Дик Портер - Преданное сердце

• Название: Преданное сердце
• Автор: Дик Портер
• Издательство: Астра
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-900481-04-2

Вниманию читателей предлагается замечательный роман о любви современного американского писателя Дика Портера "Преданное сердце".

Из чего состоит жизнь? Учеба, работа, немного или много политики, семья, вера и, конечно, ЛЮБОВЬ.

---

— Боже мой, Манни, откуда ты звонишь?

— Из аэропорта. Только что прилетел. Как поживаешь, старина? Мы ведь с тобой лет двадцать не виделись.

— У меня все в порядке. Слушай, что ты делаешь сегодня днем?

— Ничего.

— Бери такси и приезжай в "Сити клаб" — пообедаем вместе. Ну, давай, жду.

По дороге в клуб я попробовал представить себе Манни в его теперешнем обличьи, и у меня получился этакий бродяга в потертых джинсах, с сединой в длинных волосах и с такой же седой бородой. То, что я увидел на самом деле, напоминало рекламную картинку "Братьев Брукс" или, точнее, "Берберри",[99] потому что на Манни было все английское. И ни единого седого волоса! Я еще не встречал человека, который бы в пятьдесят лет выглядел так моложаво и подтянуто. Когда мы шли к столику, все кругом оборачивались на этого смуглолицего полубога.

— Манни, — обратился я к нему за аперитивом, — ты просто потрясающе выглядишь. Чем ты сейчас занимаешься?

И Манни рассказал мне про свою жизнь. Проработав десять лет в "Америкэн экспресс", он завел в Мюнхене собственное дело — бюро путешествий для обслуживания немцев, которые желали вложить деньги в Соединенных Штатах. Он следил, чтобы они не скучали, когда приезжали в Америку на поиски приобретений; позже долг за поездку погашался. Манни открыл филиалы фирмы во Франкфурте и в Дюссельдорфе и зарабатывал кучу денег.

— Вообще-то, я бываю на Юге несколько раз в год, — говорил Манни, — в Спартанберге, в Атланте, на западном побережье Флориды — немчуре тут нравится, — а вот в Нашвилле в первый раз. Сейчас должны приехать две группы: одна ищет землю под фермы, другая — фабрику.

Прибытие немцев ожидалось на следующий день, так что у Манни было еще много дел, и он попросил меня помочь. Мы отправились ко мне в банк, сделали несколько телефонных звонков, а потом съездили в Смирну и во Франклин — осмотреть то, что немцы предполагали купить. Только на обратном пути я спросил у Манни, по-прежнему ли они с Симоной живут вместе.

— Ну конечно, — ответил он. — Она просто золото.

— А дети есть?

— Двое.

Манни рассказал мне о своем семействе, а я ему — о Саре Луизе и о девочках. Я было подумал позвать Манни в гости, но потом решил, что это будет неподходящее место для нашего разговора, и мы поехали в "Университетский клуб". Из бара я попробовал позвонить домой, сказать, что задержусь, но оба номера телефона были заняты. Мы сели за столик в углу, и я задал Манни вопрос, который весь день не выходил у меня из головы:

— А про Эрику ты ничего не слышал?

— Слышал.

— Что?

— Она вышла замуж. Теперь у нее другая фамилия — фон Вальденфельс.

— Где они познакомились?

— На курорте в Альпах. Она поехала туда с братом покататься на лыжах, а фон Вальденфельс тоже там отдыхал. Это было очень давно.

— Что он из себя представляет?

— Ему шестьдесят восемь лет. Внешность весьма импозантная. Владелец банка в Мюнхене. Макс Фрайхерр фон Вальденфельс — не слышал о таком?

— Нет.

— Да, банк у него большой. Но он еще глава Союза свободных хозяев.

— А, знаю. Довольно-таки консервативная организация.

— Да, в консерватизме ей не откажешь.

— Ты с ним знаком?

— Мы живем в двух шагах друг от друга.

— В Мюнхене?

— Нет, в Штарнберге. В Мюнхен я езжу на работу. Мы с Эрикой и Максом очень часто видимся. Представляешь себе компанию: еврей из Сан-Франциско и баварский аристократ. Радость социолога. Хочешь поглядеть фотографии? — И Манни достал из портфеля папку. — Специально привез с собой: надеялся тебя застать.

В папке были вырезки из «Шпигеля» и "Зюддойче цайтунг" с фотографиями Эрики и ее мужа. Макс Фрайхерр фон Вальденфельс был весьма упитанный господин, однако тучность эта не выглядела безобразной, а благородная седина и римский нос даже делали его похожим на главу какого-нибудь государства. Эрика же была просто великолепна. Вот она снята на карнавале, вот пожимает руки на митинге ХСС, вот стоит рядом с федеральным канцлером в Бонне. Казалось, она ничуть не постарела — так же, как и Манни. Ни седины, ни морщин. Затем Манни достал конверт с любительскими карточками. Дети у Эрики и у Манни были ровесники, так что они много общались семьями. На фотографиях они катались на лыжах, нежились на пляже, пили вино на веранде. О каждом из снимков можно было рассказать целую историю, и Манни, надо признаться, был в тот вечер в ударе. Время от времени я ходил звонить Саре Луизе, но было наглухо занято, и я каждый раз возвращался за столик с новой порцией напитков. Вскоре мы с Манни чувствовали себя совсем как в добрые старые дни.

