Джорджо Щербаненко - Венера без лицензии

• Название: Венера без лицензии
• Автор: Джорджо Щербаненко
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Детектив
• Год: 1994
• ISBN: 5-7001-0146-7

Цикл романов итальянского украинца Джорджо Щербаненко, волею судеб ставшего родоначальником современного итальянского криминального романа. Главный герой сыщик Дука Ламберти, отчаянно, со страшным напряжением воли и нервов бьется за чистоту и справедливость в мире лжи, порока, корысти, каким стал его любимый туманный Милан, «деловое сердце» Италии.

---

– Любой другой врач воспользовался бы этой ситуацией для саморекламы, – сказал Аузери. – А болезнь моего сына пока что – наша семейная тайна, о которой известно лишь узкому кругу друзей. Я вовсе не хочу, чтобы об этом болтали во всех гостиных Милана. А вы – я знаю – будете держать язык за зубами. К тому же, если возьметесь – сделаете. Другому врачу через неделю это надоест, он напичкает мальчика пилюлями и уколами, а потом бросит его, и тот снова станет пить. Мне не надо пилюль и уколов. Мне для сына нужен друг и строгий надзиратель. Это мой последний шанс. Если не выгорит – отдам его куда-нибудь под опеку и навсегда выкину из головы.

Ну вот, теперь твоя очередь говорить. Который час, где ты? В сыром и темном уголке Брианцы, на склоне холма, перед тобой вилла, она как бы плывет к тебе навстречу вместе с парнем, что присосался к бутылке виски, там, на втором этаже.

– Вы позволите несколько вопросов? – сказал он.

– Разумеется, – отозвался Аузери.

– Вы говорите, сын начал сильно пить год назад. Что же, раньше он не пил? Вот так вдруг пристрастился?

– Да нет, и раньше пил, но нечасто. Ну, бывало, хватит лишнего раз или два в месяц. Знаете, мне бы не хотелось плохо говорить о покойной жене, но эту склонность он тоже от нее унаследовал.

– Понятно. Итак, если не ошибаюсь, у вашего сына нет ни друзей, ни девушек и он, как правило, пьет один?

– Совершенно верно – вот как сейчас, в своей комнате. Он никогда ни с кем не общается. Похоже, и не стремится к этому.

– Хм, и при всем том вы утверждаете, что сын ваш совершенно нормален. Допустим. Однако нормальный человек без причины не станет пить таким вот образом. Может быть, с ним произошло что-то из ряда вон выходящее? К примеру, тут замешана женщина. В мелодраме обычно мужчины пьют, чтобы забыть о несчастной любви.

Аузери снова взмахнул рукой в воздухе, затем провел ею по лицу.

– Я допытывался у него, даже кочергу в ход пустил. У нас в городском доме есть старинный камин и кочерга. Если ударить ею по лицу, остаются следы, и, поскольку это было недавно, вы заметите у него шрам на щеке. Я хотел узнать, в чем дело: быть может, женщины, или долги, или какая-нибудь несовершеннолетняя от него забеременела, он клянется, что нет, и я ему верю.

Да, видно, и впрямь странный парень.

– Извините за настойчивость, но я говорю с вами сейчас как врач, хотя и разжалованный... Вы, помнится, сказали, что ваш сын за неимением подруги обращался к профессионалкам. А что, если вследствие этой привычки он подцепил какую-нибудь дурную болезнь, боится признаться и в отчаянии тянется к бутылке? Нынче сифилис уже не смертелен, но неопытный, чувствительный мальчик вполне может прийти в ужас, почувствовать себя изгоем.

Ему ответил голос из темноты:

– У меня была такая мысль, и четыре месяца назад я заставил его пройти обследование. Он обошел всех врачей и сдал все анализы. Ничего – ни одного, даже самого банального воспаления.

– Но сам он как-то объясняет причину?

– Он страшно подавлен. Уверяет, что хотел бы бросить, но не может. Я бью его по физиономии, а он твердит: «Ты прав, ты прав!» – и плачет.

Что ж, надо наконец принять решение.

– Вы говорили обо мне с вашим сыном?

– Разумеется. – Аузери часто повторял это слово, чувствовалось, что для него многое само собой разумеется. – Я сказал, что, возможно, заслуживающий доверия врач согласится ему помочь. Он обещал повиноваться вам беспрекословно. Впрочем, мог бы и не обещать, я все равно его заставлю.

Ну да, разумеется, этот кого угодно заставит! А ему, Дуке, что делать? Разве это работа? Бред какой-то! Хотя если подумать хорошенько, от рекламы лекарственных препаратов его заранее тошнит. Ладно, держи себя в руках, а то уж очень ты ожесточился против самого себя.

– Пожалуй, я смогу сделать так, чтобы ваш сын бросил пить. Это нетрудно. Через месяц с небольшим получите трезвенника. Но как добиться, чтобы он снова не запил, едва окажется предоставлен самому себе? Боюсь, это практически неосуществимо. Алкоголизм в данном случае – только симптом, и если мы не найдем истинной причины, то все будет повторяться.

– Для начала сделайте из него трезвенника, а там видно будет.

