Владимир Брюханов - Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.

• Название: Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.
• Автор: Владимир Брюханов
• Издательство: КМК
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-87317-386-0

В книге В.А.Брюханова — специалиста по истории российских и мировых заговоров (его книги «Заговор графа Милорадовича» и «Заговор против мира: кто развязал Первую мировую войну» пользуются заслуженным успехом) предлагается совершенно новая версия убийства Александра II. Автор убедительно показывает, насколько плотно народовольцы были включены в большие игры на самом верху русской властной пирамиды, причем далеко не всегда в роли субъектов, нередко — в качестве «пешек в чужой игре».

Книга будет интересна историкам, политологам, всем, кто неравнодушен к тайнам истории. «Трагедия России…» открывает программу-направление «Конспирология» в серии «Мир. Хаос. Порядок».

---

2.3. Бездна, которую избежала Россия

Суть реформы 19 февраля 1861 года состояла из двух элементов: юридической отмены частновладельческого рабства и упорядочения разделения земли, прежде считавшейся помещичьей собственностью, на две части — помещичью и крестьянскую. Мало того, что России пришлось шесть лет ожидать этой реформы от Александра II, но и введение в практическое действие землеустроительных положений было отсрочено еще на два года, как и отмечено выше в цитате из дневника Валуева.

При этом помещичья земля становилась (или оставалась) частной собственностью помещиков, и, кроме того, помещики получали от государства материальную компенсацию формально за отобранную землю, а фактически за отобранных рабов; размеры компенсации в большинстве случаев были небольшие, поскольку одновременно погашались прежние долги помещиков государству, на взыскание которых правительство не решалось уже десятилетиями.

На непосредственное проведение выкупной операции был произведен очередной денежный заем за границей.

Освобожденные крестьяне становились теперь должниками государства с рассрочкой выплаты, рассчитанной на полвека (уже на финише этого срока остатки выкупных платежей были сложены с должников правительством П.А. Столыпина). Первоначально предполагалось, что крестьяне будут отрабатывать эти долги непосредственной работой на помещиков. Тем самым они ставились в положение крестьян, юридически лично свободных, но прикрепленных к земле, как это и предусматривалось законами, установленными еще царем Алексеем Михайловичем — справедливо отметил В.О. Ключевский.[368] Только помещик мог быть инициатором разрыва временнообязательных отношений — так гласили Положения 19 февраля.

Таким образом, потомкам крепостных крестьян середины XVII века понадобилось затем двести лет пребывания в рабстве, чтобы снова быть осчастливленными возвращением к прежнему крепостному состоянию!

Это ли не самая замечательная особенность исторического процесса в России?

На деле это «новое» крепостное право изжило себя в течение следующего двадцатилетия: помещик, вскоре лишенный законной непосредственной возможности поддерживать розгой дисциплину в своем домашнем хозяйстве,[369] утратил самый эффективный инструмент борьбы с крестьянским саботажем — это стало одним из первых сюрпризов, недостаточно осознававшихся до введения реформы в жизнь.

Формально на помещиков возлагалось поддержание полицейских функций, но наказания теперь осуществлялись аппаратом исправника — т. е. уездными полицейскими властями. Эти же принуждены были действовать в рамках законности. Хотя с последними не очень-то практически и считались, но все же это уже не было вовсе отсутствием закона, ограждавшего крестьянина от любых причуд владельца, включая описанные нами выше. К тому же «мировые посредники» — институт, созданный для улаживания конфликтных отношений в переходный период, оказались в значительной степени подобраны из энтузиастов, зараженными верой в прогрессивность преобразований. Хотя подобный энтузиазм постепенно повсеместно испарился, но и его поначалу хватало для обуздания крепостнических привычек.

Теперь уже сами помещики стали главными инициаторами прекращения временнообязательного положения крестьян и всячески стимулировали их перевод на окончательный расчет. В итоге к февралю 1870 года по России в целом две трети бывших крепостных перешли из временнообязанного положения на полный выкуп, а ко дню гибели Александра II временнообязанных оставалось менее 15 % прежних крепостных.

В декабре 1881 года Александр III окончательно ликвидировал положение о временнообязанных, переведя всех оставшихся на обязательный выкуп.[370] Реформа 19 февраля была, таким образом, завершена; это было одним из немногих полезных дел Александра III в сфере аграрного законодательства.

