуты, оставалось подсвежить гирлянды новыми листочками.

Рано утром, 28-го февраля, m-sieur Ильг прислал записку с уведомлением; что негус извиняется, он не может быть ранее 10-ти часов утра. Ему привезли лес и он должен принять его лично…

Без четверти 10 конвой, имея в передней шеренге 5 лейб-казаков и двух уральцев и в задней четырех атаманцев и трех артиллеристов, всего 14 человек (двое в командировке, один больной — Недодаев и один пешком для, помощи и подачи оружия и проч.), стал развернутым фронтом, лицом на Аддис-Абебу, правым флангом к палатке.

Начальник миссии, гг. офицеры и врачи в парадных мундирах в пешем строю собрались у палатки. Все взоры были устремлены на холм Гэби. Видны были рабочие галласы, собиравшие камень по пути негуса. Погода, пасмурная с утра, становилась лучше, показалось солнце, облака обратились в барашков, становилось тепло. И в половине одиннадцатого там, у ворот Гэби, показалась белая толпа. Эта толпа быстро приближалась. Вскоре стал виден над белыми шамами ашкеров малиновый атласный зонтик, несомый слугами над негусом.

Царь царей Эфиопии приближался.

Не скрою, волнение охватило меня. Я не боялся смотра, я был уверен в своих молодцах казаках, но всякий кавалерист поймет меня — как показать лихость и удаль русских «фарассанья" на безногих, слабосильных конях? Как джигитовать на лошадях, которые падают под всадниками? — Я надеялся лишь на Бога, на его милосердие, надеялся, что он не посрамит русского лихого воинства перед дикарями…

И вот на крайнем флагштоке взвился абиссинский флаг. Конвой салютовал ему тремя залпами, потом вынули шашки и замерли в ожидании.

Менелик был в серой фетровой шляпе с широкими полями, атласном черном бурнусе с золотым кантом, шелковой белой рубашке с лиловыми полосками и коричневых кожаных туфлях. Сзади него несли щит и ружье в красных чехлах, впереди альгу и подушки. Куда бы Менелик не ехал, его трон ему всюду сопутствует…

Над ним колыхался малиновый зонтик, прекрасный гнедой мул горделиво выступал, звеня серебряной сбруей, сверкая дорогим убором. Менелик слез с мула, сделал несколько шагов к конвою и внятно произнес — «здорово ребята»…

— «Здравия желаем, ваше императорское величество!..», прогремел ответ казаков.

Тысячная свита ашкеров заняла место по краям луга. Офицерские палки просвистали в воздухе и порядок установился.

Мы прошли мимо негуса развернутым фронтом с вынутыми шашками, заехали налево кругом, слезли и изготовились к джигитовке.

Первым скакал я, стоя на двух лошадях.

За мною лейб-казак Еремин соскакивал и вскакивал на карьере. Дальше на более слабых лошадях рубили шашкой и кололи пикой, уралец Сидоров и лейб-казак Могутин увозили растянутого между ними атаманца Алифанова, изображавшего раненого, причем Могутин отстреливался; прекрасно перепрыгнул через лошадь и сел с правой стороны в седло уралец Изюмников, соскакивал и вскакивал Щедров и Терешкин, Любовин стрелял, сидя задом наперед, и, наконец, стоя на седле проскакал Полукаров.

Джигитовка произвела сильное, потрясающее впечатление на негуса. Еще в начале он все восклицал «ойя гут!», потом и этого не делал, только за голову хватался и смотрел, смотрел жадными, любопытными глазами за каждым жестом, каждым движением казаков. Он спросил, какие это лошади — русские? и крайне удивился, узнав, что это абиссинские лошади.

Потом началась манежная езда. Красные и голубые мундиры съезжались, разъезжались, то сходились все вместе, то рассыпались. Путанная смена, разученная, как балет. шла без запинки.

Я начал с того, что пропустил всю смену справа по одному на две лошади дистанции шагом мимо негуса. Каждый казак, проезжая мимо, называл свою фамилию. Потом пустил смену рысью и, когда все были вытянуты в линию перед негусом, скомандовал «вольт»… Чистота и одновременность исполнения удивили негуса.

— «Эти лошади на мундштуках?», спросил Менелик.

— «Нет, на уздечках, это лучше сохраняет лошадь!»

— «Сколько лет служит у вас лошадь?», — «Десять, пятнадцать лет».

— «О, нет!? Наши едва два года выдерживают». Тем временем я повернул смену по три номера

через манеж галопом, потом построил рядами, вынул шашки и сделал сквозное прохождение на галопе. Первые номера рубили бок, вторые парировали.

Это вызвало шумное одобрение со стороны абиссинских солдат. Я собрал взвод, скомандовал «врознь, марш» и, когда все рассыпались далеко по полю и попрятались за холмами, по балкам, я собрал смену в карьер по знаку, в немую; отвел ее в сторону и: произвел взводное сомкнутое учение. Делали заезды взводом, вытягивались рядами, строились по три, по шести, восстановляли фронт и делали повороты. Потом я отвел взвод на рысях в край луга, спешился с батовкой коней, рассыпал цепь стрелков, открыл редкий огонь, начал делать перебежки по полувзводно, участил огонь, собрал взвод бегом, обстрелял воображаемую кавалерию залпами, кинулся бегом по коням, рассыпал лаву, атаковал прямо перед собой, переменил фронт направо и атаковал под прямым углом к первоначальному направлению, собрал взвод и повел его полевым галопом на Менелика и в пяти шагах от его ставки спешил и выровнял. Ученье было кончено.

— «Спасибо, ребята!» сказал негус. Дружно «рады стараться!» — было ответом.

— «Я полагаю, сказал Менелик, «как это должно быть хорошо и красиво, когда кавалерии много!»

И опять я подметил тот же грустный взгляд, брошенный им на его полуголых ашкеров. Он сел на мула, свита заволновалась, раздвинулась и Менелик поехал к ставке начальника миссии. Казаки на рысях обогнали его и выстроились пешком у входа.

Во время завтрака негуса казаки пели. Тоскливая, полная широкой грусти песня казачья сменялась веселым припевком с залихватским присвистом, с бубном и треугольником.

Менелик и его свита только и говорили о виденном им ученье. «Как хорошо вы спешились и бросили лошадей в поле, и отчего они у вас такие смирные, у нас они сейчас бы разбежались!»

И опять при этом «у нас» — легкий вздох. Да, трудно бороться с закоренелой рутиной, с обычаями, въевшимися в плоть и кровь Абиссинии.

Менелик пробыл около часа в палатке посланника, лотом отправился во дворец. Я с конвоем догнал его и пристроился к его свите. Негус видимо был тронут этим вниманием. Он еще два раза благодарил казаков за ученье и через m-sieur Ильга просил заехать к нему во дворец. Во дворце мы спешились и нас провели в маленький зал, где был приготовлен простой деревянный стол, без скатерти, и 18 венских стульев. M-sieur Ильг попросил нас садиться, всех и казаков, и меня, и нам подали по стакану чудного тэча. Совершенно прозрачный, с чисто медовым вкусом, тэч негуса не был нисколько противен. Мы выпили за здоровье негуса, m-sieur Ильг и геразмач Иосиф провозгласили от имени Менелика тост за здоровье Государя Императора, мы выпили и откланялись радушным хозяевам…

Впечатление, произведенное нашим ученьем на абиссинских офицеров и генералов было громадно. Под казаками лошади не только скакали, как они скачут, при игре в гукс и под абиссинскими фарассанья, но ходили и шагом, и рысыо, равнялись в рядах, словом, вполне повиновались воле всадника.