— Хэм, — спросил меня Манни, когда мы оба уже основательно захмелели, — зачем ты это сделал?

— Сам не знаю. Как это все получилось, я мог бы тебе объяснить до точки, а вот почему — нет.

— Ты рад, что это сделал?

— Нет.

— У тебя не возникало желания с этим покончить?

— Много раз.

— Что же тебя удерживает?

— Чувство долга. Честь — если, конечно, она у меня еще осталась.

На нас напало меланхолическое настроение. Я снова пошел позвонить домой, и снова телефон был занят, и снова я вернулся с полными бокалами.

— По Германии не скучаешь? — спросил Манни.

— Очень скучаю. Поэтому и бываю там так часто.

— Может, заедешь как-нибудь к нам в Штарнберг?

— Боюсь, это будет не самый приятный визит.

— Чепуха. Симона всегда к тебе хорошо относилась, всегда заступалась, когда тебя ругали.

— Возможно, как-нибудь и загляну.

— Давай, будем ждать. — Кроме нас, в баре уже никого не осталось, пора было уходить. — Скажи, Хэм, тебе нравится твоя работа?

— С каждым днем все меньше.

— Не хочешь заняться чем-нибудь другим?

— Я бы не против, но чем?

— Может, поработаешь в моей фирме в Мюнхене?

Эта идея как-то не приходила мне в голову. В первый момент она показалась мне совершенно замечательной, но потом я вспомнил о жене и дочерях: их-то, конечно, в Германию и калачом не заманишь.

— Я бы с радостью, Манни, но, боюсь, придется отложить это дело до следующей жизни.

Потом мы пошли поужинать в ресторан; оттуда я снова позвонил домой, и опять оба номера были заняты. Манни рассказывал про Симону и про Эрику, про Штарнберг и Мюнхен. Я слушал его так, как давно уже никого не слушал. После ужина я чуть было не позвал Манни напоследок к нам, но так и не решился. Манни и Сара Луиза принадлежали разным мирам, и мне не хотелось их смешивать. Когда я высадил Манни у мотеля, он сказал, что завтра позвонит и сообщит, как продвигаются дела с немцами.

— Жду тебя в Штарнберге, Хэм.

— Как-нибудь заеду. Счастливо.

Домой я вернулся в мечтательном настроении, которое, впрочем, было моментально нарушено Сарой Луизой.

— Ну, — грозно спросила она с порога, — и где же ты шлялся?

Я рассказал ей и где, и с кем, и сколько раз я пытался дозвониться домой. Она смотрела на меня так, будто видела перед собой антихриста.

— Подлец! — воскликнула она, когда я кончил. — Я с шести часов места себе не нахожу! — Потом немного подумала, снова крикнула: — Подлец! — и бросилась по лестнице наверх.

Как всегда после семейного скандала, я стоял, не зная, что делать, и, как всегда, спас меня бег трусцой. Я переоделся, пробежал шесть миль и, приближаясь к дому, с облегчением заметил, что свет в спальне потушен, — значит, Сара Луиза решила, что на сегодня хватит. Я был слишком возбужден, чтобы сразу ложиться спать, поэтому, налив себе коньяку, укрылся в кабинете и сел смотреть телевизор. Программу «Пи-би-эс» я, разумеется, включил в последнюю очередь, и, разумеется, именно по ней шло что-то интересное. Вероятно, «Пи-би-эс» в последнее время много критиковали справа, потому что спонсором этой передачи было "Общество Джорджа С. Паттона" и она была направлена на подъем национального духа. Сначала шли кадры нашего ухода из Вьетнама: толпа дерущихся людей вокруг вертолета на крыше американского посольства, которых, как могла, старалась оттеснить военная охрана.

— Это было печальное зрелище, — говорил диктор хорошо поставленным баритоном. — Американцы не привыкли проигрывать войны: это был первый случай. Неужели ради такого конца погиб этот младший капрал? — И на экране возник мертвый морской пехотинец с зияющей в груди огромной дырой. — А этот солдат — неужели он пал ради того, чтобы американцы обратились в бегство? — И я увидел окоп, а в нем скрюченное тело чернокожего солдата. — Неужели этот лейтенант напрасно отдал свою жизнь? — Лейтенант сидел за рулем «джипа», голова у него была простреляна навылет. — Неужели ради этого погибло пятьдесят тысяч американцев? — И снова действие перенеслось в Сайгон, в последние перед крахом дни. — Джордж Паттон однажды сказал, — продолжал диктор, — что американцам претит сама мысль о поражении. Может быть, он ошибся? Что случилось с американцами, куда девалась их воля к победе? Давайте посмотрим, какими мы были прежде.