Владимир Брюханов - Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.

• Название: Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.
• Автор: Владимир Брюханов
• Издательство: КМК
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-87317-386-0

В книге В.А.Брюханова — специалиста по истории российских и мировых заговоров (его книги «Заговор графа Милорадовича» и «Заговор против мира: кто развязал Первую мировую войну» пользуются заслуженным успехом) предлагается совершенно новая версия убийства Александра II. Автор убедительно показывает, насколько плотно народовольцы были включены в большие игры на самом верху русской властной пирамиды, причем далеко не всегда в роли субъектов, нередко — в качестве «пешек в чужой игре».

Книга будет интересна историкам, политологам, всем, кто неравнодушен к тайнам истории. «Трагедия России…» открывает программу-направление «Конспирология» в серии «Мир. Хаос. Порядок».

---

Молчаливым соглашением, соблюдаемым до настоящего времени, было принято, что Тихомиров не был никаким революционером и преступником, а был, как сформулировала Вера Фигнер (член «Исполкома», отсидевшая в крепости с 1883 по 1905 год), «наш признанный идейный представитель, теоретик и лучший писатель».[850]

Так же, примерно, продолжают трактовать революционный период деятельности Тихомирова и в наше время, приписывая этому террористу фактическую роль Н.К. Михайловского, бывшего действительно в определенной степени идеологом «Исполкома», соредактором (вместе с Тихомировым и поначалу с Морозовым) «Народной Воли» и представителем интересов «Исполкома» в прочей легальной и нелегальной прессе.

Образ Тихомирова — углубленного философа, аскетичного мыслителя, разочаровавшегося в революции, достигшего истинных глубин (или вершин) православной веры, стал новомодной современной легендой. Предисловие к современному изданию его воспоминаний носит характерное претенциозное название: «От Бога все его труды».[851] Позвольте поинтересоваться: цареубийство — тоже? В каких вообще шарашкиных школах преподается право рассуждать от имени Бога?

Фигнер писала: Лев Тихомиров «входил в тайную группировку внутри «Земли и Воли» и, как ее член, участвовал в Липецком съезде /…/. Когда же о[бществ]во разделилось на «Черный Передел» и «Народную Волю» Тихомиров стал членом «Исполнительного Комитета», дал окончательную редакцию программе новой партии и сделался главным редактором партийного органа. В осуществлении актов борьбы с самодержавием Тихомиров участия не принимал: у него не было темперамента для этого, и он не принадлежал к тем, которые по нравственным мотивам личным участием хотели «слово» воплотить в «дело». Но, как член «Исполнительного Комитета», при обсуждении этого рода дел, Тихомиров никогда не поднимал своего голоса против, а, как член «Распорядительной Комиссии» (эта комиссия из трех, с одной стороны, ведала дела особо секретные, а с другой — в ее ведении были текущие дела в промежутках между собраниями «Исполнительного Комитета»), наравне с другими, добросовестно исполнял все обязанности, и если позднее был освобожден от них, то это было с общего согласия — в интересах литературной работы»[852] — оставим на совести мемуаристки этот последний этап.

Фроленко отмечал: «Тихомирова /…/ считали мало практичным, неловким в обыденной жизни. Его боязнь шпионов не раз давала пищу шуткам. Но это не имело никакого значения. На практические дела никто его и не думал посылать, для этого были другие люди; что он опасался шпионов, было даже хорошо. Он лучше, дольше сам сохранялся и не водил за собой так называемых хвостов (шпионов). /…/ Его роль и значение /…/ вытекали из того, что это был человек, умеющий хорошо логически излагать и доказывать свои мысли, умеющий склонять и других на свою сторону. Его легко можно было бы назвать головой организации /…/. К этому необходимо только добавить, что /…/ Тихомирова всегда надо рисовать рядом с Александром Михайловым. В первое время они составляли настолько одно целое, что для не знающего их хорошо человека трудно было даже разобраться, где начинался один и кончался другой, — так дружно и согласно они проводили свои предложения, свои начинания, так хорошо спевались заранее. Обыкновенно Александр Михайлов, как хорошо знающий положение вещей и обладающий недюжинным практическим умом, являлся с тем или другим предложением. Тихомиров, заранее обсудив это дело с Ал. Михайловым, выступал тогда на собраниях, при обсуждениях, теоретическим истолкователем этих предложений и своей логикой способствовал почти всегда тому, что предложение проходило. /…/ не участвуя в практических делах, Тихомиров тем не менее имел большое значение при обсуждениях этих дел, и тут он не был вял, напротив, всегда принимал горячее участие. Его выслушивали, с ним спорили, но чаще соглашались».[853]

Сам Тихомиров, расценивая собственную роль среди соратников, писал: «Крупнейшими людьми Комитета были:

Александр Михайлов, 2) я, 3) Желябов, 4) Зунделевич, 5) Оловенникова и 6) Перовская.

