Владимир Брюханов - Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.

• Название: Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.
• Автор: Владимир Брюханов
• Издательство: КМК
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-87317-386-0

В книге В.А.Брюханова — специалиста по истории российских и мировых заговоров (его книги «Заговор графа Милорадовича» и «Заговор против мира: кто развязал Первую мировую войну» пользуются заслуженным успехом) предлагается совершенно новая версия убийства Александра II. Автор убедительно показывает, насколько плотно народовольцы были включены в большие игры на самом верху русской властной пирамиды, причем далеко не всегда в роли субъектов, нередко — в качестве «пешек в чужой игре».

Книга будет интересна историкам, политологам, всем, кто неравнодушен к тайнам истории. «Трагедия России…» открывает программу-направление «Конспирология» в серии «Мир. Хаос. Порядок».

---

Поясняем: В.А. Долгоруков (1804–1868) — военный министр в 1852–1856 годах, начальник III отделения и шеф жандармов в 1856–1866. Автор дневниковой записи П.А. Валуев (1814–1890) — один из высших чиновников накануне 1861 года, министр внутренних дел (после отставки Н.А. Милютина и его ближайших сподвижников) в 1861–1868 годах, министр государственных имуществ в 1872–1879, председатель Комитета министров в 1879–1881.

Обратим внимание на следующие подробности: во-первых, и Валуев, и Долгоруков, несмотря на свое весьма высокое положение накануне 1861 года, оказались не посвящены заранее в общий замысел реформы — настолько кулуарно обсуждался этот вопрос в ближайшем окружении царя. Но именно только так, таинственно и изощренно извилисто, и могла осуществляться подготовка реформы в 1856–1861 годах, потому что помимо ясной идеи, коротко, в двух словах, изложенной Милютиным и основанной, несомненно, на абсолютно правильном представлении об экономической бесполезности помещиков, приходилось учитывать и политические обстоятельства, не отличавшиеся простотой и ясностью.

Во-вторых, оба (Валуев и Долгоруков) с пониманием дела обменялись репликами относительно желательности введения депутатского представительства, сторонниками которого они действительно состояли — в отличие от большинства других министров. Мотивом подобных желаний и было стремление к тому, чтобы впредь столь серьезные преобразования не вводились так негласно и бесконтрольно — это было общим тогдашним настроением дворянских верхов.

В апреле 1862 года один из единомышленников Н.А. Милютина, тоже идеолог осуществленной реформы, К.Д. Кавелин, писал об этом в письме к Герцену: «Эта игра в конституцию меня пугает так, что я ни о чем другом и думать не могу. Разбесят дворяне мужиков до последней крайности».[292]

Через месяц он формулировал еще более четко: «российское дворянство драло горло о конституции, разумея под нею отмену положения 19-го февраля».[293]

В марте 1856 года, т. е. вскоре по заключении мира, император отправился в Москву. Здешний генерал-губернатор, известный крепостник граф А.А. Закревский, ходатайствовал перед императором о желании местного дворянства представиться государю по поводу распространившегося среди него слуха, что правительство замышляет отмену крепостного права.

Император принял московского губернского предводителя дворянства князя А.А. Щербатова с уездными представителями и вот что приблизительно сказал им: «Между вами распространился слух, что я хочу отменить крепостное право; я не имею намерения сделать это теперь, но вы сами понимаете, что существующий порядок владения душами не может остаться неизменным. Скажите это своим дворянам, чтобы они подумали, как это сделать».[294] Эти слова, как громом, поразили слушателей, а потом и все дворянство — ведь дворяне очень надеялись укрепить свои права и с такою надеждой готовились встретить коронацию, назначенную на август того года.

Новый министр внутренних дел, С.С. Ланской, назначенный в августе 1855 вместо ненавидимого помещиками Д.Г. Бибикова (это было классической перестановкой для Александра II, о каких уже упоминалось: он и впредь менял прогрессивных государственных деятелей на реакционных и наоборот — в зависимости от ситуации, пытаясь, не всегда, впрочем, успешно, отвести общественный гнев от собственной персоны), обратился к императору за справкой, что значат его московские слова. Император отвечал, что он не желает, чтобы эти слова остались без последствий. Тогда в министерстве внутренних дел начались подготовительные работы, цель которых еще пока не была выяснена.

В то же время наиболее цивилизованная публика бралась не за шпаги и старинные ружья, а за вполне современную письменную агитацию, которая вдруг, в отличие от Николаевских времен, стала возникать неведомо откуда: «В настоящее время войдите в кабинет всякого сколько-нибудь образованного человека, и вы непременно найдете у него запрещенные книги и бумаги»,[295] — писал тогда К.Д. Кавелин.