Но и на этом полной личной свободы крестьяне не приобрели: по призыву Н.Г. Чернышевского и его единомышленников над крестьянином установили опеку «общества», к которому он принадлежал. Последнее же осуществляло выплату всех государственных платежей, будучи связано круговой порукой — еще десятилетия сохранялась и подушная подать! Каждый общинник, таким образом, находился в очень жесткой экономической зависимости от односельчан, сообща решавших, как распределять индивидуальные доли общих выплат. Главным же было сохранение общинного пользования землей: только аренда участков у своих же односельчан или у соседнего помещика позволяла наиболее энергичным земледельцам наращивать свою производственную мощь.

«Общество» имело разнообразные и сильнодействующие механизмы давления на личность — включая возможность отказать в выдаче паспорта и воспретить, таким образом, возможность своему члену свободно перемещаться за границами общины — как об этом возмущенно писал даже Бакунин.[371] «Общество» могло приговаривать своих членов и к сибирской ссылке! Лишь в 1906 году Столыпин ликвидировал и эти механизмы дискриминации.

Но не прошло затем и четверти века, как на крестьян уже обрушилось «колхозное право» и советская паспортная система!

В целом же примерно столетие с 1861 года ушло на то, чтобы практически уравнять селян в правах хотя бы с российскими горожанами!

Процесс разделения земель также осуществлялся с явным перекосом в сторону помещичьих интересов.

Например, в шести типичных крепостнических земледельческих губерниях (Казанской, Воронежской, Саратовской, Псковской, Новгородской и Симбирской) до 1861 года в фактическом распоряжении помещиков находилось 56,7 % общей площади земельных угодьев, соответственно у крестьян — 43,3 %; после же стало 65,3 и 34,7 %.[372] Это породило и сохранило на последующие десятилетия проблему «отрезков» — крестьяне очень надолго запаслись мечтой вернуть отторгнутое; «отрезки» нашли свое место и в программах всех российских политических партий уже начала ХХ века.

Качественное различие земель оценить невозможно, но не счесть свидетельств о том, что крестьян отселяли на песочек, на болото и т. п. Сплошь и рядом помещики стремились разделить земли таким образом, чтобы клинья помещичьих владений максимальным образом мешали крестьянам вести нормальное хозяйство.

Всего же из 105 млн. десятин площади дореформенных имений помещики сохранили 78 млн. десятин.[373]

Помещики, таким образом, стали как бы вольными землевладельцами, почти мгновенно лишенными долгов, а крестьяне были сбиты на участки земли, заведомо не обеспечивающие им условия независимого экономического существования, лишены свободы от общины и обременены солидными долгами, совершенно очевидно наложенными за освобождение от рабства.

Могла ли такая реформа устраивать крестьян?

Чисто умозрительно — конечно нет!

Так писалось и в школьных учебниках ХХ века, так же полагали в свое время и самые ярые революционеры, не очень-то и старавшиеся весной 1861 взывать к топору, полагая в глубинах душ, что малограмотные крестьяне и сами схватятся за оружие — ввиду полнейшей очевидности испытанной несправедливости.

Но все эти расчеты ничуть не оправдались.

Конечно, кое-где (и даже в очень немалом числе мест) произошли заметные крестьянские волнения, потребовавшие привлечения и карательных сил полиции, и даже войск: все-таки крестьяне действительно ожидали большего от реформы.

Но, по-видимому, нужно было быть крепостным крестьянином, а не сторонним наблюдателем для того, чтобы адекватно оценить отношение к воле освобождаемых рабов. Ведь даже какой-нибудь глубочайший ненавистник коммунистического строя, свято убежденный в отсутствии у этого строя каких-либо свобод, покидая (на законном или незаконном основании) границы лагеря, понимал, что очутился на свободе — иного чувства и ощущения и быть не могло!

То же происходило и со всеми крепостными в 1861 году! Революция, происшедшая в каждой крепостной душе, вполне удовлетворила чувства и чаяния основной массы прежних рабов.

К тому же несправедливости последующего распределения земель должны были выявиться не сразу, а постепенно: на основные подготовительные работы мудрый царь и его ближайшие помощники ассигновали еще два года времени.

Тем более интересен тот эпизод, который действительно дал почву надеяться оппозиции на ближайшую крестьянскую революцию. В последующих писаниях «прогрессивных» историков проглядывает неудержимое стремление представить этот эпизод как провозвестник тогдашних и грядущих революционных устремлений крестьянства.

Речь идет, конечно, о событиях 12 апреля 1861 года в ставшем знаменитым селе Бездна Спасского уезда Казанской губернии. Но эта выходящая из ряда вон история имеет имеет ряд подробностей, совершенно незаслуженно не ставших всеобщим достоянием.