– Хорошо. Я готов.

– Спасибо.

Настал момент познакомить врача с пациентом, но Аузери, не торопясь подниматься со скамьи, шарил в карманах.

– Мне бы хотелось, если это возможно, тотчас же передать вам его с рук на руки и больше не думать об этом. Я уже месяц его стерегу и вконец измучился. Видеть его с утра до вечера пьяным – это невыносимо. Я вам выписал чек и дам наличных на первое время. Потом отведу к нему и сразу же поеду в Милан: завтра в шесть утра я должен быть в Павии. Я и так из-за него забросил работу – больше не могу. А вы делайте, что хотите, предоставляю вам полную свободу.

В темноте было не разглядеть, где чек, а где деньги, он просто ощутил между пальцев довольно толстую кипу бумажек и засунул эту кипу в карман. Инженер Аузери, видимо, наслышан о том, что люди, вышедшие из тюрьмы, обычно стеснены в средствах.

– Пойдемте.

Они направились вверх по аллее. Как только вошли в гостиную, из кресла поднялся им навстречу молодой человек, слегка пошатнулся, однако довольно быстро восстановил равновесие. Гостиная казалась маленькой и слишком тесной для него, да и вся вилла была явно не по размеру этому великану, Дука даже подумал, что «вилла» – чересчур громкое название для этого игрушечного домика.

– Мой сын Давид. Доктор Дука Ламберти.

2

Все произошло очень быстро. Маленького императора в узких брючках вновь одолела усталость, он произнес несколько реплик, словно актер, нехотя играющий роль: к сожалению, он не может остаться, сын покажет доктору виллу. Потом повернулся к юноше и бросил, избегая смотреть ему в глаза:

– Пока! – Он протянул руку гостю, – Если я понадоблюсь, у вас есть мои телефоны, но, боюсь, какое-то время мне будет трудно дозвониться. – Видимо, это была вежливая формула, которой он давал понять, чтоб его не беспокоили. – Большое вам спасибо, доктор Ламберти.

Лишь перед тем как раствориться в темноте сада, он позволил себе на миг взглянуть в лицо юному гиганту, и в этом взгляде было всего на выбор, как в супермаркете, – и сочувствие, и ненависть, и насмешка, и презрение, и болезненная отцовская привязанность.

Сперва послышался скрип шагов по гравию, на миг все стихло, затем приглушенно заурчал мотор, прошелестели покрышки – и все.

Они немного постояли молча, не глядя друг на друга. За все это время Давид Аузери раза два пошатнулся, но даже с каким-то изяществом: и не скажешь, что пьян, по лицу, во всяком случае, ничего не заметно. Какое у него выражение лица? Он подумал и решил, что выражение все-таки есть, – как у студента на экзамене, когда он не может ответить на заданный вопрос: тревога, робость, тщетно скрываемые за внешней развязностью.

Черты лица нежные, точно у пажа, но и мужественные; алкоголизм еще не тронул этой юности. Темно-золотистые волосы аккуратно расчесаны на косой пробор; на щеках едва наметилась щетина; рукава белоснежной рубашки закатаны по локоть и обнажают непомерно длинные ручищи, покрытые светлым пушком; черные полотняные брюки, ботинки, тоже матово-черные, – словом, типичный миланец с налетом английского аристократизма, словно бы город святого Амвросия является если не фактически, то по меньшей мере духовно, частью Британского содружества.

– Присядем, – сказал он Давиду.

Тот, пошатнувшись напоследок, вновь погрузился в кресло.

Голос Дуки звучал сурово, поскольку, несмотря на три года тюрьмы, у него еще осталось сердце – не сердечная мышца, а то самое сердце, каким его рисуют на открытках, по сию пору очень популярных и быстро раскупающихся. За суровым тоном человек часто прячет сочувствие, мягкосердечие. Душевная боль временами может произвести впечатление даже на врача, а этого мальчика терзает именно такая боль.

– На вилле есть еще кто-нибудь?

Первый вопрос экзаменатора был нетрудным, но даже обычный разговор с незнакомцем, видимо, нелегкое испытание для парня.

– На этой вилле, если ее можно так называть, хотя лучше было сказать «в этом доме», есть горничная и ее муж, садовник, а еще слуга и кухарка, она готовит обед, правда, папа говорит, что до настоящей кухарки ей далеко, но по нынешним временам приходится довольствоваться и этим...

Натянутая улыбка свидетельствовала о том, что роль блестящего собеседника – явно не его амплуа.

– А еще кто? – резко перебил Дука.

Глаза юного великана подернулись пеленой страха.

– Никого, – выпалил он.

Да, трудный случай, тут нельзя сфальшивить, хоть парень и пьян, но голова у него более чем светлая.

– Вам не надо меня бояться, иначе у нас ничего не выйдет.

– Я не боюсь, – ответил Давид и сглотнул комок в горле.

– Боитесь, и это вполне естественно: вы первый раз в жизни видите человека, а вас вынудили повиноваться ему во всем. Это неприятно, это нервирует, но такова воля вашего отца. Ну вот, я уже нелестно отзываюсь о вашем отце – хорошее начало, не правда ли?