К сожалению, Оловенникова, — которая даже гораздо крупнее Перовской, была почти все время в Москве, и не могла пристально наблюдать комитетские отношения».[854]

Из названных лиц первый был арестован в ноябре 1880 года, третий — в феврале 1881, четвертый — в октябре 1880, шестая — в марте 1881. Уцелевшие Тихомиров и М.Н. Оловенникова-Ошанина остались во главе руководства, перенесшего деятельность в конце весны 1881 года в Москву, а годом позже — за границу. Кто составлял Распорядительную Комиссию с конца 1880 года и существовала ли она вообще — остается загадкой.

Тихомиров — очень внимательный, тонкий и ядовитый мемуарист. Очень по-разному пишет он о разных людях, и тон его нередко передает значительно больше, чем сообщаемые им сведения и мнения.

Об Александра Михайлове все у него в самых восторженных тонах. Почти то же о Зунделевиче. В обоих случаях можно предполагать, что Тихомирова, помимо прочего, восхищали и деловые ухватки обоих, недостаток которых он осознавал у себя.

Почти так же восхищенно пишет он о Марии Ошаниной — своей ближайшей соратнице в 1880-е годы. Чрезвычайно корректно и уважительно — о Желябове. Почти так же, но очень мало — о Фроленко, упирая на то, что знал его недостаточно. Довольно зло — о Перовской, что свидетельствует об уязвленном самолюбии отвергнутого влюбленного — и не более того.

Странным образом почти ничего не пишет о собственной жене, но и это можно понять: она ни в коем случае не относилась к разряду мыслителей, а тоже была человеком дела, а писать о ее делах, совершенных до их совместной «измены революции», было крайне неудобно после того.

Большинству же персонажей в его мемуарах достаются ядовитые характеристики, в некоторых случаях граничащие с издевательством. Достаточно уместно это выглядит по отношению к таким не слишком серьезным и симпатичным фигурам, как Лавров, Плеханов и Кравчинский, и очень некорректно — по отношению к Лопатину, Нечаеву и Сентянину. Похоже, что здесь он сгущает краски, пытаясь оправдать перед самим собой свои собственные грехи перед этими людьми.

Лопатина Тихомиров послал из-за границы в 1883 году в Россию на почти верный провал и обрек в итоге на 21 год тяжелейшего сидения в Шлиссельбурге. Нечаеву Тихомиров не помог бежать (об этом подробнее ниже) — и тот погиб. С Сентяниным, тоже погибшим в крепости, дело еще сложнее: никакой фактической вины по отношению к нему у Тихомирова вроде бы нет и быть не может — так в чем же дело?

Похоже, что к лету 1879 года Сентянин, сидевший в Трубецком бастионе, сумел определиться в причинах собственного провала и сигнализировал на волю о подозрениях в адрес Фроленко. Разбираться с этим пришлось Тихомирову, поскольку Михайлов продолжал скакать по всей России. Именно об августе 1879 сообщает Г.Ф. Чернявская-Бохановская: «В моей комнате происходили частые свидания Л. Тихомирова с Клеточниковым, приносившим из III Отделения ценные для революционеров сведения».[855]

Очевидно, подозрения Сентянина Тихомиров подверг остракизму в узком кругу ближайших доверенных лиц, а потом и в своих мемуарах старался подчеркивать комичность и несерьезность данного персонажа. С Фроленко же было решено ограничится полумерами: его исключили из руководящей тройки, но продолжали числить в следующем ряду наиболее доверенных лиц. Для этого в начале сентября 1879 была разыграна (в первый и в последний раз) комедия «тайного голосования» для выборов «нового» состава Распорядительной комиссии. Впредь ничего о подобных процедурах не сообщалось, а просто происходили формальные довыборы новых членов взамен выбывших.

О том, насколько «тайно» происходили выборы в этот раз, рассказывает Бух: «Я присутствовал на трех собраниях членов Исполнительного Комитета. На первом из них обсуждались текущие дела, на втором — программа Народной Воли /…/ и, наконец, третье было созвано для избрания распорядительной комиссии. В своей избирательной записке я поместил: Михайлова, Тихомирова и Морозова. Ко мне подошел Тихомиров и сказал: «Зачем вы пишете Морозова, с ним нам будет трудно работать, он внесет разлад». — «Но будет служить вам хорошим дополнением», ответил я. Особенно старательно к делу избрания отнесся Грачевский, только что бежавший из ссылки и избранный в члены И[сполнительного] К[омитета]. /…/ В записке его оказалось: Тихомиров, Михайлов и… я. Это вызвало смех. Грачевский оправдывался: «Я руководился теми отзывами, которые слышал здесь же. Я не знал, что Бух работает в типографии».»[856]

В результате в Распорядительной комиссии оказались Михайлов, Тихомиров и Квятковский, но не Фроленко.