Владимир Брюханов - Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.

• Название: Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.
• Автор: Владимир Брюханов
• Издательство: КМК
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-87317-386-0

В книге В.А.Брюханова — специалиста по истории российских и мировых заговоров (его книги «Заговор графа Милорадовича» и «Заговор против мира: кто развязал Первую мировую войну» пользуются заслуженным успехом) предлагается совершенно новая версия убийства Александра II. Автор убедительно показывает, насколько плотно народовольцы были включены в большие игры на самом верху русской властной пирамиды, причем далеко не всегда в роли субъектов, нередко — в качестве «пешек в чужой игре».

Книга будет интересна историкам, политологам, всем, кто неравнодушен к тайнам истории. «Трагедия России…» открывает программу-направление «Конспирология» в серии «Мир. Хаос. Порядок».

---

Найти людей, способных на такое, среди карьеристов-жандармов нам не удалось. Известно, что некоторые современные исследователи продолжают подобные попытки поисков — дай Бог им удачи, только сочинять не нужно, вычисляя преступника по телефонной книге!

Представить же себе какого-нибудь иного генерал-адъютанта, беседующего где-нибудь в трактире с Желябовым или Михайловым — такое тоже не укладывается в нашем воображении! Но в принципе возможно и это: затеял же министр двора граф И.И. Воронцов-Дашков переговоры с Тихомировым осенью 1882 года. Интересен, прежде всего, тогдашний механизм обеспечения посредничества: для этого были выбраны литераторы: Н.К. Михайловский и Н.Я. Николадзе; последний — свой человек среди самых крайних радикалов 1860-х годов, а теперь лицо, обладающее самыми высокими связями в деловом мире и среди кавказской аристократии. Тихомиров же тоже принадлежал к кругу литераторов, печатавшихся не только в нелегальной прессе.

Но Каткова-то и вовсе отделяло только одно промежуточное звено (не будем фантазировать, кто это конкретно мог быть) от самого сердца террористического заговора. Катков сам был одним из радикалов пятидесятых и начала шестидесятых годов.

Теперь, разумеется, ничто не связывало его ни с кем из тогдашних единомышленников или почти единомышленников. В молодости и юности между ними могли существовать, однако, и какие-то особые отношения. С тех пор можно было стать и врагами, но сохранить уверенность, что друг Миша или друг Коля не предадут в действительно страшной и опасной ситуации, если попросить их о помощи, — мы тут, конечно, апеллируем к мнению не любого читателя, а читателя соответствующего возраста, имеющего полузабытых, но когда-то верных друзей.

Весной 1880 года существовали еще такие, например, литераторы, как Г.Е. Благосветлов, Г.З. Елисеев и Н.В. Шелгунов, некогда заведомо знакомые с достаточно молодым Катковым, а теперь поддерживающие связи с Михайловским, Тихомировым, Верой Фигнер и другими интеллигентными сливками среди заговорщиков. Были, вероятно, и деятели меньшего калибра, способные оказать Каткову посредническую помощь.

Вот ко всем ним и обратился публично и открыто сам Катков.

На 26 мая 1880 года (очередная годовщина рождения Пушкина, хотя и не круглая) было намечено торжественное открытие ему памятника в Москве, ставшего одной из достопримечательностей старой и нынешней столицы. Траурные дни по поводу кончины императрицы заставили отложить эти торжества.

Делом заправляла так называемая «прогрессивная» публика, и организаторы решали непростой вопрос: приглашать ли реакционера Каткова? Все-таки неудобно показалось не пригласить.

Пушкинский праздник начался 5 июня, а на торжественном банкете 6 июня Катков, произнося тост, обратился к присутствующим «демократам» с неожиданной примирительной речью, завершая которую протянул чокнуться бокал с шампанским к одному из своих старинных недругов — И.С. Тургеневу. Последний отшатнулся и чокаться не стал, но происшествие произвело огромное впечатление не только на присутствующих, но и на всю Россию.

Разумеется, Катков обращался не прямо к Тургеневу, который только под руку подвернулся, — не на ум Тургенева и подобных ему был рассчитан этот демарш. Но кто-то из тех, на кого он был ориентирован, должен был услышать этот неожиданный призыв и озаботиться выяснением его серьезности. Тут, по-видимому, должен был произойти диалог вроде нижеследующего:

— Извини, друг Миша (мы, надеюсь, по-прежнему на ты?), что-то ты такое на банкете несуразное сказанул. Ты это всерьез или как?

— Да, друг Коля (или Гриша), это я вполне всерьез. Не поможешь ли мне по старой дружбе?

Вслед за тем состоялась знаменательная командировка Александра Михайлова по югу России.

Анна Корба сообщает: «В июне А.Д. [Михайлов] по поручению Исполнительного Комитета уехал в южные губернии и вернулся только в августе. Он привез с собой деньги, пожертвованные сочувствующими лицами и необходимые для постановки большой типографии, а также для нового покушения на жизнь Александра II. Он привез также данные двух настоящих паспортов для типографии и для будущей лавки Кобозевых.

