Эмиль Мань - Повседневная жизнь в эпоху Людовика XIII

• Название: Повседневная жизнь в эпоху Людовика XIII
• Автор: Эмиль Мань
• Издательство: Евразия
• Жанр: История
• Год: 2002
• ISBN: 5-8071-0101-4

Книга французского ученого Э. Маня знакомит читателя с нравами галантного XVII столетия, когда жили и сражались столь хорошо известные герои А. Дюма – три мушкетера. Автор воскрешает на страницах книги неповторимый аромат того времени, привычки и пристрастия знати, буржуа и простолюдинов, мир салонов и узеньких улиц Парижа. Перед читателем предстают главные действующие лица той эпохи – Людовик XIII, кардинал Ришелье, Анна Австрийская, в тиши королевского кабинета, на торжественных приемах или охоте. Э. Мань удалось воссоздать условия того времени, от интеллектуального состояния общества до простых деталей быта, костюма, мебели. Книга изобилует неизвестными ранее отечественному читателю подробностями и предназначена для широкой аудитории.

---

И все-таки именно беседы, а вовсе не литературные чтения, занимали главное место в повседневной жизни Отеля Рамбуйе. Сама маркиза отнюдь не была склонна часто слушать шедевры в исполнении авторов и вообще хотела, чтобы ее салон был местом, где люди получают удовольствие, а не школой, где каждый – жертва неумелого педагога. Вот почему она предоставила молодежи право организовывать развлечения по собственному вкусу, и «дети» немедленно воспользовались этим правом, образовав под началом Вуатюра и Жюли д'Анженн, получившей прозвище «принцессы Жюли», нечто вроде «партии галантности», которую они окрестили «специальным корпусом», избрав в качестве источника вдохновения для всей своей деятельности «Астрею» и «Амадиса Галльского»[144]. На своих сборищах члены «специального корпуса» развлекались либо тем, что воссоздавали химерические королевства, где можно было пережить рыцарские похождения и любовные приключения Селадона или еще не посвященного в рыцари молодого дворянина де Ла Мера, либо обмениваясь нежными или ироническими стишками, а то и колкостями, поддразнивая друг друга, танцуя куранту или прелюдии к балетам, придумывая фарсовые представления и буффонады, гримируясь и переодеваясь, – короче, на свой веселый лад перестраивая интеллектуальный «фасад» салона госпожи де Рамбуйе.

Можно без конца перечислять подвиги безумствовавших членов «специального корпуса». Однажды, к примеру, Жюли д'Анженн испытала ни с чем не сравнимую радость, подстроив так, чтобы на голову Вуатюра, больше всего на свете почему-то опасавшегося промокнуть, вылился, когда поэт открывал дверь, полный кувшин воды. А в другой раз она вызнала, какие именно блюда терпеть не может граф де Гиш, пригласила молодого человека поужинать и приказала поставить на стол именно этот набор. И только насладившись сокрушенным видом гостя, угостила его действительно вкусным и обильным ужином, который тот проглотил с завидным аппетитом.

Вуатюр соблюдал в своих шутках еще меньше чувства меры, чем барышня, которая была предметом его тайного обожания. Он забавлял всю компанию, пародируя рассеянность и забывчивость Ракана. Он в насмешку требовал от Вожла городских новостей, отлично зная, что до этого грамматиста-лунатика любая новость доходит только тогда, когда все уже успевают о ней позабыть. Он передразнивал графа де Миоссана за нечленораздельную речь, стоило тому отвернуться. Он нашептывал всякие глупости и гадости на ухо глухой баронессе дю Вижан, а она принимала их за комплименты.

Как-то в Голубую комнату явилась мадам д'Оши. Желая окончательно убедить всех в том, что ученее ее просто не бывает, и одновременно укрепить репутацию своего салона, эта милая дама только что выпустила в свет[145]под своим именем толстый том in-quatro[146], озаглавленный «Проповеди на тему о Послании святого апостола Павла к евреям», и буквально наводнила Париж этим изданием. Однако всем было известно, что мнимая проповедница попросту купила текст у одного бедного доктора теологии и теперь непрерывно выезжает в свет, чтобы собрать урожай восторгов. Вуатюр выждал момент, когда разговор на минутку затих, и внезапно спросил:

– Мадам, а кого вы почитаете святее – Святого Августина или Святого Фому?

Виконтесса сначала замешкалась с ответом, но затем, набравшись своего обычного апломба, объявила, что конечно же святого Фому, причем было понятно, что она, если и подозревала о существовании такого святого, то ни единой строчки, им написанной, сроду не читала. На лицах появились улыбки. Мадам де Рамбуйе, как всегда, покоившаяся на кровати, прикрыла рукой рот, не дав прорваться смеху. А весьма далекая от того, чтобы заподозрить поэта в столь изощренном издевательстве, мадам д'Оши искренне поверила, что тот принял всерьез и оценил должным образом ее глубокую эрудицию.

Находясь постоянно в поиске удачных моментов для розыгрышей, Вуатюр однажды использовал такой момент, чтобы заявиться в Голубую комнату в кардинальском обличье, а мадемуазель Поле тогда переоделась продавщицей вафельных трубочек. Еще один член этой компании весельчаков, Антуан Годо, собрал по улицам юродивых и всякого рода феноменов и привел их толпой в Отель Рамбуйе. Старший сын хозяйки салона, маркиз де Пизани, время от времени писал и распространял сатиры, высмеивающие манеру Шаплена обуваться. А Арно де Корбевиль, еще более находчивый, чем его товарищи по ребяческим шалостям, навел панический ужас на саму госпожу де Рамбуйе, приведя неожиданно к ней в салон двух медведей, встреченных им на каком-то перекрестке.