В 1856 году Россия пережила эпоху невероятной перемены настроений и ломки извечных привычек.

«С 1856 года совершилось полное изменение во взглядах и направлении правительственной системы: число студентов быстро возросло; в Петербургском университете оно уже достигло 1500 человек. Новый попечитель университета князь Григорий Алексеевич Щербатов — человек просвещенный, развитой, с современными воззрениями, круто повернул дело на новый путь: студентам предоставлена была большая самостоятельность в занятиях; отменен строгий надзор за посещением ими лекций, сокращены экзамены; с другой стороны, старался он поднять нравственный и научный уровень студентов, допустив между ними корпоративную организацию, для чего разрешено было завести студенческую библиотеку, читальни, кассу для воспособления бедным товарищам. Заведование этими общественными учреждениями вверялось выбранным студентам, а потому допущены были сходки студентов, как для выборов, так и для обсуждения вопросов, касавшихся кассы или учебных нужд студентов. /…/ Все это /…/ вводилось как бы домашним образом, без формальной отмены Устава 1835 года, и, к сожалению, не получило прочной и законченной организации, а потому и существовало недолго»[296] — вспоминал Дмитрий Милютин — будущий военный министр, брат Николая Милютина.

Л.Н. Толстой в рукописи незавершенного романа «Декабристы» писал об этом времени так: «Как тот француз, который говорил, что тот не жил вовсе, кто не жил в Великую Французскую революцию, так и я смею сказать, что, кто не жил в пятьдесят шестом году в России, тот не знает, что такое жизнь…».[297]

Мы, люди 1991 года, можем сказать нечто подобное и о себе!..

На коронацию в августе 1856 года собрались в Москву по обычаю губернские и уездные предводители дворянства. Товарищу министра внутренних дел А.И. Левшину поручено было узнать, как они отнеслись к вопросу «об улучшении участи крепостных крестьян» (тогда еще избегали слова «освобождение»).[298]

Но пока что в крепостнически настроенном обществе первое впечатление, произведенное речью государя весной в Москве, уже улеглось. Говорили, что и покойный император несколько раз подымал крестьянский вопрос, но из этого ничего не вышло; как только дело передадут в секретный комитет,[299] молодой государь увидит сам, какие трудности стоят на пути к его решению.

До сих пор пассивная оппозиция всегда увенчивалась успехом, она и теперь сослужит свою службу. Так думали дворяне. И вот пассивная оппозиция реформам стала лозунгом всех приверженцев старины и сторонников сохранения помещичьей власти.

Летом министр государственных имуществ М.Н. Муравьев («Вешатель»), объезжая казенные имения, «повсюду уверял предводителей дворянства, что дело кончится ничем».[300]

Во время августовских переговоров в Москве предводители дворянства русских губерний постарались занять уклончивое положение: им неизвестно, говорили они, на каких основаниях предполагает правительство приступить к реформе, а сами они не в состоянии придумать ничего подходящего.

Только представители западного дворянства, особенно литовского, высказывали некоторое желание к пересмотру существующего положения вещей: стеснительные условия, устанавливаемые бибиковскими инвентарями, неприятно ограничивали их права. Поэтому виленскому генерал-губернатору В.И. Назимову было поручено так настроить дворян, чтобы они сами обратились к правительству с заявлением о намерении улучшить положение своих крестьян.[301]

На том все и разъехались.

Наивные дворяне искренне полагали, что смогут успешно пересидеть все реформаторские потуги государя. Еще бы: он был вовсе не столь серьезен с виду, как его отец (редкие люди, говорят, могли выдерживать прямой взгляд последнего, а от его рыка пугались лошади!), а вся грозность Николая I ушла по существу в песок: дружное сопротивление многочисленных канцелярий, в которых безраздельно правили дворяне и где безнадежно застревали все реформаторские указы и инструкции, мягкой оппозицией задушило все прогрессивные устремления царя. Недаром Николай вроде бы иронически жаловался, что не ему принадлежит власть на Руси: страной правят тридцать тысяч столоначальников![302]

Но не тут-то было: Александр II сам обладал способностями истинного рыболова, терпение которого только подогревается азартом ожидания добычи — и прекрасно сознавал, какую же рыбину пытается заманить в собственные снасти! Ни его современники, ни историки просто не понимали того, что Царь-Освободитель был подлинным ловцом человеков, а затеянная им игра — значительно более сложное предприятие, нежели перетягивание каната, и вся оппозиция была заранее обречена на поражение!