Его приезда ожидали с нетерпением для решения вопроса об этой лавке. Помещение для нее отыскал Баранников незадолго до возвращения А.Д., и она была одобрена видевшими ее членами Комитета; но хотелось узнать мнение /…/ А.Д. Он остался доволен всеми условиями, связанными с лавкою на Малой Садовой ул[ице], и она была нанята. Тогда начались хлопоты по изготовлению двух паспортов, о которых говорилось выше. Ими занялись А.Д. [Михайлов] и С. Златопольский, который достиг совершенства в паспортных делах».[934]

Она же: «ко мне пришел Баранников в июле 1880 г. с известием, что нашел весьма подходящий подвал на М. Садовой ул. для будущего подкопа. И здесь же позднее, после возвращения А. Михайлова из поездки на юг, состоялось заседание, где окончательно был выработан план подкопа на Малой Садовой улице. Здесь, однажды, тоже в августе 1880 г., Тихомиров просил Комитет дать ему полную отставку, ссылаясь на расстроенное здоровье. Ему, в пылу негодования, отвечал А. Михайлов, напоминая Тихомирову параграф устава Исполнительного комитета, в котором запрещается выход из членов его. Успокоительно и миролюбиво отвечал Желябов, предлагая дать Тихомирову отпуск для поправления здоровья, на что Комитет дал свое согласие».[935]

С осени 1879 года по осень 1880 в курсе всех тайных дел «Исполнительного Комитета» было только трое членов его Распорядительной комиссии — Александр Михайлов, Тихомиров и Желябов. Учитывая, однако, доверительные отношения, сложившиеся у них с их товарищами и возлюбленными — соответственно с Анной Корбой, Екатериной Сергеевой и Софьей Перовской, к посвященным лицам следует отнести и этих трех женщин.

Желябов и Перовская были казнены в апреле 1881, Михайлов был арестован в ноябре 1880 и погиб, оставаясь до конца дней в одиночном заключении, супруги Тихомировы пережили революцию, но Лев умер в 1923 году, а Екатерина, не оставившая ни единой известной строчки воспоминаний, — неизвестно когда. Притом Тихомиров, учитывая его сложную биографию, имел основательные мотивы не публиковать прошлых секретов.

Таким образом, Анна Корба оставалась к середине двадцатых годов, когда писались процитированные строки, единственным лицом, способным пролить свет на таинственные события, последовавшие с лета 1880 года. Она оказалась в сложном положении — против нее была вся установившаяся легенда о деятельности «Народной Воли», и не было ни одного человека, который мог бы подтвердить ее сведения, противоречащие этой легенде. Поэтому неудивительно, что Анна Корба избрала стратегию Чука и Гека: если ее мотивированно спрашивали, то она отвечала правдиво, если не спрашивали — хранила молчание. Так, например, по просьбе П.Е. Щеголева она изложила истинный план побега Нечаева, развеяв легенду, сочиненную по этому поводу Тихомировым (об этом — ниже). Не желая и не имея возможность рассказать правду об убийстве Александра II, она, тем не менее, прибегла к изложенным иносказаниям, которые не сложно подвергнуть дешифровке.

Первое: Михайлов привез деньги (вероятно — не все сразу) для решения всех проблем «Исполкома». Учитывая характер этих проблем и сроки их разрешения, речь шла о последующем приблизительно полугодии и о сумме порядка 30 тысяч рублей.

Второе: соглашение, которое было заключено для получения денег, включало в качестве задачи цареубийство — это следует изо всех последующих действий заговорщиков, завершившихся 1 марта 1881 года.

Третье: сам характер соглашения был настолько экстраординарен, что Тихомиров впал в шок и отказался от участия в продолжении игры. Его образумили, а из последующего известно, что из шокового состояния он вышел к концу назначенного отпуска и вернулся к исполнению обязанностей (включая — подготовку цареубийства) не позднее начала ноября 1880. Отпуск, таким образом, продолжался примерно два или два с половиной месяца — вполне разумный срок для подлечивания нервов.

Четвертое: лицо, финансировавшее предприятие, потребовало гарантий как выполнения поставленных задач, так и возможности вмешаться в деятельность террористов — включая возможную отмену цареубийства. Отсюда — даже не паспорта, а данные для паспортов, которые и были изготовлены. Исходя из общих соображений, высказанных, например, Судейкиным Попову, таких паспортов у революционеров было множество, так что значительной самостоятельной ценности эти данные иметь не могли.

Почему же об этом многозначительно упоминает Корба? Очень просто: именно под именами, привезенными Михайловым, и были прописаны хозяева и лавки на Малой Садовой, предназначенной для цареубийства, и хозяева квартиры, где разместилась нелегальная типография «Народной Воли». Эти же данные после прописки попадали в паспортный стол; поэтому лицо, с которым народовольцы заключили соглашение, всегда имело возможность, во-первых, проверить, как движется выполнение соглашений и, во-вторых, при необходимости сдать и лавку, и типографию полиции — этим гарантировалась зависимость террористов от спонсора. В свою очередь и безопасность этих помещений от арестов являлась доказательством сохранения лояльности спонсором. Почему и полиция оказалась подключена к выполнению данных обязательств — об этом ниже.