Неизвестен Автор - Севастополь (сборник)

• Название: Севастополь (сборник)
• Автор: неизвестен Автор
• Издательство: Воениздат
• Жанр: История
• Год: 1954

Сборник литературно-художественных произведений о героической обороне и освобождении города русской славы.

Под общ. ред. ген.-майора П. И. Мусьякова.

Сост. сборника Г. Н. Гайдовский

---

8 апреля началось генеральное наступление Советской Армии на Крымском фронте. В течение одного дня, прорвав сильную оборону врага на Перекопе и Сиваше, наши воины стремительно очищали родной край от фашистских захватчиков.

Перемены в судьбе арестованных произошли совершенно неожиданно. 13 апреля никого из них не вызвали на допрос, а Ревякина перевели из одиночки в общую полутемную камеру с оконцем во двор. Там уже сидели Иван Пиванов, Георгий Гузов, Александр Мякота, Михаил Балашов и Николай Терещенко, тоже переведенные туда из одиночек.

В конце дня в подвал привели Василия Горлова, о печальной участи которого ничего не знали арестованные. Лицо у него было темно-фиолетовое, распухшее от побоев. Руки крепко связаны электрическим проводом. Через продранную тельняшку, которую он никому из карателей не дал стащить с себя, виднелись синяки и ссадины на плечах и груди. Он так изменился, что узнать его было почти невозможно.

Тюремщики с такой силой втолкнули его в камеру, что он ударился головой о стенку, упал на цементный пол, закрыл глаза и заскрежетал зубами от боли.

Все бросились к нему, развязали посиневшие руки, подложили ему под голову ватник.

— Как же ты попал сюда? — удивлялся Ревякин. — Мы считали, что ты у партизан.

— Неудача, Саша. И повидаться с ними не пришлось, — вздохнул Горлов. — В лесу, по дороге к партизанам, наткнулись на карателей. Отходили с боем. Меня ранили в ногу. Бежать не смог, схватили. Привезли в Бахчисарай, в румынскую жандармерию. Хотели, чтобы я им о партизанах рассказал. Пытать начали. Ну, я, конечно, не стерпел, стукнул одну сволочь. Тут и пошло. Свалили на пол, руки проводом скрутили, били прямо до бесчувствия… Мучили каждый день, но не в этом теперь дело. Вас тоже, вижу, разделали порядком. Главное-то, братишки, немцы из Крыма удирают.

— Как удирают? — в один голос воскликнули арестованные.

— А вы что, ничего не знаете? — оживился Горлов. — Удирают, да еще как! Наши уже заняли Симферополь, к Бахчисараю подходят. Вся фашистская армия к Севастополю бежит. По дороге сюда на этих вояк нагляделся. Из Бахчисарая все удрали. Арестованных часть постреляли, а других, видимо, не успели, с собой сюда захватили.

Новости, принесенные Горловым, произвели на подпольщиков такое огромное впечатление, что они забыли, где находятся. Восторженный Георгий Гузов подбежал к двери и громко закричал в волчок:

— Товарищи! Наши в Крыму! Красная Армия заняла Симферополь, Бахчисарай, подходит к Севастополю!

— Правда, Саша? — раздался звонкий голос Нелли.

— Правда, дорогие девочки, правда. Поздравляю вас и крепко обнимаю! — радостно ответил Ревякин.

В ответ Люба Мисюта громко запела:

Ведь от тайги до британских морей
Красная Армия всех сильней.

Из всех камер арестованные дружно поддержали:

Так пусть же Красная
Сжимает властно
Свой штык мозолистой рукой.
И все должны мы неудержимо
Идти в последний смертный бой.

Часовой из татарского карательного отряда подошел к окну камеры, где сидели подпольщики, и не то с сочувствием, не то с издевкой закричал:

— Пой, пой! Все равно сегодня ночь все на луна будешь! — И тут же, растерявшись перед мыслями о неизбежной расплате, предатель добавил заискивающе: — Моя тебе очень жалко, пой!

— Вот почему нас посадили вместе и не вызывают на допрос, — проговорил Терещенко. — Сегодня ночью всех на луну.

— Конечно, они теперь постараются с нами расправиться как можно скорее, — проговорил Горлов.

Водворилось тяжелое молчание.

Из тридцати трех патриотов, вывезенных на расстрел, в числе которых были Ревякин, Терещенко, Пиванов, Мякота, Гузов, Горлов, Женя Захарова, Люба Мисюта, Нелли и другие подпольщики, спаслись лишь Балашов и еще двое (не члены подпольной организации). Все остальные были зверски убиты гестаповцами.