Маркиза не только не сердилась на молодежь за шутки, даже самые рискованные, а, напротив, поощряла членов «специального корпуса» и поддерживала буйство их фантазии собственным примером, потому что сама обожала мистифицировать своих друзей. Особенно большое удовольствие она получала, когда вынуждала заговариваться Антуана д'Омона, графа де Шатору, забавного человека, известного тем, что он то и дело начинает грезить вслух, доходя в своих разглагольствованиях до полного бреда, а с другой стороны, заставляя паясничать старого поэта Ожье де Гомбо, который брался обучать дам танцевать так, как было принято по дворцовому этикету в старые времена, а кавалеров – орудовать на лужайке шпагой в соответствии с методикой мэтра Плювинеля, преподававшего фехтование в знаменитой когда-то академии.

Иногда летом молодежь из Отеля перемещалась за город – порой в замок Рамбуйе, где приятно проводила время, разыгрывая то комедию Теофиля де Вио «Пирам и Тисба», то позже «Софонисбу» Мере, а порой – в поместье мадам де Вижан Ла Барр, дивное местечко! – для того, чтобы представлять пасторали, живые картины или плясать деревенские танцы.

Однажды наши шутники явились в карете к воротам Помпонна – замка семьи Арно, причем впереди шли юноши, переодетые в паладинов времен короля Артура, размахивая сплетенными из соломы копьями и картонными щитами.

Дух веселья и язвительность, составлявшие вечное оружие юных повес из Отеля, почти сразу же возбудили к ним неприязнь ученых его завсегдатаев – всех этих шапленов, конраров, бальзаков, менажей, менадьеров и прочих, – которые с трудом переносили их поддразнивания и шуточки. В то время как эти последние только и мечтали, что сделать из Голубой комнаты храм педантизма, суровых проповедей, торжественных речей и диспутов по грамматическим проблемам, молодежь упрямо билась за приоритет над всем Его Величества Смеха. Две группы вступили в упорную и непримиримую, но поначалу глухую борьбу. Однако в 1635 г. ученые мужи нашли в лице Шарля де Сен-Мора, маркиза де Монтозье, – господина, буквально нафаршированного эрудицией, и поэта, пишущего довольно тяжеловесные стихи, недавно появившегося на собраниях во дворце Рамбуйе, – союзника, готового помочь им выковать победу. Маркиз по уши влюбился в Жюли д'Анженн и возымел надежду на ней жениться. К несчастью, девушка весьма холодно приняла чувства этого сварливого воздыхателя и предоставила ему ожидать перемены отношения к нему до лучших времен. Так сказать, после дождичка в четверг… Маркиз, связанный с военной службой, подолгу жил далеко от Парижа. И вот в его отсутствие ученые взяли да и покинули Отель, где царили шутники. И тогда, расценив это как охлаждение к себе и своему салону, мадам да Рамбуйе загоревала. И не просто загоревала, а приложила все силы, чтобы вернуть беглецов на улицу Сен-Тома-дю-Лувр, и на время возвратила их. А потом это время растянулось… Мера была вынужденной: умная хозяйка салона прекрасно понимала, что хвалы, возносимые ее дому этими пусть и нудными, но уважаемыми людьми, укрепляют его репутацию. Но дело было не только в доброй славе дома: хорошо знакомая с вспыльчивостью своих друзей и их способностью раздражаться из-за любой ерунды, она пуще всего боялась, как бы эти честолюбцы не превратились из льстецов в злейших обличителей.

К концу 1637 г. все успокоилось, и слава салона мадам де Рамбуйе засияла ровным и немеркнущим светом. Как при Дворе, так и во всей столице (да что там в столице – во всей Франции) кажется, не осталось человека, сохранившего хоть тень сомнения в том, что Отель Рамбуйе – истинный рай для всех, кто наделен изысканными манерами, обладает блестящим умом, широко образован и умеет быть по-настоящему любезным, что здесь ему нет равных, и никакого соперничества уже опасаться нечего.

Однако в это же самое время на сцене появляется еще одна почти уже позабытая нами героиня, способная на самые рискованные поступки. Речь идет о мадам д'Оши. Поняв, что ее собственный салон явно попал в тень куда более знаменитого, она решила круто изменить ситуацию: для начала пошатнуть как престиж соперничающего с ее собственным алькова, так и – заодно – академии Сорока, а в результате занять главное место под солнцем. Этому должны были поспособствовать намеченные ею в качестве «вождей» движения два человека: мелкий интриган аббат де Серизи и еще один аббат по фамилии д'Обиньяк, этот – исполненный желчи и черной меланхолии. Именно на них и делалась ставка. Основывая при их помощи новую академию, мадам д'Оши и рассчитывала поймать своих двух зайцев. Началась активная пропагандистская работа по заманиванию в литературную «западню» литераторов и прочих выдающихся людей. Шаплен, обиженный травлей со стороны многих приятелей, предпочел рассориться с ними, лишь бы только не принять участие в том, что было им названо «самой смешной новинкой нашего времени». Но другие писатели, в особенности Конрар, купившись на обманчивые приглашения, легко попались в сети, расставленные виконтессой.