* * *

Прошли годы с тех пор, как победно закончилась историческая битва за Севастополь. На месте былых сражений развернулась великая стройка. Из руин поднимается новый, еще величественнее и краше город русской славы, и в этом величавом труде строителей воодушевляют бессмертные примеры героев, отдавших свои жизни в борьбе за свободу и счастье советских людей.

А. Сурков

Малахова кургана вал.
Знакомый путь до Балаклавы…
Ты дважды пал и дважды встал
Бессмертным памятником славы.

На ост отхлынули бои.
В пустынных бухтах космы тины.
Чернеют копотью твои
Непобежденные руины.

И кажется — куда ни глянь —
Одна огромная могила.
И кажется — чужая длань
Тебя навеки раздавила.

Пусть сбудется, что суждено.
Судьба героев неизменна.
Непобежденному дано
Стряхнуть могильный холод тлена.

Ты пал, оружья не сложив.
Сражался, не ломая строя.
И в каждом русском сердце жив
Твой образ — города-героя.

О боевой твоей судьбе
В просторах русских песня льется.
В кубанских плавнях по тебе
Тоскует сердце краснофлотца.

Свершая тяжкий ратный труд
На кораблях, в степях Донбасса,
Твои орлята, в битвах, ждут
Вождем назначенного часа.

И он настанет — этот час
Расплаты грозной и кровавой.
И ты воскреснешь третий раз,
Увенчанный бессмертной славой.

* * *

"Вахт ам Райн" внизу гнусит гармошка.
Темень. Тень немецкого штыка.
В полночь старый черноморец Кошка
Будит краснофлотца Шевчука.

И идут они от Инкермана
Сквозь потемки мертвой тишины
До высот Малахова кургана,
Мимо Корабельной стороны.

Часовым глаза слепят туманы.
Что там промелькнуло впереди?
То ли тени, то ли партизаны —
В темноте попробуй разгляди.

Шорох. Всплеск. И тело неживое
Приняла свинцовая вода.
Вдоль причала в ночь уходят двое,
Не оставив на камнях следа.

На скалу карабкаются ловко,
Раздирают заросль камыша.
Гулкая старинная кремневка
Вторит автомату ППШа…

Смерть сердца морозом оковала.
В темном склепе не видать ни зги.
Слушают четыре адмирала
Легкие матросские шаги.

И сказал Нахимов Пал Степаныч,
Славный севастопольский орел:
Это Кошка, адмиралы, на ночь,
На охоту правнука повел.

Ужас на пришельцев навевая,
Воздухом бессмертия дыша,
Ходит по развалинам живая,
Гневная матросская душа.

Чует сердце — скоро дрогнут скалы
От стального крика батарей.
Мы еще услышим, адмиралы,
В бухтах грохот русских якорей…

Звездный мир над бухтами огромен,
Штык качнулся и упал во тьму.
Лазарев, Корнилов и Истомин
Отвечают другу: — Быть тому!

Аркадий Первенцев Третий удар (отрывок из киносценария)

Ночь. Аппаратная Василевского. Маршал читает ленту, диктует телеграфистке.

Василевский. Передавайте Сегодня, восьмого апреля, в восемь ноль-ноль приступаем к выполнению вашего приказа об освобождении Крыма.

Сталин смотрит на стенные, затем на карманные часы. В руке Сталина часы. На них ровно пять. Часы тикают.

Высоко плывут облака в предрассветном небе. Встает солнце над Турецким валом. Дремлют немцы на постах. Светлеет небо над Сивашом. На командном пункте 51-й армии ждут. Взад и вперед ходит генерал Крейзер. Крейзер смотрит на часы. Недвижимы тяжелые облака.

На наблюдательном пункте 2-й гвардейской армии генерал Захаров нетерпеливо смотрит на часы.

Выше солнце над Турецким валом. Ходит немец-часовой.

Из-за горизонта, освещенного восходящим солнцем, беззвучно выезжают и идут на аппарат гвардейские минометы.

Генерал Захаров смотрит на часы.

Снимается маскировка с орудий.

Смотрят на часы Василевский и Толбухин.

Медленно поднимаются дула орудий.

На часах в кабинете Сталина ровно восемь.

Офицер дает сигнал. Первый выстрел орудия и сильные артиллерийские залпы.

Озаряемые залпами, спокойно наблюдают Василевский и Толбухин.

Утро в Кремле. За длинным столом собрались работники Наркомата земледелия.

Сталин. Так вот… Какие меры приняты Наркоматом земледелия по подготовке весеннего сева в Крыму?